Драконье лето
Шрифт:
— В том, что мать Анри и дракон Верга даже не разговаривали. Возможно, они и были близки, но с рождением Анри все переменилось: отца он почти не видел. Возможно… не знаю. И не хочу знать; простите.
— И Анри де Верг начал подозревать неладное, — пробормотал я. — А узнал только сейчас?
— Для этого ему пришлось проехать не одну сотню миль. Анри еще сомневался, но архивные записи поставили точку. Я видела документы.
Значит, это правда? И я мог убить не просто высокомерного мага, а брата по крови?
Я резко сел. В ушах засвистело, от лица отхлынула кровь. Рядом мелькнул
— Если это важно, о родителях моей матери всегда говорили шепотом, — негромко сказала она, касаясь моего запястья. — Я никогда их не видела. Это всего лишь происхождение, Квентин. Мир не переворачивается.
— Анри говорил, что Верг был неплохим старичком, — хватаясь за соломинку, вспомнил я. — Об отце так не говорят. Да и о том, что у Верга был сын, он упомянул смеясь.
— Анри любит эпатировать. Его выходки долгое время были притчей во языцех в Галавере, другое дело, что мне об этом распространяться не стоит.
— Зачем же вы рассказали мне… это? — Я с усилием вытолкнул слова. — Вы уверены, что он не хотел бы скрыть свое… свое происхождение?
— Не хотел. У нас в чести откровенность, и Анри гордится собой — он бы пришел в ужас, если бы ему предложили скрыть подобное от своих. Происхождение не может быть порочным; только деяния. Вы не согласитесь?
Эйлин смотрела прямо на меня, и на минуту мне пришла в голову невозможная мысль, что она знает о Херре.
Каменные драконы равнодушно слушали наше молчание. Колокола пробили, де Верг — сын дракона, ничего не отменить, но есть что-то еще. Эйлин не будет делиться со мной такими сведениями просто так. Что она хочет сказать? Что?
Анри маг. Она думает, что я — маг.
Вот и ответ.
— Анри — сын дракона и волшебник, — проговорил я вслух. — Вы думаете, что эти два явления связаны? И именно поэтому рассказываете мне то, что не рассказали бы никому другому?
— Талантливейший волшебник, — подчеркнула она. — И ваши возможности превосходят его.
— А ваши?
Она покачала головой.
— Я даже не знаю, кто приходится мне прадедом. Дален, Аркади, я — мы основали орден на песке, не задумываясь, откуда у нас огонь. До этого ли было? Когда Дален выбирался из подвалов Вельера, мне, честно говоря, было все равно, чей он сын, внук, правнук. Мы выживали.
— А теперь, отдышавшись, ищете себя?
— Вода поднимается, Квентин, — негромко сказала она. — Каждый выплеск дикого огня стоит нам пары деревень. Если начнется вторая война, мы погибнем.
Я начал понимать.
— Вы не уверены, что здесь есть связь, — произнес я. — Но какой козырь! Драконы, для которых род священен, отступятся от Галавера и никогда и ни за что не поднимут руку на свою кровь.
— Или сотрут нас в порошок, дабы неповадно было. Анри, впрочем, думает, как вы, — Эйлин устало провела рукой по лицу. — Он помешан на этой идее, не спал с тех пор, как они с Мареком приехали из Херры. Скажу честно: я не верю в это. Лучше договориться с драконами, используя дипломатию. Но если у нас не останется выхода…
— Вы так откровенны со мной…
— Потому что я хочу откровенности. Квентин, это важно. Кем были ваши родители?
Я не предполагал, что мне будет так трудно соврать, глядя ей в глаза. Право, если бы я был тем, кем она меня видела, я рассказал бы ей все, не думая.
Но я дракон, и она собирается нас обмануть.
— Они не умели летать, если вы об этом, — резко ответил я. — Почему вы мне доверяете? Во время войны многие маги были на стороне драконов. Что, если я один из них?
По взгляду Эйлин я понял, что сморозил глупость.
— Теперь я понимаю, что вы действительно жили в уединении, — медленно сказала она. — После войны на стороне драконов не осталось ни одного чародея. Ни одного.
— Почему? Всех перебили?
Она покачала головой.
— Хватит с вас плохих новостей на сегодня.
— Но вы рассказываете мне все и сразу…
— А у меня есть выбор? — Эйлин встала. — Хорошо жить магом в одинокой башне. Уединенно, таинственно, романтично. А вот учить… учиться, пробовать, до искр из глаз, до сонной одури, каждый день — и притом держать марку, и, по сути, править… Это трудно. Впрочем, я лукавлю. Это легко — усилий нужно прилагать меньше, чем мне думалось. Труднее с монотонностью. Впрочем, когда на глазах растут ученики… Но я не об этом. Мы будем видеть друг друга по десять часов каждый день. Вы думаете, я захочу видеть в вас бездушный автомат? Вы должны и будете знать все. И о наших планах, и о будущей войне.
— И о своем возможном происхождении… — пробормотал я, глядя на нее снизу вверх. — Могу ли я побывать в архиве? Мне хотелось бы убедиться собственными глазами.
— Те записи слишком интимны, — она покачала головой. — Мне самой не так приятно было их читать. Кроме того, это вторая причина, почему я откровенна с вами: на архивы наложен жесткий запрет. Еще в начале нашего пребывания в Галавере туда проник бывший владелец замка, и дело кончилось большой бедой. Кого пускать и какие свитки выдавать на руки, теперь решает архивист, и только он.
— Но разве вы…
— Довольно об этом. — Ее голос звучал по-прежнему мягко, но выражение лица сказало мне лучше всяких слов: разговор закончен. — Как мне сказали, вы знаете основы, и блестяще. Теперь нам нужно освоить технику. Готовы? Правило только одно: магия такова, какой вы ее представите.
Мы занимались до третьих звезд, когда вечерний город уже плыл у меня перед глазами. Я вернулся в башню разбитый и прислонился к двери, засыпая на ходу.
Новое билось в виски злым колоколом. Высокая вода! Даже если все жители Галавера выйдут рыть каналы и строить плотины, ничего не изменится. Неужели Эйлин всерьез думает, что десяток магов остановит волны?
Знал ли об этом Эрик? И, если знал, верил ли в Драконлор, как в новую надежду?
Я сделал шаг, и сверху с лязгом обрушилось ведро воды. Деревянное донце больно стукнуло по кисти и отлетело в сторону. Невидимая рука щедро плеснула на пол, не обойдя и меня: одежда вмиг прилипла к телу.
Пепел и ведро!
Я медленно вытер щеки. В ушах холодно тек голос Эйлин: «Откройте ладони. Дышите через нос и смотрите только перед собой. Сосредоточьтесь».
Легко сказать! Шатаясь, я подошел к ведру и начал снимать рубашку. Повыжимай Эйлин свои вещи еле держась на ногах — быстро переменила бы мнение о бывшем ученике.