Дракон, эрл и тролль
Шрифт:
— Ответ остается прежний, «нет», — повторил он.
— Джим, — холодно произнес Каролинус, — ты не хочешь выслушать меня?
— Почему же. Я слушаю.
— Срочное совещание, — медленно начал Каролинус, — на которое меня вызвали, было созвано потому, что многие маги нашего мира, имеющие значительный ранг, обнаружили все признаки того, что Темные Силы попытаются изменить Историю на особом христианском празднике, а именно на Рождестве у вашего эрла, на которое он вскоре соберет гостей.
— Но они же не смогут этого сделать? — спросила Энджи. — Ведь это христианский праздник. У Темных Сил нет такого могущества, чтобы вмешиваться в Историю во время христианских праздников.
— Все это так, — согласился Каролинус, — но это-то и делает положение весьма серьезным. Трудно вообразить, что смогут натворить Темные Силы в таких условиях. Однако имеющиеся доказательства слишком многочисленны и значительны, чтобы ими пренебречь.
— В чем заключаются эти доказательства? — спросил Джим.
— Сегодня я не стану даже пытаться все это тебе объяснить. Если бы ты только знал, что происходит, к примеру, на краю света. Но входить в детали совершенно излишне. Прежде всего, ты еще недостаточно владеешь магией, чтобы уяснить важность того, о чем я веду речь. Для этого надо иметь ранг А, по меньшей мере. Однако все сказанное здесь Энджи — истинная правда. В действительности не существует никакого прямого пути, который Темные Силы могли бы использовать, чтобы добиться успеха в таких обстоятельствах. Но они действуют так, будто могут добиться успеха, и это беспокоит нас больше всего.
— Но, если они не могут…— начала Энджи.
— Мы не желаем допустить даже попытки, — мрачно произнес Каролинус. — Если они считают, что могут совершить нечто подобное, то у них, наверняка, разработан какой-то план и имеется способ использовать свое влияние. Но ни один маг нашего мира не может даже представить, как они будут действовать, Не думай, что все исходит от меня одного. Скажу больше, все собравшиеся, практически, единогласно проголосовали за ваш приезд на праздник, потому что вы, существа иного мира, можете заметить то, что мы пропустили. Если вы поедете, скажите об этом мне, и я тоже там буду.
Они оба уставились на Каролинуса.
— Ты? — переспросила Энджи.
— Я! А что в этом такого необыкновенного? Я старый друг епископа Бата и Уэльса, который тоже приглашен. Если возникнут какие-то трудности, вы сможете обратиться ко мне. — Он неодобрительно оглядел их. — Ну, Джим, разве я требую слишком многого?
Джиму хотелось сказать, что просьба провести у графа двенадцать дней Рождества в таких обстоятельствах — уже много. Это явно относилось к таким делам, что, даже реши Джим использовать магию этого мира для собственной пользы, у него вряд ли что-то получится и он не поможет ни себе, ни другим. У него слишком много причин не ехать к графу, хотя трудно объяснить это Каролинусу.
К счастью, Энджи избавила его от дальнейших сомнений.
— Как сказал Джим, — она с удовольствием бросила свои слова прямо в лицо Каролинусу, — ответ остается прежним: нет!
Казалось, Каролинус вырос на целый фут. Глаза его буквально метали молнии.
— Хорошо же! Тогда сами за себя отвечайте!
Внезапно все трое оказались на краю света.
Глава 3
Несомненно, это был край света. Указательных знаков, конечно, здесь никаких не имелось, и на скале поблизости надписей тоже не было, но просто невозможно было себе представить, что это какое-нибудь иное место.
Край света напоминал шпору, выступавшую на большой высоте из склона горы. Гора, частью которой он, возможно, являлся, скрывалась в тумане, а видимый ее выступ достигал высоты
Книзу шпора сужалась, переходя в острие, упиравшееся, кажется, в бесконечность, если только бесконечность могла существовать за плотной пеленой тумана, скрывавшего гору и мешавшего определить, что таится за острым краем шпоровидной скалы.
В нише, которую образовала скала футах в двадцати от края шпоры, висело огромное гнездо, на вид сработанное из чего-то золотистого, похожего на крученый шелк. В гнезде дремал кто-то, смахивающий на павлина, но величиной со страуса.
Однако это был не павлин. Прежде всего потому, что таких красивых павлинов в природе не бывает. Хвостовое оперение птицы включало весь спектр цветов и такое буйство оттенков, что у Джима голова пошла кругом.
Птица дремала с довольной улыбкой в изгибе клюва, не дремали только громадные песочные часы возле ее гнезда. Они были выше Джима, но лишь очень тонкая струйка песка могла медленно одолеть крохотное отверстие между верхней и нижней частью.
Часы состояли из двух гигантских стеклянных шаров, соединенных узким горлышком, и были заключены в изящный каркас из темного дерева. Песок, практически весь, находился в верхней половине часов, и только несколько песчинок успело проникнуть вниз, где было изображено счастливое лицо. Точнее, оно было изображено некогда как счастливое, но теперь являлось каким угодно, только не счастливым. Джим вынужден был взглянуть на него дважды — только тогда он сообразил, что лицо перевернуто. И действительно, это было очень несчастное счастливое лицо, перевернутое вверх тормашками.
— Феникс! — резко произнес Каролинус. — Феникс и его тысячелетние песочные часы!
Джим и Энджи уставились на гнездо и часы.
— Отчего же…— начал Джим, но его прервали часы, на счастливом лице которых внезапно разверзся рот.
— Действительно, отчего же? — пронзительно заверещали часы сердитым голосом, — Ты это хотел спросить? Я ведь делаю свое дело? Я ведь терпелив? Я прождал целое тысячелетие, разве нет? Разве я просил сверхурочных? Разве я просил отдыха? У меня не было никаких неприятностей с сотворения мира, я имел дело с бесчисленными Фениксами, пока не явился этот. У него хватило наглости, смелости…
Счастливое лицо начало брызгать слюной, и Каролинус поднял руку.
— Тише-тише, — успокаивающе заговорил он, — мы все понимаем.
— Что ж, я рад, что меня хоть кто-то понимает, — сказали песочные часы, внезапно переходя на бас. — Можете себе представить, Джим и Энджи…
— Откуда ты знаешь наши имена? — спросила Энджи.
— Тихо, помолчи! — нетерпеливо прервали ее часы.
— Тихо, помолчи! — вторил им Каролинус.
— Но откуда ты знаешь? — настаивала Энджи.
— Я знаю все! — ответили часы, вновь переходя на фальцет. — Как вам это нравится? Видите, он спит. А его время вышло! Просрочено уже девять дней тринадцать часов сорок шесть минут… а он все спит. Это не моя вина. Я разбудил его вовремя, как раз, когда истекло его тысячелетие. Кто мог вообразить, что Феникс с его пренебрежением к своим обязанностям, с его…— Часы снова забрызгали слюной.
— Ну-ну, — успокаивающе проговорил Каролинус.
— Но это невыносимо, маг, ты же знаешь, — ответили Каролинусу часы.
— Здесь нет твоей вины, — отозвался тот. — Ты его будил. Он поднялся, и с этого момента ответственность легла на его плечи.
— А как же я? — вскричали часы. — Ведь я считаю уже вторую тысячу лет. Вы полагаете, что этот бездельник проспит еще тысячу лет, а мир будет его ждать? Это его вина, но мир-то смотрит в первую очередь на меня. Все смотрят на меня и думают: «Почему же он ничего не предпринял?»