Дракон 3. Книга 3. Иногда они возвращаются
Шрифт:
— Значит, тогда на моей кухне?..
— Верно, — кивнул Сергей покаянно. — Я вернулся. И потом на следующий день на лестнице… Признаться, я тогда совсем выбился из сил, повторяя и повторяя попытки поговорить… — жалобно улыбнулся он.
— ладно, — кивнул Котя. — Верю. Дальше. Про деда.
— Да-да, про вашего уважаемого дедушку, — с готовностью продолжил Сергей. — Дело в том, что он жив на самом деле. И вы должны его найти.
Эпизод 14
Последний враг
Поднебесная
III век до н.
— Повелитель! Победа!
Лю Бан порывисто вскочил на ноги, торопливо вышел из походного шатра. Стоило ему появиться, как окружившие шатер воины гвардии хором начали выкрикивать здравицы: голоса и стук копий о щиты поднялись, казалось, до самых облаков. Вперед выступил Гуань Ин, посланный преследовать Сян Юя предводитель конницы, — весь в дорожной пыли, только с боевого коня. Гуань Ин двумя руками почтительно держал сплетенный из ивовых прутьев короб. Приблизившись к застывшему в ожидании Лю Бану, Гуань Ин опустился на колени, поставил короб перед Хань-ваном и склонился в земном поклоне. Наступила тишина.
— Повелитель! — доложил Гуань Ин, не поднимая на Лю Бана глаз. — Я доставил вам голову вероломного Сян Юя. С ним и с его армией покончено!..
Лю Бан шагнул вперед, поднял крышку, ухватил голову врага за волосы и высоко поднял над головой, не обращая внимания на капли крови, маравшие его драгоценный халат. Толпа взвыла. Сян Юй остановившимися мертвыми глазами взирал на ликование победителей.
— Кончено! — провозгласил Лю Бан, осторожно укладывая голову обратно. — Воины! В честь великой победы мы будем сегодня пировать! Гвардейцы ответили одобрительным ревом. Со всех концов огромного поля, заполненного шатрами, неслось: «Многая лета повелителю! Многая лета!» Лю Бан, поманив за собой Гуань Ина, вернулся в свой шатер.
…Пятый год длилась кровавая междоусобица в Поднебесной. Пятый год сражались Сян Юй с Лю Баном — и вот наконец силы Сян Юя иссякли: с последней сотней тысяч воинов чуский полководец оказался окружен под Гайся. Полководцы Лю Бана обложили Сян Юя тройным кольцом — казалось, вырваться из такого окружения не по силам никому. Спустилась ночь. Желая окончательно подорвать боевой дух Сян Юя и его воинов, Лю Бан отдал приказ войскам петь у костров чуские песни — так, по его хитроумному замыслу, у противной стороны должно было создаться впечатление, будто и в родных землях владения Чу у нее уже нет поддержки, ибо чуские жители, все как один, перешли на сторону Хань-вана и ныне, сидя бок о бок с былыми врагами, ждут лишь рассвета, чтобы приступить к решительному штурму и покончить с Сян Юем. Дабы проверить, осуществился ли его замысел, Лю Бан привычно прибег к помощи волшебного Дракона и увидел Сян Юя у жаровни, в которой ярко пылал огонь: встревоженный доносившимися чускими песнями полководец сперва прислушался недоверчиво, а потом в замешательстве обернулся к ближним военачальникам, бывшим при нем, спросил их о чем-то, с силой ударил кулаком по столику, где стояли чаши с вином, и опрокинул их. По лицу Сян Юя текли слезы, он обернулся к красавице Юй, к которой, как доподлинно знал Лю Бан, питал особые чувства, не расставаясь с ней ни на минуту, — красавица опустила руки на струны циня и запела, вторя Сян Юю… Потом уже Лю Бан узнал, что Сян Юй вопросил приближенных о том, неужели ханьцы полностью овладели землями Чу, раз среди них там много чуских жителей? Не получив ответа, полководец в отчаянии зарыдал и сложил стихотворение:
Я силою сдвинул бы горы,
Я духом бы мир охватил.
Но время ко мне так сурово,
У птицы-коня нету сил,
А раз у коня нету силы,
То что я поделать могу?
О Юй моя! Что же мне делать?
Ужель покориться врагу?
Именно это стихотворение и пели Сян Юй с красавицей под звуки циня, но тогда Лю Бан, лишенный возможности слышать, видел лишь отчаяние, которое охватило Сян Юя. Нельзя сказать, что картина эта наполнила сердце Лю Бана злорадной радостью, — нет, в ту минуту Хань-ван почувствовал жалость к врагу, испытал сочувствие к этому своенравному, гордому человеку, выбравшему в жизни неверный путь… Главное, однако, было сделано: в сердцах воинов Сян Юя поселилось неуверенное сомнение, граничившее с отчаянием. Сян Юй уверился, что его предали. Но Лю Бан хорошо понимал: одной хитрости в грядущем сражении недостаточно. Конечно, часть воинов утром скорее всего сложит оружие, но гвардейцы без боя не сдадутся… Придется проливать кровь — еще и еще.
