Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
— А, Леха, это заметки по оперработе. Хорошо, что мне принес, — немного лениво поблагодарил я Зельца. Но вот пальцы, пока я засовывал убойную тетрадку в свой рюкзак, у меня подрагивали. — Где нашел-то? — повторил я свой вопрос.
— В классе, на подоконнике. Александр Сергеевич, похоже, в ней что-то писал, когда… — голос Дымова дрогнул, — немцы напали.
Мысли, появившиеся у меня в голове, были сплошь непечатные, поскольку представить себе последствия нахождения такой бумаги сотрудниками немецкой полиции я мог лишь отчасти, но при этом масштаб этих самых последствий виделся где-то между взрывом вулкана Кракатау и падением астероида, прикончившего динозавров. Логика действий Сергеича иногда меня вырубала напрочь. Особенно когда на следующей странице я обнаружил довольно подробный отчет о том, как немцы ликвидировали партизанское движение на Смоленщине в сорок втором. Не на всей, конечно, а конкретно в районе Дорогобужа. Причем приведены имена как с той, так и с другой стороны. Немцам такая «телега» в самый раз будет, ну узнают про господина Бишлера [109] пораньше и «Команду охотников Востока» сколотят не в июне, а, скажем, в апреле или мае, а вот нашим ее даже переслать нельзя, поскольку
109
Зондерфюрер Вольдемар Бишлер объявился в СССР в феврале 1942 г. под Витебском, в деревне Сосновка, в качестве коменданта абверкоманды 210. В июне 1942 г. его назначили комендантом Дорогобужа в новом звании — «капитан Вермахта».
Сразу после вторичного захвата Дорогобужа (в период с 10 по 15 июля 1942 г.) немцы создали здесь специальное карательное подразделение для борьбы с партизанами, которое получило название «Военная команда охотников Востока». Эту «команду» возглавил Владимир Августович Бишлер. Он родился в 1880 г. в России. До революции был крупным помещиком, в Саратовской и Харьковской губерниях имел три имения. Революцию не принял и в 1918 г. уехал в Германию (его отец был немец) и вплоть до начала войны жил в г. Гера в Тюрингии. После нападения Германии на Советский Союз капитан Бишлер добровольно вызвался участвовать в наведении порядка на оккупированных территориях.
Есть основания предполагать, что Бишлер оказался в Дорогобуже совсем не случайно. По многочисленным свидетельствам жителей Дорогобужского края, матерью Владимира Бишлера была дочь дорогобужского купца Ивана Васильевича Кладухина, владевшего имением в селе Кулево Дорогобужского уезда (ныне территория Сафоновского района). По крайней мере, часть детства и юности Владимира Бишлера была связана с Кулевом и Дорогобужем. В период оккупации Бишлер признавал своих кулевских знакомых и даже хоронил свою родственницу. О том, что он из рода Кладухиных, было широко известно.
В конце июня 1942 г. карательный отряд Бишлера насчитывал примерно 600 человек. Он включал в себя 8 карательных рот, личную охрану Бишлера, роту специального назначения, которую называли «Ягдкоманда», артиллерийский дивизион, роту автоматчиков и отдельное минометное отделение. Кроме того, Бишлеру подчинялось городская полиция (45 человек) и сельская полиция, куда входило 829 старших и рядовых полицейских. К весне 1943 г. «Военная команда Востока» насчитывала в своем составе уже 1500 человек. Она состояла из бывших партизан и военнослужащих рейдирующих частей, перешедших в период ликвидации Дорогобужского партизанского края на сторону немцев ради сохранения своей жизни.
Летом 1942 г. немцы и каратели Бишлера проводили массированные спецоперации по ликвидации Дорогобужского партизанского края. Накануне прорыва немцев в военно-хирургических госпиталях на территории района находилось не менее 2000 раненых и больных. Выходящие из рейда в сторону линии фронта воинские части забрали с собой лишь часть солдат, оставив тяжелораненых. К примеру, солдаты из Кузинского госпиталя были вывезены в лес и там брошены. Этот факт можно связать с сообщением местных жителей, что каратели, придя в Кузино, сожгли в сарае группу военных числом около 40 человек. В октябре 1942 г. каратели из команды Бишлера отправили из Алексинского госпиталя в Дорогобуж 80 (по другому источнику — 189) больных и раненых военнослужащих, где их и расстреляли. Приведенные факты позволяют оценить количество расстрелянных только из госпиталей примерно в 500 человек.
