Драконов бастард
Шрифт:
— Несправедливо, волшебник… — Сир Альдемарк едва отошел от булькающего кашля, похожего на рвотное харканье, и кровь на его губах еще шла пузырями. — Скольким моим людям ты позволил умереть от ран, потому что должен был сражаться? Почему… почему ты возишься со мной здесь, а не убиваешь этих тварей там?
— Немногих я подвел, сир. Зуланы горазды убивать с одного маху, так что раненых не остается. Немногих. — Тобиус выпрямился и подхватил посох: время для скорби будет потом, если вообще будет. — Но вас я должен был спасти. Человек, удостоившийся любви настоящего божества, — это особенный человек, ему нельзя погибать до срока.
Когда перенесся на стену, он обнаружил, что битва превратилась в бойню еще более безумную,
— Ты… умрешь! — рявкнул вождь на гроганском языке.
Он совершил прыжок, но волшебник ударил по врагу Толчком, простейшим телекинетическим заклинанием, а потом придавил к галерее Черным Прессом.
— Умру, — тихо прошептал он, приближаясь, — но не от твоей руки, животное.
Как Крон вонзил свое копье в Травеора Альдемарка, так Тобиус хладнокровно погрузил в тело людоеда набалдашник своего посоха, тем самым восстановив маленькую справедливость. Он пропустил через одноглазого сильнейший разряд электричества и, убедившись, что вождь больше не встанет, стянул с его лысой башки шлем-корону, который поднял высоко вверх, чтобы все видели.
— Кхрон похтой! Аркохит, Кхрон похтой! — закричал кто-то.
К первому голосу присоединился второй, затем возглас подхватили все зуланы. Последних из них на стене добили единым воодушевленным напором, и их трупы были подняты на багры и выброшены вниз.
Сопровождаемый победоносными и воинственными криками людей, Тобиус покинул стену и поплыл по воздуху в сторону западного берега. Со своей высоты он наблюдал два громадных трупа — один на берегу, второй в воде. Тот, кто называл себя самым слабым из огэбо, смог затащить второго циклопа в реку и утопить его. Невольно Тобиус испугался. Он отдал великану приказ, и тот подчинился. Керубалес растратил почти все его, Тобиуса, магические силы, борясь с чудовищем, от недавно выпитого эликсира в теле почти ничего не осталось, десяток заклинаний средней руки — и головная боль станет нестерпимой от возросшего магического голода.
Но не в том крылся его страх: Тобиус вдруг в полной мере осознал, что руководит живым и разумным существом. Все его слуги доселе были либо бездушными куклами, либо бесчеловечными духами, он не боялся отдавать им приказы и не заботился о мнении, которого у них не могло быть как такового. Аркодиллон, конечно, являлся иным случаем, но он провел в боях вечность и был предназначен для войны, этот древний зверь Понгемониуса. Что же до Керубалеса, то с ним маг вдруг ощутил себя деспотичным хозяином, заставившим своего несчастного раба совершить убийство. Керубалес не был создан для насилия, при всей своей мощи и пугающих размерах, да и убил он не человека, а почти бездумное чудовище, и все же… Тобиус поклялся себе, что больше никогда не заставит своего огэбо убивать, — ведь Керубалес выполнит его приказ. Если решился сотворить злое дело, имей мужество принять всю его грязь на себя, думал он.
Аркодиллон исчез, когда у призвавшего его волшебника не осталось нужных сил для поддержания зверя в мире людей, — в этом жители Понгемониуса были подобны обитателям Гэмона. Один из композитных големов оказался разбит — над этим потрудились осадные звероящеры зуланов, чьи изжаренные трупы валялись рядом с грудой битых кирпичей. Когда голем пал, заточенный в его теле элементаль огня освободился и ушел в свой план бытия, оставив миру людей прощальный пламенный поцелуй. Второй голем, изрядно побитый и покрытый сотнями трещин, из которых вырывался огонь, продолжал медленно ковылять по разоренному стану зуланов, хотя прыть его слабела на глазах. Заложенная в голема магия почти рассеялась, и он вскоре должен был замереть.
Однако самих зуланов оставалось еще превеликое множество, и одноглазые дикари встречали появление мага многоголосым улюлюканьем и яростными воплями. Ровно до тех пор, пока их глаза не разглядели шлем Крона в руке Тобиуса. Он опустился на землю рядом с водной кромкой среди трупов, поящих Якон своей кровью, и безбоязненно направился к зуланам. Волшебник не знал и не мог знать, что дикари не попытаются его убить, но он точно знал, что, если попытаются, у него достанет сил сбежать обратно в Кальп. Остановившись в нескольких десятках шагов от них, он протянул вперед руку с трофеем и громко выкрикнул, стараясь правильно воспроизводить звуки:
— Кхрон похтой!
Расчет оказался верен, хотя зуланы и сомневались какое-то время. Все же их природа взяла верх — та самая природа, которая была общей и для зуланов, и для людей, природа, которая велела им стремиться стать сильнейшими или идти за сильнейшими.
Из толпы людоедов выступил особенно рослый воин, отмеченный множеством татуировок и рисунков на теле. Он приблизился к волшебнику и просто взял железную «корону». Зулан даже не попытался напасть на человека, вместо этого он поднял символ власти над головой и пошел обратно, выкрикивая одно-единственное слово: «Кугарех». Тобиус подумал, что это, скорее всего, было имя нового вождя. Когда Кугарех вернулся к сородичам, потрясая шлемом, он не успел даже опустить его на свою лысую голову — другой зулан разрубил его от правого плеча до левого бока. Новый правитель успел даже схватить символ власти и возвестить воинственное: «Таолак», прежде чем ему в живот вонзилось копье. Правление третьего вождя также продлилось недолго, как и четвертого…
Наблюдая за нехитрыми «дворцовыми переворотами» зуланов с тихим ужасом, Тобиус отступал назад. Он предвидел, что приближенные Крона, его «офицеры» или, возможно, младшие вожди, сцепятся за место павшего предводителя не на жизнь, но даже маг не мог предположить, что все зуланы захотят примерить корону лидерства. Для человека такое явление казалось невозможным, совершенно невероятным — ведь не могут все подданные королевства, от графов до вилланов, вступить в битву за опустевший трон, когда король помирает. Но то, что он видел, опровергало его человеческую логику.
Последние остатки зуланской орды просто стали пожирать сами себя, позабыв о людях напрочь.
Попыхивая трубкой на крыше главной башни, волшебник смотрел на запад и удивлялся: неужели все ривенские феодалы настолько практичные люди? Волтон Галли решил сделать из пепла своих врагов удобрение, а Травеор Альдемарк, даже после того как Тобиус сообщил ему, что циклопы немного да разумны и употреблять их в пищу будет малоприемлемо, придумал, как использовать два чудовищных трупа, застрявшие подле его крепости. Гигантов нельзя было сжечь, как жгли тела зуланов, — ведь в них было столько жиру, что подобное сожжение грозило ужасным пожаром. Но как раз этот жир комендант приказал собирать и закатывать в бочки. Он совершено серьезно намеревался топить им Кальп до скончания веков. В будущем из этого жира намеревались делать свечи, мази, а также смазывать им дверные петли. Ну а все остальное постепенно таяло на западном берегу. Каждую ночь к останкам гигантов припадали полчища хищников и некрофагов, так что вскоре от них могли остаться одни голые кости как вечный памятник отгремевшей баталии.