Драконы Эдема
Шрифт:
Роберт Орнстейн и Дэвид Галин из Нейропсихиатрического института Лэнгли Портера в Сан-Франциско утверждают, что, когда нормальные люди переходят от аналитической к синтетической умственной деятельности, ЭЭГ соответствующего полушария коры головного мозга претерпевает вполне определенные изменения, а именно: если человек занят, например, устным счетом, его правое полушарие дает на электроэнцефалограмме альфа-ритм, характерный для бездействующего полушария. Если этот результат подтвердится, он будет иметь очень большое значение.
Орнстейн предлагает интересную аналогию, объясняющую, почему люди, во всяком случае на Западе, так широко используют левое полушарие и так мало — правое. Он считает, что наше умение использовать функции правого полушария несколько напоминает возможность видеть звезды среди дня. Солнце в это время сияет так ярко, что звезды не видны, несмотря на то что днем они находятся на небе точно так же, как и ночью. И лишь когда солнце заходит, мы получаем возможность видеть звезды. Аналогичным
43
Часто пишется о том, что употребление марихуаны обостряет наше восприятие и улучшает способности к музыке, танцу, живописи, распознаванию образов и знаков и к несловесному общению. Но, насколько мне известно, нет сведений о том, что употребление ее повышает нашу способность читать и понимать работы Людвига Витгенштейна или Иммануила Канта, рассчитывать напряжения, действующие в конструкциях мостов, или выполнять преобразования Лапласа. Более того, люди с трудом могут связно изложить свои мысли. Не происходит ли дело таким образом, что ханнабинол (действующее начало марихуаны) ничего не обостряет и ничего не улучшает, а попросту подавляет деятельность левого полушария и тем самым позволяет звездам выйти на небосвод. Подобное состояние может также оказаться причиной медитаций, свойственных приверженцам многих восточных религий.
Левое полушарие обрабатывает информацию по мере ее поступления, правое полушарие — одномоментно, работая сразу с несколькими входами, если вновь использовать компьютерную терминологию. Левое полушарие работает последовательно, правое — параллельно. Левое полушарие несколько напоминает цифровую, а правое — аналоговую вычислительную машину. Сперри предполагает, что разделение функций полушарий коры головного мозга есть следствие их «общей несовместимости». Быть может, мы сегодня способны впрямую ощущать деятельность правого полушария лишь в те моменты, когда левое полушарие «заходит», то есть в сновидениях.
В предыдущей главе я предположил, что главное в состоянии сновидения — это высвобождение Р-комплекса, который днем подавляется неокортексом. Но я говорил также и о том, что весьма важная часть сновидений, их символическое содержание, указывает на значительное участие неокортекса, хотя во сне столь часты и столь разительны нарушения чтения, письма, счета и припоминания нужных слов.
Участие новых областей коры головного мозга в механизме сновидений в добавление к символическому содержанию снов подтверждается еще и другими аспектами образного строя сновидений. Я, например, много раз видел сны, в которых развязка или кульминационный момент были возможны лишь благодаря некоторым намекам, якобы незначительным, вкрапленным в начало сюжета. Все развитие действия сна должно было быть у меня в сознании в тот миг, когда он начался. (Кстати, как показал Демент, длительность событий, происходящих во сне, приблизительно равна длительности аналогичных событий в реальной жизни.). В то время как содержание некоторых сновидений кажется случайным, другие поразительно хорошо сконструированы — в них просматривается удивительно точная драматургия.
Весьма привлекательно считать, что левое полушарие неокортекса во время сновидений подавляется, а правое полушарие, обладающее выдающейся способностью обращаться со знаками, но крайне ограниченно со словами, действует в это время в полную силу. Но, быть может, левое полушарие не полностью выключается на ночь, а занято работой, недоступной для сознания: оно кропотливо переписывает из кратковременной памяти (буфера) в долговременную ту информацию, что должна сохраниться.
Имеются отдельные, но надежные свидетельства решения сложных интеллектуальных задач во время сна. Самый известный случай произошел, вероятно, с немецким химиком Фридрихом Августом Кекуле. В 1865 году наиболее волнующей проблемой структурной органической химии было строение молекулы бензола. К тому времени были получены структуры нескольких простых органических молекул на основе свойств веществ, которые они составляли, и все эти структуры были линейными, то есть атомы этих молекул примыкали друг к другу, располагаясь на одной прямой линии. По его собственному рассказу, Кекуле дремал на сиденье конки, когда ему привиделся сон, в котором атомы танцевали вдоль прямой линии. Неожиданно конец цепочки атомов изогнулся и соединился с ее началом, образовав таким образом медленно вращающееся кольцо. Пробудившись и вспомнив этот фрагмент своего сна, Кекуле сразу же понял, что решением проблемы бензола было кольцо, состоящее из шести атомов углерода, а вовсе не линейная цепочка. Заметим, однако, что случай этот представляет собою, по существу, распознавание образов, а не аналитическую деятельность. Он характерен для почти всех творческих актов, выполняемых во время сновидений: все они есть результат работы правого, а не левого полушария.
