Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней

Дворецкая Елизавета Алексеевна

– Скажи, этот погреб снаружи охраняют? – спросил Бьярни.

– Я не обращала внимания. Но он заперт.

– А у кого хранится ключ?

– У самого короля.

– У Торварда конунга?

– Да.

– Ты могла бы как-нибудь достать его?

– Не думаю. Я больше не врачую его раны и не приближаюсь к нему.

– Если бы ты смогла достать ключ и отпереть дверь, я распорядился бы свободой на благо и мне, и тебе.

– Хорошо, я попробую, – хмуро ответила девушка. – Но не обещаю того, что, возможно, не сумею исполнить.

Тейне-Де вскоре ушла. Бьярни проводил ее досадливым

взглядом. Похоже, от этой красотки толку мало. Была бы на ее месте Элит, уж она бы что-нибудь придумала, достала бы ключ хоть из пасти Фенрира!

Но, видно, боги его слышали и напрасно он так мало надеялся на Тейне-Де. Тем же вечером, когда она прислуживала фьяллям во время ужина, сам конунг обратился к ней.

– Ты ходила сегодня навестить моего пленника, Бьярни, – сказал он ей при помощи Хавгана, хотя давно подозревал, что пламенная дева и сама понимает если не все, то многое. – Как ты нашла его здоровье?

– Его здоровье очень плохо, – ответила Тейне-Де. – Силы его души и тела подорваны, и он разлучен со всем, что ему мило. Он умрет, если не дать ему возможности снова видеть небо и дышать ветром. Ибо в нем – Красный Дракон, и он зачахнет, если оторвать его от сил всех высших стихий.

– Ах вот оно что! – Торвард многозначительно покивал. – Не годится мне уморить в погребе такого доблестного человека и достойного соперника. Пожалуй, надо дать ему возможность иногда выходить, подышать свежим воздухом. Ты возьмешь на себя присмотр за ним во время этих прогулок? – обратился он к девушке.

Тейне-Де пожала плечами: дескать, мне дела нет, но если ты приказываешь…

На следующее утро двое кваргов вынесли якобы больного Бьярни из погреба и положили на травке на склоне холма. Ему казалось, что он видит окрестности бруга Айлестар впервые за долгое, долгое время: с достопамятной битвы едва прошла неделя, но для него она растянулась на целый год. Так же блестела летняя зелень, отражаясь в прозрачных струях Клионы, так же сияло солнце, будто не замечая, что над землей Клионн распростер свои крылья Черный Дракон. С наслаждением вдыхая свежий воздух после духоты погреба, видя вокруг широкий простор, Бьярни ощущал, что Тейне-Де не слишком уклонилась от истины, описывая его «болезнь», – еще немного, и он в самом деле начал бы чахнуть.

Двое фьяллей, сопровождавшие их с Тейне-Де, устроились поодаль на травке и принялись играть в ножик. Пламенная дева сидела на траве, обняв колени и грустно склонив голову с густой волной пышных рыжих волос. Поглядев на нее, Бьярни почувствовал жалость: ее участь тоже была незавидна. Здесь она пока еще – королевская дочь, а спустя немного времени станет рабыней, проданной какому-нибудь болвану за три марки.

– Не знаю, чего ты этим добился, – проговорила она, не поворачиваясь к Бьярни. – Если ты убежишь отсюда, мне придется за это отвечать.

– Но ты можешь сказать, что я обманул тебя и притворился больным.

– Он мне не поверит. – Тейне-Де покачала головой. – Он знает, что я прекрасно могу отличить здорового от больного – ведь это я выходила его, когда он умирал! И умер бы, если бы не мое искусство.

– Неужели в благодарность он не простит тебя, если пленник убежит? – сказал Бьярни, хотя сам понимал: даже ради собственной свободы он не

может ставить под удар девушку.

– Я не заметила, чтобы чувство благодарности было ему свойственно, – ядовито отозвалась Тейне-Де. – Я спасла ему жизнь, но не вижу от него ничего, кроме приказов: подай это, принеси то. Он сделал меня своей служанкой.

Она отвернулась, пряча глаза от стыда и досады. Королевской дочери трудно было смириться с таким положением дел – об участи более худшей она даже не думала.

– Мою мать, дочь рига Миада, когда-то увезли и продали в рабство, – со вздохом сказал Бьярни. – Она ничуть не хуже тебя и родом, и красотой, и всеми дарами, которыми владеет знатная дева, но ей пришлось делать черную работу по дому в течение многих лет. Так что считай, что тебе еще повезло, если Торвард конунг всего лишь заставляет тебя прислуживать ему за столом. А ведь он может увезти тебя на рабский рынок и продать первому, кто уставит на тебя свои бесстыжие глаза. Королевская дочь – желанная добыча, даже если…

«Если она не слишком красива», – подумал Бьярни, но вовремя сдержался и не стал этого говорить. Да, и на Тейне-Де найдутся покупатели, готовые выложить три марки, лишь бы потом хвастаться соседям, что их ложе согревает настоящая дочь короля! Уж Торварду поверят – конунг фьяллей не обманет покупателя и не станет ради двух лишних марок выдавать за королевскую дочь какую-нибудь юную пастушку.

– Меня? – Тейне-Де глянула на Бьярни так возмущенно и гневно, будто это он и готовил ей эту тяжкую участь. – Он не посмеет!

– Он – посмеет!

Бьярни вздохнул. Попадись в руки Торварду Элит – он и ее, хоть она во всем превосходит Тейне-Де, сможет взять в наложницы, подарить кому-нибудь из своих людей, увезти и продать. Было в нем что-то такое, что позволяло ему плевать на все, что имело ценность для других людей, и считаться только со своими собственными желаниями и потребностями.

В этот раз Бьярни вернулся в погреб, так ничего и не придумав. Назавтра Тейне-Де вновь пришла за ним. И на третий день. Приведя пленника обратно, Сельви, который в этот раз за ним присматривал, стал запирать дверь, и тут его окликнул тот длинный парень со светлыми кудрями и наглым лицом, который вообще занимал в дружине фьяллей одно из первых мест – непонятно, за какие заслуги. Тейне-Де не разобрала, о чем они говорили: наглый парень чего-то хотел от Сельви, чего-то требовал, а тот пытался в ответ что-то доказать. Увлекшись спором, они совсем забыли о пленниках; парень потащил Сельви в башню, и тот пошел за ним, не прекращая спорить. И не заметил, что ключ остался в замке.

Не дожидаясь, пока еще кто-то это увидит, Тейне-Де мигом вытащила ключ и опустила в кувшин, в котором приносила для Бьярни укрепляющее питье. На дне еще оставалось немного темного отвара, и ключ канул туда без звука и следа. И девушка пошла прочь с обычным независимым видом, будто ничего не случилось.

Весь вечер она провела, как на иголках, боясь, что о ключе вспомнят и примутся искать. Или, не найдя, поставят стражу возле погреба. Но фьялли ни о чем не вспомнили. Видимо, Сельви считал, что уже отдал ключ конунгу – как вчера и позавчера, а конунг думал, что Сельви оставил ключ себе, чтобы снова за ним не ходить.