Еще раз поблагодарив Алешу за бдительность, я принялся прикидывать, что делать с внезапно свалившимся «счастьем», и не заметил, как провалился в сон. Последней связной мыслью было обещание самому себе непременно свалить эту головную боль на командира…
Деревня Аболонье Духовщинского района Смоленской области, РСФСР, 27 августа 1941 года. 13:30.
Последние трое суток были для Клауса фон Шойбнера, пожалуй, самыми трудными за все время армейской службы. Ко всем обычным и, можно даже сказать, привычным трудностям и проблемам добавилась всего лишь одна, но любой военный, хоть раз переживший ее, скажет, что она может перевесить все остальные.
«Отступление!» — это слово как будто было огненными буквами написано на небе, и сполохи от пламенеющей призрачной надписи искажали картину окружающего мира до неузнаваемости.
Куда подевался привычный армейский порядок, помноженный на немецкую аккуратность и педантичность? Только за первые двенадцать часов русского наступления их колонна получила семь взаимоисключающих приказов! Вначале, буквально через полчаса после окончания русской артподготовки, незнакомый гауптман попробовал погнать ездовых в окопы, для затыкания разрыва в обороне, но спустя пятнадцать минут уже майор направил их к корпусному артскладу для организации спешного подвоза боеприпасов на передовую. Потом, когда они, с трудом сдерживая беснующихся от близких разрывов лошадей, прибыли к заваленному еще тлеющими углями пустырю, совсем недавно бывшему теми самыми складами, их перехватил летчик с двумя «птичками» обер-лейтенанта на алых петлицах, и приказал помочь передислоцировать батарею «флаков», где после русского артналета остались четыре рабочие пушки, но ни одного тягача. Этот приказ был также отменен, поскольку стоило прицепить упряжь к зениткам, как прибыл вестовой из штаба корпуса с сообщением о запрете передислокации, поскольку орудия зенитной
110
Assistentartz (Ассистентартц) — звание военнослужащего медицинской службы Вермахта, соответствующее пехотному лейтенанту.
Вот уже два дня колонна совершала короткие вылазки в сторону Духовщины, подвозя боеприпасы, сухие пайки и обратными рейсами эвакуируя раненых. Клаус, впрочем, был твердо уверен, что им придется отойти еще дальше на запад. Хотя бы просто потому, что если на вторые сутки наступления русских они разгружались в самой Духовщине, то вчера им пришлось разгружаться в лесу, не доехав до поселка почти километр, а уж дальше пехотинцы таскали ящики с патронами на своем горбу. Фельдфебель на удивленный вопрос Шойбнера ответил, что бои идут уже на западной окраине и рисковать немногими оставшимися лошадьми ни он, ни пехотные офицеры не собираются.
После ночного — так было меньше шансов попасть под обстрел — рейда к линии обороны снабженцам дали передохнуть пару часов. Большинство рядовых, впрочем, считали, что это больше связано с боязнью загнать лошадей, нежели заботой о личном составе.
— Фон Шойбнер, вставай! — С трудом разлепив воспаленные веки, Клаус увидел сидящего на корточках перед его повозкой фельдфебеля.
— А-а-а-ага, — даже не делая попытки сдержать зевок, ответил он, но не вскочил, а просто повернулся на бок. Лицом к непосредственному начальству. Однако на подобное нарушение Устава прежде рьяно-строгий фельдфебель никак не отреагировал.
— Пойдем, Клаус, я тебе новую железку отыскал.
— Какую? — Понять спросонья, о чем говорит начальник, у Шойбнера не получилось.
— Пулемет. Твой-то сейчас к русским вернулся, как мне кажется. А нам предстоит дальняя дорога, причем, по слухам, в тех краях русские разбойники тоже пошаливают. И даже очень. Некоторые говорят, две или три кавалерийские дивизии прорвались.
