Дозоры.Сборник. Книги 1-10
Шрифт:
– Я не могу приказывать или требовать, – ответил Козлов. – Вы совершенно верно говорите – я не вправе даже ожидать. Пока я могу лишь просить. Но я пришел не для того, чтобы обвинить кого-то. Больше того, мы вообще не хотели бы найти доказательства причастности школы, сеньор Варгас. Если вдруг окажется, что кто-то из учеников травит людей по ночам… Вы понимаете, что будет поставлен вопрос о целесообразности школы? А ведь не только вам хотелось бы ее сохранить. Если смешанный интернат закроют, это значит – город потеряет статус. Это значит, что в нашем Дозоре опять будет только четверо сотрудников на семьдесят семь Темных. Это значит, ситуация в городе будет как везде по стране. Может, чуть лучше, может, чуть хуже. Будет как всегда,
Завуч молчал, только поднимались и опускались крылья его орлиного носа. Саласар-Диего вообще был невысокого роста, а по сравнению с Козловым выглядел и вовсе гномом.
Директор Сорокин тоже молчал. Хранили молчание педагоги. Понятное дело, и портреты, эти вечно немые высокие гости, тоже безмолвствовали. Свой тихий голос подавали только часы.
– Пока Ночной Дозор придерживается официальной версии о группе «диких» Иных. Последствий они не понимают, о Договоре не знают. А современная масскультура даже рисует оборотней в привлекательном свете. Возможно, они чувствуют школу на уровне инстинктов, как средоточие Силы, а когда перекидываются, то просто-напросто чуют своих. Потому и ошиваются поблизости… Кто-то из учеников тоже мог их почувствовать. Дети быстро находят общий язык. Наша задача сейчас – как можно быстрее изловить оборотней. Если не успеют натворить дел, я лично приложу усилия, чтобы они оказались в числе ваших новых учеников. Полагаю, здесь их смогут вразумить. Именно поэтому я прошу о содействии. – Козлов надавил на «прошу», как еще недавно Варгас – на «доносить». – Мы уже направили запрос в Инквизицию, чтобы на территории школы временно было разрешено находиться сотрудникам Ночного и Дневного Дозоров.
– В этом нет необходимости, – впервые заговорил руководитель школьного Надзора Стригаль. – Мы проведем внутреннее расследование. Всю необходимую информацию вы получите, дозорный.
– Вот что, Дреер, – начал Лихарев после того, как притворил дверь на расстоянии. – Не угадал ты, зачем я к тебе пришел. Я же знаю, ты про Стригаля подумал. Нет, не затем. Хотя, конечно, самый краешек ты ухватил.
За окном снова прозвучал свисток.
Лихо шевельнул пальцами. Выкрики с баскетбольной площадки прекратились. Даже и без того слабый шум вентилятора в недрах корпуса учительского терминала стал еще тише.
Дмитрий был уверен, что их с Лихаревым теперь никто тоже не услышит. Не исключено, Лихо даже поставил легендарный Колпак Мюллера, когда-то разработанный Иными из общества Туле. Потом они все попали под закрытый Трибунал, проходивший также в Нюрнберге. Однако их достижения оказались в руках Инквизиции и могли еще применяться в интересах дела.
– Дреер, ты о сыворотке слышал? – спросил Лихарев.
– О какой сыворотке?
– Понимаешь, ты у нас все-таки человек новый, всего не знаешь. А сор из избы выносить нигде не любят. Контингент у нас разный, не соскучишься. Год назад, тебя еще тут не было, поймали мы троих на наркоте. Ясное дело, Темные. Богемой себя решили почувствовать. Конечно, в город когда выходят, так за ними следят. Пронести «дурь» в школу не смогли бы, а распространителей из числа людей мы бы так припугнули… Да что там припугнули, реморализация – и все дела. Они бы сами пошли в органы и всю сеть выдали. Так что эти стервецы придумали! Нашли кого-то, зачаровали и вытащили из памяти формулу. Ну и сделали втихаря в кабинете химии, через заклинание трансмутации. У них даже лучше настоящего получилось, колумбийцы и прочие триады бешеные деньги отдали бы за этот новый сорт. Хорошо, что в былые годы алхимики философский камень искали, а не идеальный наркотик. Вот где золото! Но мы их, короче, прижали. Вернее, Константин прижал.
