Дозоры.Сборник. Книги 1-10
Шрифт:
Тот покорно встал на ноги.
Перемахнув через капот бежевого «опеля», я принял руль. Мокик преданно фырчал на холостых оборотах.
Ну, вперед. Паренек манекеном застыл на тротуаре, слепо сжимая в руке вложенные мною доллары. А я крутанул на себя рукоятку газа и, чуть не ободрав полированный бок ближайшей машины, стал протискиваться к границе пробки. К Садовому кольцу.
Приноровиться к крохотной, привыкшей к теплому японскому асфальту, а отнюдь не к московской наледи, «хонде» оказалось довольно просто. И лавировать между машинами у меня тоже получалось достаточно лихо. Но вот скорости настоящей мокик не давал – километров тридцать от силы. И я понял, что не успею. Даже если
Я прислушался к себе. В лицо хлестал холодный ветер, насыщенный отработанными газами. Москва дышала углекислым газом…
Мой верный помощник, видимо, спал.
Садовое кольцо и метро «Парк культуры» я проскочил. Но когда впереди замаячило здание станции «Фрунзенская», я решил спускаться под землю. Время требовало.
Я не успел даже дойти до ступенек перед входом в метро, а мокик уже сперли. Коротко хрюкнул, запускаясь, двигатель, и кто-то проворный погнал трудолюбивый и безотказный японский механизм прочь, торопясь нырнуть куда-нибудь в боковые улочки. Эх, люди-люди… Заботятся о вас Светлые, защищают, берегут, а вы быдлом были, быдлом и остаетесь. Зверьем без совести и сострадания. Растолкать локтями, украсть, продать, набить брюхо, а там – хоть трава не расти. До чего же противно…
Через турникеты я просто перепрыгнул – в сумраке, незримой тенью. Некогда было покупать карточку и совать ее в щель магнитоприемника. Ничего, страна не обеднеет.
И по эскалатору я соскользнул, не выходя из сумрака. Вскочил на медленно ползущую ленту перил и ринулся вниз, едва успевая в вязком сером киселе переставлять ноги. От платформы как раз готовился отойти поезд; пока я соображал, идет ли он в нужную сторону, двери успели закрыться. Ну, ничего, мне это не помеха. А вот поехать в центр мне совсем не улыбалось.
В вагон я вскочил прямо сквозь дверь, через сумрак. Легонько раздвинул изумленных пассажиров и возник словно бы из пустоты.
– Ой! – сказал кто-то.
– Скажите, это Москва? – ляпнул я зачем-то. Из глупого жеребячьего озорства, наверное.
Мне не ответили. Ну и ладно. Зато свободного места вокруг сразу стало заметно больше. Я взялся за поручень и закрыл глаза.
«Спортивная». Закрытые «Воробьевы горы» – поезд еле ползет; в щелях между неплотно пригнанными металлическими щитами то и дело мелькают электрические огоньки и льется серый полусвет наступающего утра. Уже рассветает…
Наконец, «Университет». Эскалатор, длиннющий и запруженный. Снова приходится ждать. Все, я точно опоздал.
Наверху было почти светло. Окончательно осознав, что к началу заседания не поспеть, я вдруг совершенно успокоился и перестал торопиться. Совсем. Добыл из кармана бусины наушников, оживил плеер с диском Антона Городецкого и пошел ловить машину.
– Время, – тихо провозгласил Инквизитор. – Все, кто не успел к сроку, ответят позже по всей строгости Договора.
Присутствующие поднялись на ноги. И Темные, и Светлые. И сотрудники Дозоров, и судьи. И Гесер, и Завулон, о котором все думали, будто его нет в Москве.
Максим, облаченный в обычный деловой костюм, а не в балахон, как другие Инквизиторы, мановением руки развернул в сумраке серое полотно, испещренное пылающими красными буквами. Три десятка голосов стали нараспев читать:
«Мы – Иные. Мы служим разным силам. Но в сумраке нет разницы между отсутствием Тьмы и отсутствием Света…»
Огромному городу и огромной стране было невдомек, что почти все, кто определяет судьбы России, собрались сейчас здесь, а вовсе не в Кремле. В запущенной тесной каморке под самым шпилем здания МГУ, где в лежалую пыль поставлены стулья, легкие креслица, даже пляжные шезлонги – кто что сподобился принести. Столом никто не озаботился – его и не было.
Иные не очень чтят дешевые ритуалы: суд – это действие, а не действо. Поэтому никаких мантий, париков и скатертей. Лишь серые балахоны наблюдателей, но никто уже толком и не помнит, почему Инквизиторы иногда носят эти балахоны.
«Мы ограничиваем свои права и свои законы. Мы – Иные…»
Алые буквы Договора горели в полумраке, олицетворяя Истину и Правосудие. И звучали голоса:
«Мы – Иные…»
Три десятка голосов:
«Время решит за нас».
Договор был прочитан и начался, собственно, Трибунал. По традиции – с наименее важных дел.
Судья, один из облаченных в балахон Инквизиторов, не вставая с вертящегося рояльного табурета, без всякой торжественности, вполне будничным тоном объявил:
– Дело первое. Браконьерство со стороны Темных. Введите виновную.
Даже не подозреваемую – виновную. Вина уже доказана. Свидетели лишь помогут уточнить обстоятельства и степень вины. А суд вынесет приговор. Безжалостный и справедливый.
– К сожалению, прибыли не все свидетели. Не хватает Виталия Рогозы, Иного, зарегистрированного в Николаеве, Украина, и временно зарегистрированного в Москве, отсутствующего по невыясненной причине; а также Андрея Тюнникова и Екатерины Сорокиной, погибших в результате дел, которые будут рассматриваться несколько позднее…
Суд был кратким и жестким:
– Виктория Мангузова, Иная, Темная, зарегистрирована в Москве, виновна в рецидиве нелицензированной охоты. Подлежит развоплощению. Есть ли возражения и дополнения к приговору со стороны Дозоров?
Возражений не было ни у Темных, ни, разумеется, у Светлых.
– Приговор привести в исполнение незамедлительно, – сказал Инквизитор. Посмотрел на Светлых – традиционно приговор исполняли сотрудники самих Дозоров.
Илья встал, поправил очки. Внимательно посмотрел на вампиршу – та взвыла, понимая, что спасения нет. Во взгляде мага не было ни ненависти, ни радости. Ничего, кроме собранности. Он протянул руку и коснулся сквозь сумрак регистрационной печати на груди вампирши.