Драконье крыло
Шрифт:
Впрочем, не все ли равно, что скажет отец?
Бэйн стиснул одеяло и едва не разревелся по-настоящему. Нет, ему не все равно, что скажет отец! Совсем не все равно…
Бэйн очень хорошо помнил тот день, когда он отчетливо осознал, что люди, которых он называл своими родителями, заботятся о нем, но не любят его. В тот день он удрал от Альфреда и сшивался на кухне, выпрашивая у кухарки кусочки сладкого теста. И тут вбежал зареванный мальчик-скотник – его только что оцарапал дракон. Это был сынишка кухарки, мальчик примерно тех же лет, что и Бэйн. Отец, драконюх, взял его к себе в помощники. Царапина была так себе, ничего серьезного. Кухарка промыла ее, перевязала, а потом обняла мальчика, прижала к себе, погладила по головке и отослала обратно. Мальчик убежал, забыв и о боли, и о страхе.
Бэйн следил за ними, забившись в угол. Накануне он порезался треснувшим стаканом Ой, что было! Тут же призвали Триана. Триан принес с собой серебряный нож, прокаленный на огне, целебные травы и паутину, чтобы остановить кровотечение. Провинившийся стакан тут же разбили вдребезги. Альфреда едва не выперли – Стефан орал на него минут двадцать. Королева Анна едва не упала в обморок, и ее пришлось увести из комнаты. Но она не поцеловала Бэйна, не погладила по голове, не попыталась рассмешить, чтобы заставить забыть о боли…
Бэйн получил некоторое удовлетворение, отлупив мальчишку. Особенно приятно было то, что скотника потом еще строго наказали за то, что он дрался с принцем. Ночью Бэйн спросил у голоса из амулета, который часто разговаривал с ним по ночам, отчего его мама и папа не любят его.
Голос рассказал ему правду. Стефан и Анна ему не родители. Он просто пользуется ими до поры до времени. Его настоящий отец – могущественный мистериарх. Его настоящий отец живет в роскошном замке в сказочном королевстве. Его настоящий отец гордится своим сыном и, когда придет время, возьмет его к себе И они всегда будут вместе Собственно, последнюю фразу Бэйн добавил от себя. А тут отец сказал: «На самом деле Срединным царством буду править я».
Мальчик выпустил одеяло, ухватился за амулет и дернул изо всех сил. Но цепочка выдержала. Бэйн произнес несколько слов, которые он узнал от того же мальчишки-скотника, дернул еще раз, сильнее, оцарапался сам, но цепочка осталась цела. Тогда он наконец разревелся, разревелся от боли и разочарования. Он сел в постели, принялся тянуть и дергать цепочку, она запуталась у него в волосах, но наконец ему удалось сорвать ее.
Альфред плелся по коридору, разыскивая в этом лабиринте свою комнату.
«Лимбек попал под влияние мистериарха. Я предчувствую, что гегов вот-вот втянут в кровавую бойню, в которой погибнут тысячи – и ради чего? Всего лишь ради того, чтобы какой-то негодяй мог править миром! Я должен предотвратить это. Но как? Что я могу – один? И стоит ли останавливать это? Ведь, в конце концов, именно попытки управлять тем, чему следовало предоставить идти своим путем, привели нас к гибели! И еще этот Эпло… Я точно знаю, кто он такой, но опять же что я могу? И следует ли мне что-то предпринимать? Я не знаю! Не знаю! Ну почему я остался один? По ошибке или мне действительно предназначено что-то сделать? Но что именно?» Тут камергер обнаружил, что оказался у двери комнаты Бэйна Внутри у Альфреда была такая сумятица, что темный коридор поплыл у него перед глазами. Альфред остановился, ожидая, пока его зрение прояснится, и отчаянно желая, чтобы его мысли тоже прояснились. И вдруг он услышал, что Бэйн плачет и ругается у себя в комнате. Альфред огляделся, убедился, что никто за ним не следит, поднял два пальца правой руки и начертил на двери руну. Дверь словно растаяла, так что Альфред мог видеть, что происходит в комнате.