— Вы уж меня извините, но я до сих пор понять не могу, почему мы отступаем? — спросил Клаус, плеснув себе в лицо пару горстей воды из ведра, стоявшего прямо у колеса повозки.
Плащ-накидка на телеге зашевелилась, и оттуда показалось недовольное лицо лейтенанта Цоллера. Непонятно, кто к кому прибился, транспортники к пехоте или наоборот, поскольку лейтенант командовал взводом, от которого осталось восемь человек, но пока он был самым старшим по званию в их «таборе».
— Да чего тут гадать, Шойбнер? — точно так же, как и сам ездовой пару минут назад, зевнув, протянул офицер. — Русские нас перехитрили. А кое-кто в штабах забыл про опыт войны с гереро, [111] точнее, «лампасники» забыли, что у черномазых не было гаубиц.
111
Восстание племен гереро и нама (1904–1907) — коренного населения Юго-Западной Африки (Намибии) против германской колониальной администрации. Готтентоты старались избегать крупных открытых сражений. Ведя бой по схеме «бей-отступай», они достигли определенных успехов. Это немного напоминало тактику буров в Англо-бурской войне.
Восстание началось 12 января 1904 г. выступлением племен гереро под предводительством Самуэля Магареро. Гереро начали восстание, убив около 120 немцев, включая женщин и детей. Восставшие осадили административный центр Германской Юго-Западной Африки город Виндхук.
Уже после разгрома гереро восстали племена нама (готтентоты). 3 октября 1904 г. в южной части страны началось восстание готтентотов во главе с Хендриком Витбооем и Якобом Моренгой. Целый год Витбоой умело руководил боями. После гибели Витбооя 29 октября 1905 г. повстанцы, разделившись на мелкие группы, продолжали партизанскую войну вплоть до 1907 г. К концу этого же года большая часть восставших вернулась к мирной жизни, так как они были вынуждены обеспечивать пропитанием свои семьи, а оставшиеся партизанские отряды были вскоре вытеснены за границу современной Намибии — в Капскую колонию, принадлежавшую англичанам.
— А при чем здесь Африка? — удивился Клаус.
— «Истребители», — лейтенант употребил кальку с русского слова вместо привычного «ночные разбойники», — заставили почти все наши войска собраться в опорных пунктах. Естественно, там, где сплошной линии обороны не построили. Ну а потом в дело вступила артиллерия. Вот, собственно говоря, и все.
— А что, неужели в штабах об этом не подумали? — под неодобрительным взглядом фельдфебеля спросил Клаус.
— Я бы мог рассказать о многом, о чем в штабах не подумали, но, пожалуй, не буду. А то еще боевой дух упадет, а господину фельдфебелю вас воспитывать потом, паникеров, — хохотнул лейтенант. — Ладно, валите отсюда, спать мешаете!
Приказ начальника — закон для подчиненных, и фельдфебель с гефрайтером зашагали по пыльной улице куда-то на северную окраину деревни.
— Маркус, а ты что думаешь по этому поводу? — Пять засад, столько же обстрелов и бесчисленное множество километров пройденных дорог вполне позволяли вне строя обращаться к фельдфебелю по имени.
— Не слушай молокососа, Клаус. Одна звездочка на погоне, а уже генералом себя считает. Гереро вспомнил, так его за ногу! И у черномазых не было ни танков, ни авиации. А на войне, Клаус, всякое случается. Французы, между прочим, тоже нашим танкистам неплохо накидали в сороковом, ну и где те французы теперь?
— Значит, ты считаешь, что ничего особо страшного не случилось?
— Да конечно! Сам прикинь, на сколько мы русских потеснили за последние два месяца и на сколько они нас сейчас. В школе ты, я уверен, в отличниках ходил, так что пятьсот и пятнадцать сам сравнить сможешь.
— Но ведь мы отступаем… — не сдавался Шойбнер.
— Да, а еще на войне убить могут, или, если в пехоте служишь, ноги натрешь… Давай ты шибко умным будешь, когда на плечах «шнурки» [112] появятся?
112
Погоны офицеров Вермахта были декорированы витым шнуром.