Дракон, который боялся летать
Шрифт:
Эмма сжалась, обняла колени и молчала целую минуту. Сильвен ждал.
Наконец волшебница тихо, смущённо произнесла:
— Вы же знаете, что тортики. Все маги неравнодушны к сладкому.
— По вам и не скажешь, — пожал плечами дракон, вставая.
— Во время магического истощения, — добавила Эмма. — А вы правда принесли холодильник мороженого?
— Сумку-холодильник, — усмехнулся Сильвен. — Но большую. Какой тортик предпочитаете?.. Вы зелье-то выпейте, госпожа. Выдохнется.
Маги с высоким потенциалом от истощения страдают редко. Когда Сильвен изучал эту тему — тайком, украв книгу в дворцовой библиотеке, — он никак не мог понять, что значит «истощить резерв»? Он думал, дело в том, что люди физически слабее драконов, потому, если волшебник слишком много и часто колдует, однажды он может упасть и не встать. Причина оказалась куда прозаичнее: маги просто тратят больше сил на колдовство, потому что не подключаются к магии напрямую. Все эти силовые линии, опутывающие целый мир — волшебники способны их увидеть, однако использовать, увы, нет. Точнее, да, но только пропустив через собственное тело. Да и то не каждая линия, в смысле, источник им поддаются. Поэтому волшебники с таким удовольствием в прошлом покупали драконов. Покупали, усыпляли — и тянули из них магию. С помощью артефакта это было особенно удобно, не нужно таскать с собой бесчувственное тело. Уложил его в «гроб» — точнее, криокамеру, подключился, так сказать, удалённо — и готово, пользуйся.
Волшебники с высоким потенциалом имели собственный резерв (тот же источник магии, только внутри их тел) настолько большой, что драконы им были не нужны. И, если следили за собой, не истощались никогда.
Эмма о себе, похоже, совсем не заботилась.
— Госпожа, объясните, что вы забыли в вашем Эртене? Переехали бы в столицу, устроились во дворец. Вас бы приняли с распростёртыми объятьями. И не пришлось бы горбатиться за весь отдел, как здесь. У вас был бы нормальный заместитель, следил бы за вашей энергией, носил бы кофе…
— Вайлет и так носит кофе. — Эмма вздохнула. Ореховое пирожное она ела аккуратно, вдумчиво — приятно посмотреть.
— Ещё скажите, что вы всем довольны, — хмыкнул Сильвен.
Эмма вытерла губы салфеткой, заглянула в сумку, выбрала ягодное желе и принялась его распечатывать.
— Нет. Конечно, нет. Но я замужем, и моему мужу будет сложно найти практику в столице.
— Он такой плохой психолог?
— Нет, просто родился не у тех родителей. Вам это, господин, наверняка знакомо.
Сильвен хмыкнул.
— Муж, который вас не ценит.
Эмма хмуро посмотрела в ответ.
— А вы бы, конечно, ценили. Я не знаю, зачем вам это, но представьте, что вы уложили меня в постель. Сколько мне бы потребовалось времени, чтобы вам надоесть? День? Два?
Сильвен покачал головой.
— А как же большая и чистая любовь?
— У человека и дракона?
— Ну, король же с королевой как-то справляются.
Эмма снова уделила всё внимание пирожному.
— Вы уж простите, — глядя на неё, сказал Сильвен, — что я лезу, несомненно, не в своё дело. Но это поразительно. У вас уникальный дар, высокий потенциал, вы наверняка знаете, какие возможности это для вас открывает. Но вы предпочитаете сидеть в заштатном городишке рядом с недалёким мужем, который вас бьёт, и ходить по воскресеньям в церковь, где вам рассказывают, что терпеть полезно. Я сначала решил, что вы просто глупы. Но теперь вижу — вы не глупы. Вы трусливы. Вы боитесь перемен и находите тысячу причин, почему всё должно остаться так, как есть.
Эмма, молча смотревшая на него во время этой речи, вдруг расхохоталась.
— Я сказал что-то смешное? — обескураженно спросил дракон, подавая ей салфетку.
Эмма вытерла губы, потом слёзы и, улыбаясь, ответила:
— Ну что вы. Просто у вас так хорошо получается судить других. У вас, Сильвен. Вы не далее, чем позавчера приходили и просили меня дать вам забыться. А что же вы? Тоже трусливы?
Сильвен отвёл взгляд, посмотрел на море — оно уже успокоилось, ветер унялся, волны снова нежно гладили берег.
— Да, госпожа. Тоже.
Эмма дёрнула щекой, досадливо вздохнула. Потом достала последнее пирожное — снова ореховое. Покрутила, рассматривая со всех сторон.
— Вы ничего не понимаете, Сильвен. Ничего. Особенно когда говорите о боге. Вы так слепы.
— Да неужели! — фыркнул дракон. — Тогда вы глухая. Давайте, скажите, что церковь для вас не оправдание терпеть.
Роберт бы сейчас хмурился и качал головой. Наверное, прочитал бы Сильвену нотацию, что осуждать веру другого — глупо и недостойно.
«Почему я всё время о нём думаю?» — устало удивился дракон.
— Когда веришь, ты не одинок, — просто сказала Эмма. — Это вам должно быть понятно.
Сильвен подавился воздухом. А Эмма продолжила:
— Бог всегда рядом, всегда со мной, и он меня любит. Любой. Вас когда-нибудь любили, Сильвен? Любым. Даже драконом. Огненным. Который может разрушить всё, убить всех и забыть об этом, потому что это его природа. Любили?
Сильвен зажмурился — ответ встал в горле комом.
— Я думал, что да, — тихо сказал дракон чуть погодя.
— А я никогда даже не думала, — кивнула Эмма. — Меня любит только бог. Отец презирает — он ненавидит мой уникальный дар. Вы спрашивали, почему я не использую его на моём муже — потому что моя мать использовала его на отце. И ничем хорошим это не кончилось. Для моего мужа я билет в хорошую жизнь. Как женщина я никогда не буду достаточно хороша для него. Не могу быть. Он же… Вы его видели. О нём многие мечтают.
«И наверняка он постоянно вам об этом напоминает», — думал Сильвен, вспоминая красавчика Алана. Только и пользы что красивая физиономия. Это, кстати, легко исправить — только вряд ли Эмме это поможет.
— Считайте меня глупой, если хотите. Трусливой. Как пожелаете. Мне всё равно. — Эмма отвернулась и тоже стала смотреть на море.
Сильвен подождал минуту-другую. Потом тихо сказал:
— Мне очень жаль.
Эмма покачала головой.
— Нет, вам не жаль.
— Вам действительно сложно представить, что кому-то может быть на вас не наплевать?
Волшебница вздрогнула и обернулась. Потом устало спросила:
— Что вам от меня нужно?
— Ничего, — улыбнулся дракон. — А вы что-то можете мне дать?