Американский психоаналитик Эрик Фромм писал: «Не должны ли мы ожидать, что, будучи лишены воздействий внешнего мира, мы временно возвращаемся к примитивному, животному, неразумному состоянию сознания? В пользу такого допущения можно привести много аргументов, и многие из исследователей состояния сновидения, начиная от Платона и кончая Фрейдом, придерживались той точки зрения, что подобное возвращение, регрессия — это главная и существенная черта всякого сновидения». Фромм указывает далее, что иногда во сне на нас нисходят озарения, которых не бывает в состоянии бодрствования. Но я думаю, что озарения эти всегда имеют интуитивный характер — они представляют собою распознавание образов. «Животный» аспект наших сновидений может быть понят как деятельность старых отделов мозга — Р-комплекса и лимбической системы, озаряемая порой интуитивными прозрениями новой коры правого полушария. И то и другое происходит потому, что в обоих случаях подавляющая функция левого полушария практически выключена. Эти правополушарные озарения Фромм называет забытым языком и вполне убедительно показывает, что они представляют собой общий источник происхождения сновидений, сказок и мифов.
Во время сна мы каким-то образом знаем, что малая часть нас спокойно следит за происходящим, как будто где-то в уголке сна живет своего рода наблюдатель. Именно эта «наблюдательная» часть нашего сознания временами — порой в самый страшный момент ночного кошмара — говорит нам: «Это всего лишь сон». И именно «наблюдатель» оценивает драматическое единство и искусство построения сюжета сна. Однако большую часть времени «наблюдатель» хранит абсолютное молчание. Люди, применяющие психоделические средства, например марихуану или ЛСД, обычно ощущают присутствие такого «наблюдателя». Употребление ЛСД может привести к тяжелым последствиям, и несколько человек говорили мне, что вся разница между разумностью и безумием в этом случае полностью определяется присутствием «наблюдателя» — маленькой молчаливой части бодрствующего сознания.
Один человек рассказывал мне, что, находясь под действием марихуаны, он ясно ощущал присутствие подобного молчаливого «наблюдателя» и в то же время всю несуразность такого присутствия. «Наблюдатель» отстранение, но с интересом следил за калейдоскопом образов сновидения, вызванных действием марихуаны, и порой позволял себе критические замечания. «Кто ты?» — молча спросил его мой информант. «А кто спрашивает?» — последовал ответ совершенно в духе дзен-буддистских канонов или суфиистских притчей. Я хотел бы высказать предположение, что «наблюдатель» — маленькая часть критических способностей левого полушария, активнее действующая под влиянием психоделических средств, чем во время сновидений, но в какой-то мере присутствующая и там и тут. Однако на старый вопрос «Кто есть тот, кто спрашивает?» по-прежнему нет ответа. Быть может, правильный ответ таков: это еще одна составляющая часть левого полушария коры головного мозга.
У людей и шимпанзе была обнаружена некоторая асимметрия височных долей левого и правого полушарий — определенная часть левой доли развита значительно сильнее, чем правой. Наши дети рождаются с этой асимметрией (она возникает уже на двадцать девятой неделе беременности), что указывает на сильное генетическое предрасположение к тому, чтобы речью управляла височная доля именно левого полушария. (Тем не менее дети с поражениями левой височной доли способны в первые два года своей жизни с успехом развить все речевые функции в соответствующем месте правого полушария. В более позднем возрасте такое замещение невозможно.) Латерализация функций обнаруживается также в поведении маленьких детей. Им легче воспринимать словесный материал через правое ухо, а несловесный — через левое, что верно также и для взрослых. Сходным образом младенцы в среднем чаще смотрят на предметы справа от себя, чем на такие же предметы слева, а чтобы вызвать их ответную реакцию, необходим более громкий звук слева, чем справа. Хотя ни в устройстве мозга, ни в поведении обезьян не было точно установлено асимметрии подобного рода, результаты, полученные Дьюсоном (см. с. 127), позволяют предположить, что какая-то латерализация существует и у высших приматов; но нет никаких данных, говорящих об анатомической асимметрии височных долей коры головного мозга, скажем, у макак-резусов. Можно предположить, что лингвистическими способностями шимпанзе заведует, как и у людей, левая височная доля коры головного мозга.
Ограниченный набор криков, имеющих смысловое значение, которые издают обезьяны, контролируется, видимо, лимбической системой, во всяком случае весь вокальный репертуар беличьих обезьян и макак-резусов может быть вызван электрическим раздражением лимбической системы. Язык людей управляется неокортексом. Вначале звуковым языком управляла лимбическая система, затем ее место заняли височные доли неокортекса. Это соответствовало переходу от инстинктивного общения к обучению общению — существенному шагу в эволюции человека. Однако удивительная способность обезьян усваивать язык жестов, а также тот намек на латерализацию функций, который усматривается в мозге шимпанзе, позволяет предположить, что начало усвоения символического языка приматами — это не событие недавнего времени. Напротив, оно случилось много миллионов лет назад, чему свидетельство — зона Брока, обнаруженная у Человека умелого благодаря изучению отливок, изготовленных по ископаемым черепам.