Дракон в серебряной чешуе
Шрифт:
Эфрина поднялась и принесла склянку с травяным настоем, которую мне никогда прежде не доводилось видеть. Склянку она держала обеими руками, а пробку вытащила зубами, словно опасаясь пролить хоть каплю. Золотистая струя, что потекла в кубок, источала запах созревающих трав.
Эфрина наполнила кубок, который я продолжала держать, до половины и вышла, оставив нас вдвоем с Эйнином по разные стороны стола. Отпустив кубок, я взяла ладони Эйнина и прижала их к гладкой поверхности серебра.
— Пей, — сказала я. — Отпей половину. Прежде, чем мы расстанемся, нам нужно выпить вместе из этого кубка.
Он
— Во время нашей разлуки, — продолжала я, — по этому кубку я буду читать твою судьбу. Пока серебро такое ясное, как сейчас, значит, с тобой все хорошо, если же оно затуманится…
— Идет война, сестра, — прервал он меня, — и ни один мужчина не может оградиться от опасности.
— Верно. Однако порой опасность способна стать гибельной.
Эйнин нетерпеливо взмахнул рукой. Его никогда не привлекало Древнее Учение. Думаю, он считал его пустой тратой времени и сил, хотя никогда не говорил об этом. Ничего не сказал он и сейчас.
Тем временем я спрятала кубок, и мы с Эфриной стали готовить то, что понадобится Эйнину в дороге, — одеяло, еду, флягу с водой и мешочек с целебными травами. И он ушел, как отец.
Жители Варка тоже покинули деревню. Часть молодежи ушла с моим братом — он, несмотря на юность, был их признанным вожаком из-за мастерского владения оружием. А мы, все прочие, заколотили двери своих домов, навьючили своих пони и пустились в глубь холмов.
Зима была очень тяжелой. Поначалу мы остановились в одном поселке, а когда стало известно о приближении захватчиков, двинулись дальше, к пустошам. Мы скрывались в пещерах, но и там нас достигали слухи о новом наступлении врагов.
Мы с Эфриной не знали покоя, врачуя не только раны беженцев, присоединявшихся к нам после очередной проигранной битвы, но также многочисленные болезни, порожденные голодом и тяготами жизни, иной же раз нас призывали просто принести утешение. И с тех пор, как мы стали жить под угрозой вечной и неожиданной опасности, я не расставалась с кольчугой и мечом, что сделал для меня отец. Еще я выучилась стрелять из лука как ради добычи, так и ради тех, кто нападал на нас, прельстившись нашим нищенским достоянием.
Всегда, когда в стране падает власть законов, на свет выползают гнусные хищники, обирающие слабых из своего же народа. Таких я убивала без всякой жалости, ибо не считала их за людей.
Единственным, чем я дорожила, оставался кубок, на который я смотрела каждое утро. Его светлая поверхность ни разу не потемнела, и я знала, что брат мой жив и здоров.
Иногда я пыталась пройти по мосту снов, испив дурманного зелья, а проснувшись, никогда ничего не могла ясно припомнить. Но я стремилась к большему знанию, чем могла дать мне Эфрина, жаждала сравняться знанием с моей матерью.
Странствуя, мы не раз встречали Места Власти, оставшиеся от Древних. От иных вместе с Эфриной старались увести наш поредевший и измученный отряд как можно дальше, поскольку они источали тлетворный туман, зараженный злом и чуждый всему человеческому. Другие были совершенно пусты, будто их обитатели давно ушли или умерли. Были и места, где чувствовалось доброе влияние, тогда мы с Эфриной шли туда, надеясь
Годы, последовавшие дальше, не имели названий и отличались только сменой сезонов.
На третье лето мы положили конец скитаниям. Правда, часть наших откололась и ушла дальше, но большинство остались. Во главе по-прежнему был Оманд, совсем скрючившийся от ломоты в костях, его младшие братья с женами, две дочери с детьми — их мужья ушли вместе с Эйнином, и потому они таили злобу на меня, хотя всегда молчали об этом — и еще три почтенных семьи. Такова была основа общины.
Мы отыскали маленькую долину высоко в горах, где прежде никто постоянно не жил, но раньше держали летний выгон пастухи. От них оставалось несколько хижин, в которых мы и разместились вместе с гуртом овец и десятком пони, а тем, кто всю жизнь кормился морем, досталась тяжкая участь земледельцев.
На высоте, с которой открывался обзор на подходы к долине, мы устроили сторожевой пост. Уклад жизни так переменился, что на часах стояли по большей части женщины, вооруженные луками и копьями, переделанными из гарпунов. Стража была необходима — мы знали, что ждет маленькие деревни в случае неожиданного нападения.
То, о чем я расскажу, произошло примерно через год, как мы поселились там. Большинство наших высаживало в поле запасенные с осени семена, а я несла стражу наверху, когда впервые увидела на дороге всадников. Обнажив меч, лезвие которого отражало солнечные блики, я условленным знаком сообщила об угрозе, сама же стала спускаться по тайным тропам, чтобы проследить за чужаками вблизи.
Теперь для нас все чужаки были врагами.
Вытянувшись на разогретой солнцем каменной плите, я увидела, что они, похоже, не представляют для нас опасности. Их было только двое, а мы успели подготовиться к нападению.
Это были, несомненно, воины, но их кольчуги были пробиты и искорежены. Один из них удерживался в седле только потому, что был к нему привязан, в то время как другой держал поводья его коня. Их головы были обмотаны окровавленными тряпицами, а привязанный к седлу имел еще и рану на плече. Его спутник время от времени озирался, словно страшась преследования. Он еще сохранил свой шлем с изображением атакующего сокола, но одно крыло его было отбито. На кольчугах обоих еще можно было разглядеть родовой герб, но разобрать девиз я была уже не в силах. Впрочем, я все равно ничего не понимала в геральдике Долин. Они были вооружены мечами, сейчас находившимися в ножнах, а у всадника в шлеме имелся еще и арбалет. При них не было седельных сумок, и их кони едва переставляли ноги.
Я слегка откинулась назад и возложила стрелу на тетиву:
— Стоять!
На приказ, раздавшийся ниоткуда, всадник в шлеме поднял голову. Лица его под забралом я не видела, зато заметила, как рука привычным движением легла на рукоять меча. Но меча он не вынул, поняв, вероятно, что этим себе не поможет.
— Сам выходи из засады!
Голос его был низким и хриплым, но твердым; голос человека, привыкшего идти навстречу опасности.
— Нет, — отвечала я. — Твоя смерть в моих руках, наглец! Прочь с коня и бросай оружие!