Дозор навсегда. Лучшая фантастика 2018 (сборник)
Шрифт:
– Н-ну… с Сирией тоже разрулить пытаемся…
– А не укради? Не прелюбодействуй?
– Послушайте, не уводите разговор в сторону, – одёрнул он. – Вы обозначите в декларации истинную сумму ваших доходов?
– М-м… постараюсь… – сделав над собой усилие, выдавил я.
– Постарайтесь! – С этими словами он исчез.
Некоторое время я тупо смотрел на две пустые рюмки. Что это было? Хотя какая разница! Схватил сотовый телефон.
– Валёк? Привет! Слушай, ты налоговую декларацию заполнил?
– Д-да… а что? – отозвался тот.
– К тебе не приходили?
Долгая пауза.
– В
– Ну там… не знаю… попросить, чтобы доходы не скрывал…
– Эм… а-а… Что-то связь плохая! – И Валёк стремительно отключился.
Та-ак… Стало быть, приходили. Стало быть, и впрямь не ко мне одному… Взгляд мой остановился на заполненной наполовину декларации. Интересно, как поступят остальные? Ох, не оказаться бы лохом…
Дарья Зарубина
Пепел и пар
– Однако погодка, мистер Фергюс, – сказал молодой человек в твидовом пальто, чуть закопченном с правого бока, и клетчатом кепи. Колокольчик над дверью, возвестивший о его приходе, еще покачивался на пружине. Он один, казалось, был живым в часовой мастерской Фергюса, где также располагался и ломбард Штосса. Впрочем, несмотря на два имени на медной вывеске над входом, в обеих конторах уже третий год единолично хозяйничал мистер Фергюс. Харольд Штосс покинул грешный мир двадцать восемь месяцев назад в разгар эпидемии полиомиелита, но у его компаньона все никак не доходили руки заказать новую табличку.
– Доброго дня, мистер, – бесцветным голосом проговорил Фергюс, не поднимая головы от своего занятия. Часовщик сидел, сгорбившись, у стола, над которым горела выкрученная на полную – что за неприличная для такой скромной конторы расточительность?! – газовая лампа. Под лампой на зеленом сукне лежали часы, которые и разглядывал Фергюс, замерев в своей хищной птичьей позе. Левый глаз он сощурил, а на правый опустил с медного обруча на лбу сразу три разновеликие линзы.
– Я дам тебе восемь долларов, Пит, – заявил он наконец. – И еще четыре доллара, если сумею продать до конца месяца.
– Позвольте… – проговорил молодой посетитель. В его голосе послышались сердитые нотки. Но договорить он не успел. В углу раздался скрипучий кашель. То, что гость часовой мастерской принял по невнимательности за брошенное в кресло старое пальто, пришло в движение.
– Эти часы стоят больше двух сотен, Фергюс. Добавь-ка еще линзу к тем, что висят у тебя на глазу, – и, может быть, сумеешь разглядеть свою совесть. Я без очков ее уж и не вижу.
Из-за поднятого воротника пальто показался длинный нос и один глаз, слезящийся и красный. Старик выбрался из кресла и, шаркая ботинками, подошел к часовщику. Положил узловатую руку на часы.
– Я лучше продам их Картеру за одиннадцать. Он хотя бы будет носить их в жилетном кармане и форсить перед дамочками, а не бросит пылиться в ящик со скрепками.
Старик, не обращая внимания на слабый протест часовщика, сгреб корявой пятерней со стола часы и пошаркал к двери, ловко ухватив с вешалки у входа запыленный
– Что вы хотели, господин? Часики починить? – обратился Фергюс к посетителю, который словно завороженный смотрел в спину старику.
– Извините… Стойте. Мистер… Питер. Я хотел бы посмотреть ваши часы…
Старик обернулся. Его взгляд неожиданно сделался ясным. В нем сверкал сарказм. Он оглядел молодого человека с головы до ног и, что-то решив для себя, продолжил путь.
– Старый Пит! – окликнул его Фергюс громко. – Этот господин хочет купить у тебя часы! Это, в конце концов, невежливо!
– Невежливо обнадеживать старика и заставлять тащиться через всю мастерскую, не собираясь ничего покупать. У этого франта нет и десятки. Он пришел не покупать, а закладывать, так что не тратьте на него вежливость, Фергюс.
– Позвольте… – задохнулся от возмущения посетитель, но плечи его поникли. Старик усмехнулся, поняв, что угадал.
– Эти часы стоят две сотни. Я сделал их сам. Вот этими руками. – Он поднял вверх свои узловатые клешни, в одной из которых был зажат блестевший серебром брегет. – Вы говорите, Фергюс, мои часы не особенно красивы? Зато они прочны. Смерть затупит свою косу об этот корпус.
Он размахнулся и, не успели ни часовщик, ни его клиент вскрикнуть, швырнул часы об пол. Брегет, прыгая по паркету, закатился под кресло, но неугомонный старик настиг его и придавил ботинком.
Мистер Фергюс смотрел на его ногу с выражением почти физического страдания: ведь мог дать старику пятнадцать долларов и выгадать верную сотню при продаже часов.
Старикашка убрал ботинок, с торжествующим смешком вынул из подставки забытую кем-то трость и ударил по брегету ее тяжелым набалдашником.
– Ну?! – Он хихикнул, нагибаясь за часами, но тотчас зашелся кашлем. – Це… Целё… Кхе… Целёкхекхе…
Прикрывая рот не особенно свежим платком, старик протянул брегет изумленному зрителю его маленького спектакля. Тот повертел часы в руке, не веря собственным глазам, открыл крышку, поднес вещицу к уху.
– Послушайте, мистер Пит, это… невероятно. Какая прочность!
– Пит? – рассмеялся старик, глянув на молодого человека с королевским достоинством. – Питер Эндрюс, к вашим услугам.
– Простите, мистер Эндрюс, – стушевался он. – Я Уайт. Генри Уайт. Мас…
– Мальчик из мастерской Уайта? – перебил его старик. – Тогда все становится на свои места. Значит, вы снова разбились, мой юный друг?
– Откуда?.. – пораженно прижал руку к груди Уайт.
– Ваш отец просадил целое состояние, пытаясь построить скоростной паромобиль, хотя в свое время был неплохим конструктором паробусов. Хорошая модель топки, котел на четыре лошади. Очень неплохо для всех этих работяг, что бредут с работы, едва переставляя ноги. Но Билли Уайт отчего-то помешался на скорости. Видимо, это наследственное. Вы в пальто, значит, пришли пешком, причем, судя по копоти на плече и локте, шли близко к проезжей части со стороны Девятой авеню – рассматривали чужие паромобили. Из чего делаю вывод, что свой паровой экипаж вы разбили. Причем совсем недавно. У вас из-под манжеты виден бинт на запястье, а это смешное кепи не может скрыть рассеченную кожу надо лбом.