Драконов бастард
Шрифт:
Все, что осталось от зуланов, когда они наконец-то нашли себе нового вождя, убралось обратно в Дикую землю. Людоеды забрали с собой оставшихся скакунов и увели немногочисленных подобных. Тобиус догадывался, что приспешники зуланов, скорее всего, не доберутся живьем до дому и будут съедены хозяевами по пути. Правда, на это ему было наплевать.
Кальп оправлялся от ран, и вместе с ним оправлялся сир Травеор. Даже при том, что волшебник лично занимался его здоровьем и айонна не отступала от своего возлюбленного человека ни на шаг, его тело восстанавливалось медленно, тяжело. Этот воин
Тела погибших защитников тоже жгли. Это было не по обычаю, установленному церковными канонами в стародавние времена, но те каноны устанавливались в сердце Вестеррайха, там, где всюду люди и всюду человеческий закон и Господь-Кузнец внимательно взирает свыше. Здесь же был фронтир, самая окраина доминиона обитания западного человека, и законы фронтира вынуждали приспосабливаться. Людей оказалось негде хоронить — крепость была слишком мала, чтобы иметь свое кладбище, она и так занимала весь крошечный островок, а зарыв покойника в лесу, даже на восточном берегу, можно было лишь накормить падальщиков, которые разрыли бы могилу на следующую же ночь. В грядущие годы лесная нечисть и так грозила расплодиться на объедках войны, поэтому тела своих воинов сир Травеор приказывал сжигать. Не как зуланскую погань, а с почетом, на погребальных кострах, по укладу древних язычников. И никто не смог бы упрекнуть его в этом — ведь в Кальпе уже давно не было своего священника, а маленькая молельня на северном дворе использовалась практичным комендантом как склад, — кощунство, но у фронтира свои законы.
Тобиус выпустил на волю последнего дымного дракона, выбил трубку и некоторое время потратил на то, чтобы засунуть упирающегося Лаухальганду в сумку. Его спутник пригрелся на солнышке и ни в какую не желал возвращаться в уютную, но все же темноту.
После того как ушли зуланы, к непомерному счастью мага, исчезла и астральная аномалия. Дикари убрались восвояси все — и воины, и те проклятые гортанные певцы, неимоверным способом создававшие губительный вакуум в энергетической прослойке бытия. Творить волшебство стало так же просто и вольно, как прежде.
В северном дворе волшебника ожидала добротная повозка, которую он сам же и смастерил за последние дни. Тобиус не торопился, использовал хорошие материалы, которые добротно зачаровал. Свою повозку он оснастил большим сундуком для припасов и большой прочной клеткой. Комендант выделил ему огромного диморисийского битюга, не поскупился.
— Кубиль, открывай, — приказал маг, входя в тюремный подвал.
Вскоре ключ заскрежетал в нужной решетчатой двери, и тюремщик Кубиль поспешил отойти подальше.
— Будешь брыкаться — я опять ударю тебя молнией, и ты вновь обмочишься, — жестко предупредил Тобиус, входя в тесную камеру. — Только выкинь что-нибудь мне тут. Попытаешься укусить — я сам удалю тебе все зубы. Хорош ты будешь с одной рукой и без зубов.
Ненавидящее око Крона зажглось в темноте, и послышался тихий злой рык. Тобиус сам заковал ноги зулана в цепи и вывел его в коридор. Никто, кроме волшебника, не осмеливался приближаться к бывшему вождю, лишь Тобиус, который лечил его раны и предугадывал каждый порыв дикаря, мог оставаться рядом, не рискуя быть убитым.
Выбравшись под утреннее солнце, зулан стал ковылять еще медленнее, его глаз успел отвыкнуть от света, и к повозке он пробрался вслепую, сам залез внутрь и не попытался даже ударить дверь, когда Тобиус навешивал на нее дополнительные чары. Такая покорность родилась после множества болезненных и тяжелых уроков, которые Крон испытал на своей шкуре. Тобиус нисколько не жалел это существо, но и радости не испытывал оттого, что приходилось жечь и бить пленника электричеством, когда тот покушался на жизнь своего врага. За все время их общения зулан не проронил и слова, Тобиус даже стал думать, что тогда на стене ему лишь послышались членораздельные слова из уст Крона.
— Стало быть, волшебником моей крепости ты все-таки не станешь.
— Я давно вам об этом сказал, сир.
— А я привык надеяться и сражаться до последнего.
Комендант приблизился, опираясь на длинную клюку и на айонну, за ними собралось десятка два человек, из тех, кто мог позволить себе на время оставить дела.
— Сир, — Тобиус поклонился, опираясь на посох, — вы оказали мне честь. Миледи…
Она подступила к нему, заставила выпрямиться и внезапно поцеловала в губы под вздохи и приглушенные возгласы наблюдателей. Какой-то импульс, непривычное ощущение прокатилось ото рта по всему телу мага, заставляя короткие волоски на коже становиться дыбом.
— За то, что уберег его, когда я не смогла, — шепнула богиня лесов.
— Я рад, что ты выбралась из-под той скалы.
— Чтобы убить айонну, нужно что-то потяжелее и побольше какого-то жалкого камушка, — рассмеялась она. — Я легко проросла сквозь него.
Волшебник наморщил высокий лоб и нахмурил брови.
— А ведь я… я ведь даже не знаю, как тебя зовут, — сказал он.
— Хм? Зачем тебе мое имя?
— Ну у нас, людей, принято узнавать имена тех, кто нам дорог. Меня зовут Тобиус, сира Травеора ты знаешь, — он слабо улыбнулся, — но я не знаю твоего имени…
— Но ты знаешь меня, — возразила она, — разве это не важнее?
— Ну…
— Ладно уж, глупые странные человеки, вы такие смешные! — Она напыжилась. — Меня зовут… Маргаритка из Долины Цветов!
— Э-э-э?
— Не нравится?
— Нет! Просто… все эльфы, о которых я читал в исторических книгах, имели более вменяемые имена. Фингалаир Икегосс, Калемран Девалиш Ойтхедис… а тут такой срам…
— Еще какой! Неужели поверил? — звонко расхохоталась она. — Мое имя Шайнара, Тобиус Моль.
— Шайнара… «Взбалмошная»? Хотя чему тут удивляться?!
Айонна отступила назад, довольная собой, и к магу подошел Матисс Кордол. Высокий и тощий, небритый и насмешливый, он без устали хвастал все последнее время, что нашпиговал зуланского предводителя стрелами, хотя в крепости можно было найти еще дюжину стрелков, клявшихся в том же самом.
— Мне кажется, что мы с тобой еще свидимся, Тоби, — сказал арбалетчик. — Если свиделись во второй раз, то свидимся и в третий, обязательно!