Драгоценный груз
Шрифт:
– Да тут ещё можно много поместить! У вас, вероятно, недогрузка!
Инженер протестовал:
– Я дважды проверял – загрузка полная!
Но командиры кораблей снова пересчитывали груз и, убедившись, что загрузка действительно полная, выбрасывали из самолёта всё лишнее: чехлы, запасные части, чтобы втиснуть в самолёт ещё лишних сто, двести килограммов продуктов. Муку и даже мясо на самолётах уже не возили – брали только масло, сахар и концентраты.
Перед вылетом лётчики завтракали. В столовой подавальщица сбивалась с ног.
– Зиночка, ещё хлеба!
– Котлетку добавочную можно?
– Ну сколько же вам надо? – возражала девушка.
– Проголодались мы! Целую ночь ничего не ели.
Заведующий столовой удивлялся:
– Ну и аппетит у наших ребят! Сколько ни дай, всё мало.
Зина защищала их:
– Молодые, вот и аппетит.
– Не первый год работаю: и молодых и старых кормил. Что за оказия!
Подавальщица отводила глаза. Она знала «секрет» такого аппетита. Лётчики выходили из столовой с оттопыренными карманами. Этими запасами они распоряжались сами.
В Ленинграде, пока разгружался самолёт, они выходили за черту аэродрома. Там их ждали ребятишки…
…Полёт до Ленинграда был недолгий – всего час и сорок минут. Но что это за полёт! На всём пути, в особенности над озером, кружились вражеские истребители. Они подстерегали наши самолёты, чтобы не пропустить их в Ленинград. Было известно, что за сбитую транспортную машину фашистские лётчики получали особую награду.
Казалось, даже маленькой птичке здесь не проскочить. А советские транспортные машины, наперекор всему, летали в Ленинград ежедневно целыми эскадрильями.
Но летали теперь самолёты по-новому, совсем не так, как в мирное время.
Алексей Иванович Семенков одним из первых стал применять новую тактику полётов.
Лётной погоды не ждали – вылетали каждый день. Туман ли, снегопад или дождь – всё равно. Никого не страшила плохая погода. Наоборот, даже радовала: чем хуже погода, тем полёт безопаснее – в непогоду вражеские истребители боялись показываться.
С аэродрома эскадрилья поднималась так. Взлетает первое звено, первая тройка. В центре её летит флагманский корабль Семенкова. Тут же вылетает второе звено. Пока эти два звена делают круг над аэродромом, взлетают третье и четвёртое звенья. Два звена пристраиваются по сторонам, немного позади первого звена. А четвёртая тройка – в хвосте. Эскадрилья образует ромб. Семенков даёт по радиостанции команду увеличить скорость, и самолёты строем летят по своему маршруту. Только так, сомкнутым строем, водил Семенков самолёты. И вот почему.
В плохую погоду эскадрилья вылетала без охраны своих истребителей. Но бывало, что где-то там, в пути, светило солнце и в безоблачном небе кружился враг, подстерегая наши самолёты. На башне транспортных машин установлен пулемёт, но одна машина, тяжёлая, нагруженная, не могла бы вступить в бой с быстроходным, увёртливым и сильнее вооружённым истребителем. Вот когда идут сразу двенадцать машин с двенадцатью пулемётами – это уже сила!
Башенные стрелки следили за горизонтом и, если появлялся вражеский истребитель, немедленно сообщали об этом командиру, а тот по радиостанции – всем кораблям. Нападающий враг получал дружный отпор из двенадцати пулемётов.
Самолёты всегда шли низко над землёй, бреющим полётом. До войны бреющий полёт был запрещён. Считалось недопустимым летать на высоте ниже ста метров от земли: у лётчика плохой обзор местности, он может задеть за мачту или фабричную трубу; если сдаст мотор, пилот не успеет сманеврировать, подыскать место посадки. Но с первых же дней войны жизнь заставила пилотов как можно ближе прижиматься к матушке-земле.
Транспортные самолёты были окрашены в тёмно-зелёный цвет. Когда они летели низко над землёй или над лесом, то маскировались, сливаясь с местностью, и вражеский истребитель не замечал их с высоты.
Так водил самолёты своей эскадрильи Алексей Иванович Семенков. За четыре месяца полётов в Ленинград башенные стрелки его эскадрильи сбили несколько фашистских истребителей. И только один раз пострадала своя машина. Было это так.
Эскадрилья возвращалась из Ленинграда. Уже близок был берег, и сопровождающие истребители вернулись на базу. Караван летел без прикрытия.
Неожиданно появились три «мессершмитта». Они зашли сзади строя и начали атаку.
– Истребители! – разнеслось по командной радиостанции.
Башенные стрелки ударили из пулемётов. Один «мессершмитт» загорелся и упал в воду.
Самолёт Фроловского, который шёл позади, стал отставать.
Семенков дал команду всем кораблям:
– Сбавить мощность!
Машины пошли на меньшей скорости, чтобы огнём своих пулемётов защитить отстающего. Два «мессершмитта» снова приблизились для атаки, и снова по ним ударили из пулемётов.
А в самолёте Фроловского случилась беда: сдал один мотор, замолк на башне пулемёт. Из пассажирской доносились стоны.
– Почему не слышно пулемёта? – спросил Фроловский бортмеханика.
Тот побежал к башенному стрелку.
– Стрелок убит! – сказал он, вбегая в пилотскую.
– Станьте на его место.
– Пулемёт вышел из строя: пуля попала в патронную коробку… Заело…
Опять атака. Самолёт снова обстреляли. Фроловский совсем прижался к воде.
Вдруг всё смолкло. Пальба прекратилась. «Мессершмитты» исчезли. Лётчики видели, что один из них, оставляя за собой дымный след, летел совсем низко, направляясь к берегу, где стояли наши войска. Под прикрытием всей эскадрильи Фроловский дотянул до ближайшего аэродрома и с большим трудом сделал посадку. Машина «скорой помощи» взяла раненых пассажиров.
Фроловский озабоченно осматривал самолёт. Пули изрешетили его: колёса изломаны, бензиновые баки пробиты, остаток бензина лился на землю. В тот же вечер стало известно, что фашистский истребитель, подбитый пулемётами транспортных кораблей эскадрильи Семенкова, сделал вынужденную посадку в расположении наших частей.
…Сто двадцать раз летала эскадрилья Семенкова в Ленинград. Полёты начались в сентябре и закончились в конце декабря, когда уже проложена была к Ленинграду ледяная дорога по озеру – «Дорога жизни», как её назвали. Пилоты видели, как строилась эта дорога, как бомбили немцы караваны машин. Но дорога была построена, и машины шли непрерывно.