Драконий оборотень
Шрифт:
– Не обращай внимания, – повторила она. – В конце концов, твой отец – всего лишь человек. Со временем все наладится.
От сидения в неудобной позе спина затекла немилосердно. Я даже и не заметила, когда мои ноги успели снова принять свой нормальный вид.
– Ну да, конечно… – хмуро пробормотала я, вылезая, в конце концов, из своего убежища. – Он-то человек… А я кто?
Как оказалось впоследствии, это была лишь первая веха в череде превращений, которые теперь то и дело происходили со мной. Теперь я старалась как можно больше времени проводить в одиночестве, чтобы случайно не попасться никому на глаза в один из таких периодов. Однако это не помогало.
После
Был, правда, среди всех этих перемен всего один, но положительный момент. Солар, раньше без конца цеплявшаяся ко мне по поводу и без, теперь вдруг успокоилась и даже была со мной довольно-таки вежлива – я бы даже сказала, сочувственна. Похоже, ее не так уж сильно и пугали те перемены, которые со мной происходили. И может быть, мы даже могли бы стать с ней друзьями теперь, если бы не устоявшаяся годами привычка обходить друг друга стороной.
А вот отец совершенно перестал обращать на меня внимание. Если мы с ним случайно сталкивались в коридоре, он только сухо кивал мне. Он упорно игнорировал меня за обеденным столом. А когда был уверен, что я этого не вижу, я украдкой ловила на себе его хмурый, задумчивый взгляд.
Единственными, чье отношение ко мне не изменилось никоим образом, были наша мать и Лиона, и за это я была им бесконечно благодарна.
Какое-то время я еще ездила с матерью по окрестным деревням, продолжая осваивать сложное искусство целительства. Это был, пожалуй, единственный раздел магии, который на протяжении всех предыдущих лет обучения вызывал у меня неподдельный интерес, и мама его всячески поддерживала. Помимо приготовления зелий, она сначала поручала мне всякую мелочь – вправить вывих, заговорить больной зуб, призвать к порядку желудочные колики – потом с ее помощью я научилась лечить переломы и залечивать язвы. Мать только одобрительно улыбалась, видя мои успехи. А в последнее время она все чаще предоставляла мне самостоятельно управляться с хворями, оставляя за собой роль наблюдателя. Местные жители, привыкшие к нашим наездам, не спешили обзаводиться собственными знахарями, с обычной крестьянской хозяйственностью прикинув, что услуги добровольной целительницы-недоучки обойдутся им всяко дешевле содержания приезжего эскулапа, и охотно обращались к нам за помощью.
В тот день мы с матерью отправились в очередной рейд по селениям. После недолгого совещания нами было решено навестить Альбин – живописную деревушку верстах в семи от подножия холма, на котором расположился замок.
Месяц траводар в том году выдался необычайно жарким. Мы спустились вниз по склону, покрытому первой весенней травой. Тут и там, на холмах виднелись небольшие зеленые рощицы, издали похожие на пучки кудрявой петрушки. С задумчивым видом расхаживали по лужайкам отощавшие с зимы козы, бдительно охраняемые серьезными малолетними пастухами. Едва мы въехали на площадь, как подбежал запыхавшийся подросток лет пятнадцати с известием о том, что его невестка вот-вот родит, и поинтересовался, не изволит ли госпожа целительница на нее взглянуть.
Госпожа изволила, предварительно оставив меня на пороге аккуратного домика и не впустив внутрь. В том, что касалось акушерства, мать была непреклонна. На мои робкие протесты она коротко бросила:
– Успеешь еще, какие твои годы.
И так всегда.
Впрочем, я особо и не настаивала. Стараясь особо не вслушиваться в душераздирающие крики, доносящиеся из окна, я уселась на крыльце и принялась перебирать в своей сумке холщовые мешочки с травяными сборами – так, на всякий случай. Оторвавшись на секунду от своего занятия, я обратила внимание, что сапожник, проходивший чуть дальше по улице, отчего-то очень странно на меня косится.
Я украдкой оглядела себя. Мало ли, может, платье наизнанку надела? Не найдя ничего крамольного, я решила, что под влиянием общей нервозности обстановки мне это просто почудилось, и вернулась к своим травкам. К сожалению, мне пришлось проторчать на этом дворе еще часа полтора. За это время я поймала на себе еще несколько настороженных взглядов, что, естественно, совершенно не прибавило мне хорошего настроения. Наконец, к моему облегчению, пронзительные вопли роженицы сменились не менее пронзительным писком новорожденного, и вскоре на пороге показалась моя мать – немного усталая, но довольная.
– Мальчик, – сообщила она, вытирая мокрые руки и подходя к лошадям. – Люблю наблюдать за появлением на свет новорожденных.
– Что ж тогда мне не разрешаешь? – скептически поинтересовалась я.
В ответ мама только рассмеялась и потрепала меня по волосам.
Следующим пунктом программы был местный староста с больным зубом. Когда мы вошли в избу, он сидел у стола посреди избы и скорбно подпирал щеку куском льда из ледника, завернутым в льняную тряпицу. При виде моей матери он было просиял, но тут же снова скривился, ухватившись за щеку пятерней. Мама лишь мельком взглянула на причину его страданий и сразу отошла, на ходу кивнув мне:
– Ну давай…
Староста, невысокий лысеющий мужичонка, неожиданно смутился, замялся и неуверенно проблеял:
– А может, эта… ваша светлость, вы сами… того, а? – он умоляюще уставился на мою мать.
– Что такое? – мама недоуменно вскинула брови.
Староста ничего не ответил, однако явственно покрылся багровыми пятнами. Мама истолковала его нервозность по-своему.
– Не волнуйтесь, любезный, – она ободряюще улыбнулась больному. – У моей дочери обширнейший опыт лечения больных зубов.
– Приступай, – повторила она мне, присаживаясь по другую сторону стола и приготовившись, по обыкновению, наблюдать за моими действиями.
Староста еще немного поколебался, но смирился с неизбежным и с обреченным видом широко раззявил рот.
Я заглянула внутрь.
– Ого, да тут дупло! И большое… Болит, наверное?
Староста утвердительно и жалобно замычал.
– Ну так обезболь его, – распорядилась мать.
Я сосредоточилась, восстанавливая в памяти стандартную формулу обезболивания, но, внезапно передумав, остановилась. Нет, пожалуй, сделаю лучше – сначала обезболю, а потом заращу дупло. На ходу меняя плетение заклинания – а точнее, вплетая одно в другое – я слегка прикрыла глаза и мысленно коснулась больного зуба. Староста вздрогнул. Я завершила формулу и посмотрела на результат. Потом бросила на мать растерянный взгляд и снова посмотрела.
Видя мое замешательство, мама поднялась со своего места и тоже заглянула старосте в рот.
– Ого! – после короткой паузы несколько задумчиво протянула она.
Староста, не понимающий, естественно, о чем речь, в панике закатил глаза. Мы стояли над ним, неподвижные как две статуи, изучая результат моих трудов. Зуб, подвергшийся лечению, выделялся среди остальных, обломанных и пожелтевших от времени, словно золотой гривенник среди медяков. Видя, что старосту вот-вот от ужаса разобьет паралич, мама решила-таки разъяснить ему ситуацию.