Драконы Хаоса

Уэйс Маргарет

Я усмехнулся: он потерял глаза, но не высокомерие.

— Ты можешь дальше ждать, пока дракон явится к тебе, — сказал я, — но что до меня, то я собираюсь подняться на Краснокаменную и первым найти чудовище.

— И убить его?

Почему бы не сказать ему правду?

— Нет, договориться с ним о заключении союза.

— Во имя Паладайна, зачем? — Высокомерие на Лице рыцаря сменилось изумлением.

Я произнес лишь одно слово:

— Могущество.

— Нет, Кэл, — покачал головой Бринон. — Этот дракон — порождение Зла. Я не могу позволить тебе продаться ему. —

Он попытался дотянуться до меня, но запнулся о камень. Я подхватил его прежде, чем он упал. Ухватив меня за плечо, чтобы удержать равновесие, слепец наткнулся на разогретую сталь. Его рот раскрылся в изумлении:

— Так ты тоже рыцарь! Почему же ты сразу не сказал этого, брат? К какому Ордену ты принадлежишь?

Я ничего не ответил. Руки Бринона прикасались к моей броне, замирали, затем снова ощупывали металл, отслеживая жесткие выпуклости. Я усмехался так же, как изображение мертвой головы на моем нагруднике. Да, я позволил ему узнать, кто я.

Наконец он оттолкнулся.

— Теперь я понимаю, Рыцарь Такхизис. У тебя свой путь, которому ты следуешь, а у меня — свой.

В его словах не было злобы — скорее отвращение и жалость. И это задело меня куда сильнее.

— Спасибо за воду, — сказал я.

Бринон ничего не ответил.

Я начал восхождение по отвесному склону, поднимался быстро и целеустремленно, используя в равной степени и руки, и ноги, чтобы цепляться за ненадежные камни. От полей подо мной вызывающими головокружение волнами поднимался раскаленный воздух, иссушавший легкие, но мне было все равно. Бринон был прав в одном: каждый из нас следовал своим путем. Только его путь вел к смерти, а мой (если я буду прав и достаточно удачлив) — к господству. Конечно же, мне удалось бы найти, в чем пригодиться дракону. По крайней мере, я мог наловить ему столько мяса, сколько не было во мне самом. А сам я с таким мощным союзником мог несказанно подняться в этом новом мире.

Я продолжал восхождение.

А затем все произошло так быстро, что мне оставалось только наблюдать. Я ухватился за выступ валуна, чтобы подтянуться, но тот оказался незакрепленным и закачался. Он сместился под моим весом, накренился, а потом внезапно высвободился и покатился вниз. Увернуться времени не было. Тяжеленный булыжник ударил меня в левую ногу и придавил ее к каменному выступу позади — стальной наголенник смялся, словно бумага. Я скорее услышал, чем почувствовал, влажный хлопок, когда сломалась кость.

Сознание было необыкновенно ясным. «Ты глупец, Кэл! Ты позволил себе отвлечься на глупого рыцаря, и теперь тебе придется за это заплатить!»

Что и произошло, когда меня пронзили первые сверкающие осколки боли.

Я чуть не упал в обморок, но продолжал бороться за ясность сознания и даже сумел сохранить его, хотя и частично. Мне удалось вытащить меч, просунуть его под валун и упереть в скальный выступ. Затем я налег на рукоять. Камень заскрипел. Валун сместился, и я почувствовал, как сломанные концы кости перемалывают друг друга. Прервавшись на то время, что меня рвало, я снова налег на рукоять. Валун приподнялся вначале на палец, затем на два, а потом и на три. Я сжал зубы от боли и начал вытаскивать

ногу. И в этот миг клинок с треском переломился.

Я отлетел назад. Валун качнулся в сторону, перевернулся и покатился по склону. Мои пальцы скребли в поисках опоры, способной остановить падение, но находили только шаткие камни. Валун привел в движение кучу булыжников. Я посылал проклятия Богам Тьмы. Потом огромная часть горы начала оседать с громоподобным грохотом, увлекая за собой мое тело. Возможно, я даже кричал, но камень ударил меня по голове, и все почернело.

Проснулся я под ночным небом, усыпанным незнакомыми звездами.

Какой-то миг я не мог сориентироваться. Меня окутывала тень. Свет единственной луны, сиявшей там, где прежде было две, мерцал на стальном контуре розы. Я понимающе моргнул и позволил сильным рукам осторожно положить меня на землю.

— Я знал, что Паладайн вернет тебя, — сказал Бринон.

— И часто твой Бог ломает людям ноги, чтобы получить желаемое? — горько рассмеялся я над его словами. — На мой взгляд, это звучит так, словно он похож на обычного головореза.

— А что твоя Темная Владычица? — Теперь гнев исказил его лицо. — Разве не использует она других?

— Использовала, но всегда была честна в этом и никогда не прикрывала свои замыслы чем-нибудь еще. Но все это уже не имеет значения. Боги ушли.

— Они вернутся, я знаю это.

Я только хмыкнул, поскольку не был уверен, что мне бы в самом деле этого хотелось.

Скорчив гримасу, я сел и попытался собраться с мыслями. Должно быть, он услышал падение валунов, должно быть, пошел на звуки моих стонов, должно быть, так или иначе, притащил меня назад в свой лагерь. Я ощупал себя. Он наложил шину на мою ногу и вложил в ножны рукоять сломанного меча. Почему он просто не убил меня? Это не имело значения.

— Мне надо идти, — сказал я.

С трудом мне удалось встать на ноги. С наложенной шиной боль была терпима. Потом я сделал шаг. А мгновение спустя снова оказался на земле, сжимая ногу, плюясь и богохульствуя.

— Ты не можешь ходить, Кэл, — опустился он возле меня на колени.

— Могу. — Это была ложь. Но меня это не волновало. В этот момент я ненавидел его.

— Нет, это знак. — Его слепое лицо снова озарило выражение абсолютной веры. — Ты можешь видеть дорогу, Кэл. А я достаточно силен, чтобы помочь тебе преодолеть камни. Поодиночке мы ничего не можем сделать, но вместе сумеем взобраться на вершину.

— И что мы будем делать, когда доберемся туда, Бринон? — Я лег неподвижно и воззрился на него. — Или ты забыл, сколь различаются наши намерения?

— Возможно, это будет решено за нас, — покачал он головой. — Дракон может пожелать поддаться твоим уговорам о союзе. Или не пожелать, и тогда я убью его. Посмотрим, когда доберемся до места.

Это было безумием. Я понимал это. От Соламнийского Рыцаря могли быть только неприятности. Он думал, что сможет переубедить меня по пути, заставить принять его сторону. Проклятое высокомерие праведника! Меня тошнило от него. Однако в спятившем мире безумство было единственным выходом.

— Да, — наконец произнес я. — Там мы и посмотрим.