Так и вышло: во главе почти тысячи лучших и самых преданных всадников Сян Юй, не дожидаясь утра, вырвался из окружения и ударился в бегство. Вослед были высланы пять тысяч конных воинов под командованием Гуань Ина — и вот теперь Гуань Ин вернулся. С головой Сян Юя.
— Как это произошло? — вопросил Лю Бан Гуань Ина, усевшись в шатре на возвышении и знаком приказав поднести военачальнику вина. — Я хочу знать подробно.
— Повелитель! — почтительно заговорил Гуань Ин, приняв из рук слуги чашу с вином. — Согласно вашему повелению, мы неотступно преследовали беглого Сян Юя до самой реки. Самозваному ба-вану удалось переправиться, и в этот момент с ним оставалось не более сотни всадников, но Сян Юй сумел сильно от нас оторваться. Мы потеряли бы в поисках много времени, если бы беглецы не сбились с дороги и если бы деревенский старик вместо верного пути не направил бы их прямиком в топкое болото; здесь мы настигли Сян Юя. Был бой, и ему сызнова удалось ускользнуть, сохранив не более тридцати всадников. Видя, что поражение неизбежно, самозваный ба-ван пустился на хитрость, разделив свой отряд на четыре части; мы же не ведали, в какой из них пребывает он сам. Воины Сян Юя дрались отчаянно, и наши потери оказались очень велики, но в конце концов мы сумели прижать беглецов к реке. Повелитель! — Гуань Ин взглянул на Лю Бана. — Увидев безнадежность своего положения, Сян Юй, будучи весь покрыт ранами, громко рассмеялся в лицо командующему Люй Ма-туну и покончил с собой, перерезав горло. Сян Юй знал, что за его голову назначена высокая награда, и перед смертью сказал командующему Люю, что оказывает ему милость. Вот как было дело.
В шатре воцарилось молчание: Лю Бан в глубокой задумчивости пощипывал бородку, не произнося ни слова, сидевший перед ним на пятках Гуань Ин не осмеливался нарушать течение мыслей повелителя.
— Какая злая судьба и нелепая смерть… — наконец пробормотал Лю Бан. — Повелеваю подобающим образом оплакать Сян Юя, пусть будут соблюдены все должные ритуалы, а сам он — погребен с почестями.
— Велика милость повелителя! — отозвался Гуань Ин, кланяясь. — Повелитель воистину умет оценить настоящее мужество и не пренебрегает достоинством поверженного врага! Многая лета! Многая лета!
— Теперь, — переждав славословия, продолжил Лю Бан, — перед нами осталось лишь одно владение. Присоединим Лу — объединим Поднебесную.
— Дозволит ли повелитель ничтожному слуге своему немедленно выступить в поход и покарать правителя и жителей Лу за неповиновение? — вскинулся Гуань Ин. — Дозвольте истребить непокорных!
— Разве мало пролито крови? — спросил Лю Бан. — Жители Лу свято чтут долг, они крепки в ритуалах и скорее, как один, сложат головы за своего правителя, нежели сдадутся. Много ли чести и отваги в том, чтобы истребить их? Да, лусцы остались верны Сян Юю. Но они не ведают про то, что самозваный ба-ван нынче отправился к Желтому источнику, добровольно расставшись с жизнью, что войско его рассеяно и сложило оружие, что власть повержена в прах. Повелеваю тебе, предводитель Гуань, взяв пять тысяч всадников и голову поверженного ба-вана, скакать в Лу, но не обнажать против лусцев оружия и не грозить им истреблением. Прибыв на место, тебе следует встретиться с правителем княжества и показать ему голову Сян Юя. После этого Лу сдастся миром. Ступай! — отпустил Лю Бан предводителя конницы. оставшись один, Лю Бан некоторое время сидел на возвышении, потирая рукой давно зажившую рану от стрелы Сян Юя, а потом печально пробормотал:
— Сколь же тяжко быть избранным Небом…
Эпизод 15
Особенности ночных прогулок по Пекину
Китайская Народная Республика, Пекин
Май 2009 года
Много позднее, воскрешая в памяти события того вечера, Котя так и не смог понять, почему он вдруг безоговорочно поверил Сергею. Чижиков долго вспоминал все детали их нежданной встречи в мельчайших подробностях — что именно, что конкретно, какое слово или, может, жест Сергея стали последней каплей. Скорее всего, это было ясное как день чувство: Сергей не кривит душой. А Чижиков всегда доверял своим ощущениям. В Бога Чижиков никогда не верил, с духами не сталкивался, а потому иногда в трудных ситуациях фаталистически отдавался на волю ощущений.