Драгоценности Парижа [СИ]
Шрифт:
— Месье Д, Арган, ты поступил правильно, — положила ему руку на плечо девушка. — У нас все будет хорошо.
— Я не сомневался, — встряхнулся он от невеселых дум. — Пойдем–ка, Софьюшка, отдохнем, на завтра у нас много работы.
Но отдыха не получилось, в комнату наведались прознавшие про возвращение Даргана с войны станичники из Стодеревской, они принесли бурдюк чихиря, желтоватые куски каймака, подкопченные окорока и свежие фрукты с овощами. Расположившись на кроватях, зашумели громко и хватко, выкрикивая здравицу герою–земляку. Все они или закончили войну по ранению, или не подошли по возрасту, или не прекращали нести службу на кордонах,
— Игнашка, так говоришь слух прошел, что я срубил Ахмет — Даргана? — в который раз спросил казак у соседа по станичным куреням. — А кто его пустил?
— Хромой Ибрагим разболтал, что на подхвате в лавке у армяна, — пояснил Игнашка. — А ему, мол, известие передал его знакомый из чеченского аула, еще, мол, сказал, что ты и зятя Ахметки при стычке в ущелье отправил вслед за главарем.
— Быстро абреки новость разнесли… А как ее восприняли мои родственники?
— Мать есть мать, сестры всегда на твоей стороне, остальные кто как.
— Не горюй, Даргашка, в обиду не дадим, — подал голос ходивший еще на турок Чеботарь. — Этот Ахмет — Дарган со своим зятем и бандой таких же головорезов до Пятигорской весь тракт держал, на него даже войска отряжали. Скользкий был, что твой угорь, а ты его срубил. Честь тебе и слава.
— Слава, слава, — подхватили казаки.
— Я не про то, — устало потер виски Дарган.
— А про родство с ним не думай, у чеченов половина правобережных аулов в Дарганах записана, — попытался успокоить друг Чеботаря Горобец. — Еще надо доказать, из какой ветви происходит Ахмет — Дарган, а из какой ты сам, а потом кровную месть объявлять. У меня бабука из чеченок, до сих пор не знаю, к чьему из ихних тейпов принадлежит.
— Мои прапрадеды сами, кажись, ночхоями были, зато остальные стали казаками, — заломил папаху на затылок еще один станичник.
— Что тут гутарить, когда Ибрагим тоже в православные выкрестился.
— Он же был ярым мусульманом! — вскинулся Дарган.
— А крестится теперь по нашему.
— Мы давно посмешались, потому что веками жили вместе, москалей с хохлами одинаково на дух не принимаем, — продолжал выговаривать Чеботарь. — Только чечены остались мусульманами, а мы православными, из–за веры весь раздор. Даргашка, выбось из головы угрозы, если надо, кровную месть мы ускорим сами.
— Там много не надо, вывести под корень род ихнего главаря, состоящий из одного младенца–мужчины, его внука, и мстить станет некому, второе дите женского полу в расчет брать не след, — добавил Игнашка. — Говорят, Ахмет — Дарган сам был единственным мужчиной в семье, и у него в роду одни девки, только старшая успела выйти замуж и родить сына с дочкой.
— Откуда прознал? — повернулся к нему Дарган.
— Ибрагим все и расписал, сказал, что старики мстить не пойдут, а ахметовым дочерям за хозяйством надо приглядывать.
— Вот и вся недолга, когда внук Ахмета подрастет и надумает объявлять кровную месть за деда с отцом, тогда и погутарим.
После этого разговора Дарган со спутницей проводили гостей за порог, Чеботарь из темноты улицы напомнил:
— Завтра по заутрене выходим,
— А что так? — напрягся Дарган.
— Всякое случиться может…
С первыми лучами солнца отряд вышел из Моздока и, подвздыбив пики, закачался по тракту вдоль левого берега Терека. Вместе со стодеревцами ехали двое казаков из станицы Червленной, выделенных в помощь Даргану в Пятигорской, третий, погибший в стычке с абреками, свесил руки со спины укрытой попоной лошади. Раненного казака перевязали, он старался держаться в седле самостоятельно, хотя бледный вид указывал, каких усилий ему это стоило. Бедные осетинские селения с плоскими крышами на саманных саклях скоро остались позади, впереди размахнулась предгорная равнина с высокой травой и редкими островками деревьев. По правую сторону, через реку, высились горные массивы с далекими заснеженными вершинами, оттуда несло ощутимой прохладой. Но башлыками никто не укрывался, они белели за спинами казаков капюшонами с перехлестнутыми крест накрест концами спереди. Дарган послушался совета Чеботаря, посоветовал спутнице обрядиться в женскую одежду, и теперь она то и дело поправляла мешавшие обозревать окрестности концы модной накидки. Она походила на решившую прогуляться по первозданной природе принцессу из сказки, вид всадницы, сидящей на лошади боком, вызывал у казаков веселые усмешки, грозящие перейти в соленые шуточки. Казачки никогда не ездили таким образом, и если бы не рассказ очевидцев о бое в ущелье, так оно и было бы. Но смелых людей, независимо от пола, терцы уважали.
Начались густые леса со множеством дикой живности, через дорогу то и дело перебегали зайцы и кабаны, трещали крыльями крупные фазаны, вдоль обочины припускали голенастые дрофы, каких путники видели в донских владениях. В чаще ломали сушняк олени, огрызались на кого–то чакалки. Девушка с неослабным интересом следила за лесным разнообразием, словно попала на незнакомую землю. Она пропустила тот момент, когда перед головным всадником как из–под земли вырос широкоплечий казак с винтовкой в руке, увидела, что оба воина начали негромкий разговор. Так же, как возник, караульный исчез в зарослях молодого карагача. Она повернулась к Даргану:
— Кто это? — стараясь не нарушать устоявшейся в отряде тишины, негромко спросила она.
— Дозорный с кордона, — тихо ответил спутник. — За деревьями, на берегу реки, караульная изба, рядом вышка из жердин с площадкой наверху, на ней несут дозор сменные казаки. А этот казак был в секрете, он вокруг да около бродил.
— Как он увидел нас, мы не на реке, а на дорога?
— Услышал звяк подков, вишь сколько камней под копытами…
Вскоре за ветками кустарника показались крытые чаканом куреня станицы Наурской, они были построены на высоких столбах с крутыми лесенками ко входным дверям.
— Это от звери? — удивленно воскликнула спутница
— От полой воды, разливы тут бывают такие, что макушки деревьев скрываются, — пояснил Дарган. — В станицах по Тереку все хаты так строятся, когда большая вода, тогда сообщение только на каюках.
— На чем? — не поняла она.
— Лодка, каюк называется, с нее хорошо рыбу ловить, — казак указал на реку вдали. — Видишь, рыбаки лещей со щуками тягают? Какая на уху пойдет, а какую на зиму привялят.
— В Париж так нет, лес мало, — с сожалением сказала девушка. — Там охота лишь королевский.