– Знаю я, как он прижимает, – мрачно сказал Дмитрий.
– А ведь я Стригаля тоже не любил, если честно, – поведал Лихарев. – Маг он боевой – не мне
– Я бы даже сказал – слишком Инквизитор, – заметил Дреер.
– Сейчас уже не важно. Нет Инквизитора – нет проблемы. Но с наркотой он сработал на совесть. Всю местную кухню мы накрыли. Пацанов, само собой, исключили, отправили по домам – пускай там Дозоры их прорабатывают. Все-таки наркота – это человеческое, нарушения Договора тут нет. Их и выгнали-то формально за нарушение школьного устава. Но в Дневном им, надеюсь, хорошего ремня дали. Может, даже плетей Шааба.
Дмитрий знал, что такое плеть Шааба, и мрачноватый юморок Лихарева оценил.
– Притихло все. А теперь опять слухи ходят о какой-то сыворотке. Словно эхо…
– Виктор Палыч, – Дмитрий чуть склонил голову набок, – а как вы эти слухи собираете? Осведомители?
– Оперативная информация! – отрезал Лихо. – Все ему расскажи. Знаю, к чему клонишь. От тебя скрывать не буду – кое-что осталось от Константина. Всех этих стригалевских жучков-паучков из школы убрали, но информацию-то никуда уже не денешь. Только вот не докажешь и не опровергнешь. Даже если бы это были настоящие улики, а здесь так, разговоры…
– Я-то чем могу помочь?
– Помочь могу я, – ответил Лихо. – От твоих волчат подозрения отвести.
– Они не мои, Виктор Палыч. Сами по себе, свои собственные.
– Только они тебя, похоже, считают своим. И до случая с Константином считали, а после – тем более.
В школе Светлые и Темные педагоги чувствовали себя в одной лодке. Подменяли друг друга на занятиях, сплетничали, хором костерили начальство, порядки и Дозоры. А вот у детей оказалось все сложнее и одновременно проще. Они четко проводили границу «свои» и «чужие». И, как правило, признавали только учителей и воспитателей своего цвета. Другую сторону – терпели. Надзирателей Инквизиции уважали как силу, не более.
Исключением стал один Дреер.
С какой-то радости Светлый маг самого низкого уровня в первый же месяц работы стал пользоваться доверием некоторых юных оборотней. Он сам не знал почему. Лишь догадывался – наверное, потому что разницы между Темным и Светлым четырнадцати лет или младше не видел вообще. Даже прозвище себе придумал – «сумеречный дальтоник».
Может, еще отчасти «виноватым» оказался его предмет. Дело в том, что Темных в литературе было на порядок больше, особенно в зарубежной. Как в жизни.
А когда неконфликтный вообще-то Дреер устроил скандал на всю школу, после которого глава Надзора Стригаль был спешно отозван в Прагу, Темные стали доверять словеснику еще больше.
Когда Лихарев говорил про «волчат», то делал это беззлобно. Дмитрий потому и считал его нормальным мужиком, что для Лиха школьники в первую очередь были детьми и только во вторую – Иными.
– Следствие по оборотням с мертвой точки не сдвинулось. Если начнут серьезно копать под школу, то докопаются. Поверь мне, дыма без огня не бывает. Что-то неладное у нас творится. Константин это чувствовал, вот палку и перегнул. А Темным школа тоже нужна. Не меньше, чем Светлым. И если запахнет керосином, будь спокоен, они найдут, на кого все повесить. И кто это будет, как ты думаешь? Что бы там ни говорил Диего насчет того, что Темные своих не выдают! Пожертвуют несколькими, для них ведь это пушечное мясо.
– Это все-таки дети.
– Дреер, тебя когда инициировали? – неожиданно спросил Лихарев.
– Виктор Палыч, вы же знаете. Года не прошло еще.
– Вот именно! А меня – в одна тысяча девятьсот восемнадцатом. Поверь моему опыту. Если даже мы с тобой – не люди, то твои «волчата» – уж точно не дети. Есть у меня одна версия. Кто-то из Темных, постарше, класс одиннадцатый, что-то затевает. Может, опять наркоту варит. А нападения и оборотни – для отвода глаз. Иначе говоря, подстава. Ведь и Стригалю про «волчат» кто-то сказал, потому он ими и занялся… с пристрастием.