Дракон поверженный
Шрифт:
Чем выше они поднимались, тем лучше можно было разглядеть простиравшуюся внизу долину с ее изумрудно-зеленой растительностью. Тропинка уже петляла среди зарослей молодого папоротника-орляка, густо покрывавшего эту часть горного склона. На пути не раз попадались деревянные настилы, переброшенные через узкие расщелины. Вскоре тропинка обогнула расселину с водопадом. Они подошли ближе к воде, но затем неожиданно для самих себя продолжили подъем, становившийся с каждым метром все круче и круче. Очередной поворот вывел их на заболоченную седловину, где находилось крошечное озерцо со стоячей бурой водой. Лоренс посмотрел
Далее тропинка запетляла по крутому, усеянному щебенкой склону. Заросли травы и вереска заметно поредели, сменившись участками каменистой почвы. Каждый резкий поворот пешеходной тропы был размечен условными знаками. Под башмаками Лоренса захлюпала грязь. По обе стороны тропинки все чаще стали попадаться кучки снега. Туман с каждой минутой делался все плотнее. Разглядеть горную долину уже было невозможно.
– Здесь удивительно чисто, – заметил Лоренс. – Мне нравится эта гора.
Джуна остановилась, присела на массивный камень и достала из рюкзака фляжку.
– Я думала, у вас вся планета чистая.
– Так оно и есть. Но это другой тип чистоты. Я думал, что Шотландия будет другой. У вас здесь очень много предприятий тяжелой промышленности. Я думал, что вы будете… более архаичными, что ли. Реки с ржавой водой, вытекающей из озер с затопленными в них старыми машинами. Груды шлака возле заброшенных угольных шахт. Ну и тому подобное.
– Промышленные предприятия в Шотландии находились главным образом на юге. Кроме того, у нас много заводов по переработке вторичных ресурсов, ты их видел на окраине города. На них работа не прекращается ни на минуту.
– Я это заметил.
Лоренс действительно обратил на это внимание, когда они на велосипедах проезжали по городу. Заводы ненавязчиво вписывались в городской пейзаж на противоположном берегу реки Локи. Подземные фабрики странным образом напомнили ему о химическом заводе на Флойде – комплексе строений с плоской крышей. В отличие от него на этих крышах отсутствовали колонны охладительных устройств. Виднелись лишь длинные ряды черных воздухоотводов, которые не сразу можно было заметить. О количестве подземных промышленных предприятий свидетельствовали лишь трубы, располагавшиеся вдоль склона горы Криг-Кейл, – двадцать огромных бетонных труб на высоте двухсот метров над землей. По ним с Северного нагорья поступала вода в количестве, требуемом для их бесперебойной работы.
Джуна рассказала о том, что эта промышленная зона появилась на месте завода по переработке алюминия, построенного здесь в двадцатом веке по причине близости к источнику гидроэлектроэнергии. Когда брюссельский парламент тех далеких лет призвал европейские правительства к ужесточению природоохранного законодательства, территория завода была расширена, и у него появились дочерние подразделения для переработки других типов сырья. Теперь практически все европейские промышленные
Форт-Вильям занимался почти теми же самыми технологическими операциями и перерабатывал самые разные вещи – от банок из алюминия до электронного оборудования, от стекла до бетона и полимеров. Вторичное сырье со всех уголков Европы прибывало сюда по железной дороге, а также на кораблях и баржах. Затем оно отсортировывалось и перерабатывалось.
– Мне кажется, сейчас природа уже не загрязняется так сильно, как раньше, – заметил Лоренс.
– Ты прав, в индустриально развитых странах загрязнение окружающей среды уменьшилось, особенно после «зеленой волны». Но относительно чисто и в неиндустриальных регионах, таких как Африка и Южная Евразия. Корпорации не заинтересованы в ухудшении природных условий на своих будущих территориях.
– Джуна, послушай. Не надо так цинично ко всему относиться. Не стоит считать врагами тех, чьи цели не совпадают с твоими целями и жизненными установками.
– Неужели? – ответила Джуна и указала на простиравшуюся у их ног горную долину. – Если им удастся добиться своего, то в один прекрасный день весь мир станет вот таким. Все станут жить в уютных домиках с садом.
– Да, это ужасно. Вы только представьте себе – повсеместно снизится преступность и каждый получит прекрасное медицинское обслуживание!
– Но при этом полное отсутствие свободы! Никаких индивидуальных отличий. Одни только корпорации и внедряемая ими монокультура.
– Чушь! – парировал Лоренс. – Люди жалуются на транснациональные корпорации и ползучий глобализм еще с середины двадцатого века. Но мне ваш мир кажется привлекательным и разнообразным.
– Это поверхностное видение проблемы. Ее суть иная – тенденция к всеобщей унификации. Национальные экономики сделаются неотличимыми и виной тому все те же корпорации.
– Но мне это нравится. Я не возражаю против того, что они инвестируют огромные суммы в экономику слаборазвитых государств и расширяют их производственную базу. Это дает шанс всем без исключения стать акционерами и рассчитывать на дивиденды.
– Нет у них никакого шанса. Если ты хочешь получить более или менее приличную работу, то должен вступить в корпорацию. А после того как ты это сделал, твоему примеру следует и твоя семья.
– Семья получает дивиденды от акций, это верно. Ты получаешь возможность выбирать школу для детей, повышается уровень твоего медицинского обслуживания, в старости тебя ждет хорошая пенсия. Акционирование – великое социальное завоевание. Оно дает мотивацию для добросовестного труда, который достойно оплачивается.
– Оно разрушает индивидуальность.
– Возможность стать акционером – выбор свободной личности.
– Вынужденный выбор. Несвободный выбор.
– Выбор в обычной жизни тоже не всегда свободен. Возьмем, например, меня. Я стал акционером «Зантиу-Браун» потому, что это единственная компания, которая ведет достойную политику межзвездных полетов. У других компаний – совсем другие приоритеты, и выбор их практически безграничен.
Джуна устало покачала головой.
– Я никогда не продамся за возможность иметь сказочный домик и полное медицинское страхование.