Бэйн швырнул свой амулет в угол.
– Никто меня не любит! Ну и хорошо! Я их тоже никого не люблю! Ненавижу! Всех ненавижу!
Мальчик бросился ничком на кровать и зарылся лицом в подушку. Альфред перевел дыхание. Наконец-то! Наконец-то это произошло! И как раз тогда, когда он уже отчаялся.
Теперь пора увести мальчика от той ямы, куда чуть было не затащил его Синистрад. Альфред шагнул вперед, совершенно забыв про дверь, – и едва не расквасил себе нос: ведь заклинание не уничтожило дверь, оно лишь сделало ее невидимой.
Камергер еле успел остановиться, и в тот же момент ему пришло в голову: «Нет, я не гожусь. Кто я такой? Всего лишь слуга. Надо позвать мать!» Бэйн услышал шум в своей комнате. Он быстро зажмурился и застыл. Натянул одеяло на голову и незаметно стер с лица слезы.
Может, это Синистрад пришел сказать, что передумал?
– Бэйн! – голос был тихий и нежный. Голос его матери.
Мальчик притворился, что спит. «Что ей нужно? – подумал он. – И хочу ли я говорить с ней? Да, – решил он, вспомнив слова отца, – пожалуй, мне стоит поговорить с матерью. Всю жизнь мной кто-то пользовался! Теперь я сам буду пользоваться другими».
Бэйн, сонно моргая, поднял с подушки растрепанную голову. Иридаль перенеслась в его комнату и теперь стояла в ногах кровати. Она светилась ровным теплым сиянием, озаряя своим отблеском мальчика Комната оставалась погруженной во мрак. Взглянув на мать, Бэйн увидел в ее глазах жалость и понял, что она заметила следы слез у него на щеках. Это хорошо. Он снова пустил в ход свой арсенал.
– Дитя мое! – воскликнула Иридаль, подойдя к нему. Она села на постель, обняла его и прижала к себе.
Мальчика обдало теплой волной. Он прислонился к ласковой руке матери и сказал себе: «Ладно, отец получил от меня то, что хотел. Интересно, чего хочет от меня она?» Похоже, Иридаль ничего не хотела. Она склонилась над ним и бормотала что-то о том, как она по нему тосковала и хотела видеть его. Это навело Бэйна на мысль.
– Мама, – сказал он, подняв на нее заплаканные глаза, – я хочу остаться с тобой! А папа хочет отослать меня.
– Как отослать? Куда? Зачем?
– Обратно, в Срединное царство, к этим людям, которые меня совсем не любят! – Бэйн схватил ее за руку. – А я хочу остаться с тобой! С тобой и с папой!
– Да-да… – прошептала Иридаль. Она притянула Бэйна к себе и поцеловала его в лоб. – Да… Семья… Как я мечтала… Быть может, еще не поздно. Мне его не спасти, но, быть может, его сыну это удастся? Он не сможет пренебречь такой невинной любовью, предать такое доверие. Эта ручонка, – она поцеловала руку Бэйна, омывая ее слезами, – эта ручонка может вывести его из тьмы, в которой он бродит!
Бэйн ничего не понял. Ему было безразлично, где свет, где тьма. Главное – добиться, чтобы люди делали то, что хочется ему.
– Поговори с папой, – сказал он, высвобождаясь из ее объятий. Пожалуй, все эти ласки и поцелуи – не такая уж приятная вещь!
– Да, я завтра поговорю с ним.
– Спасибо, мама, – Бэйн зевнул.
– Тебе пора спать, – сказала Иридаль, вставая – Спокойной ночи, сынок – Она укутала его одеялом и, наклонившись, поцеловала в щеку. – Спокойной ночи.
Волшебное сияние угасло. Иридаль воздела руки, закрыла глаза, сосредоточилась – и исчезла.