Драконы Исчезнувшей Луны
Шрифт:
Тас решил выбраться оттуда во что бы то ни стало. У него имелось при себе устройство для перемещений во времени — то же самое, что и сейчас. Устройство было разбито — совсем как сейчас. Кендер встретил гнома — похожего на того, что сидел сейчас за столом напротив него. И гном починил устройство — так же, как и гном, делавший сейчас явные успехи. Однако тогда Тас всеми силами души желал гному удачи, а сейчас — нет, ибо он знал, что, как только устройство для перемещений во времени заработает, Палин и Даламар отошлют его обратно — в тот самый момент, когда, раздавленный в лепешку Отцом Всего и Ничего, он превратился в печальное привидение, блуждавшее ныне в окрестностях Найтлунда.
— Что ты сделал с этим устройством? — раздраженно пробормотал Конундрум. — Пропустил через мясорубку?
Желая хотя бы ненадолго забыть про гнома, Тас закрыл глаза. Бесполезно: коричневатое лицо и всклоченные волосы никуда не исчезли. Казалось, Конундрум даже во сне пыхтел над каким-нибудь изобретением, и, что хуже всего, его глазки-бусинки светились умом. Некогда Тассельхофу уже приходилось видеть такие умные глаза, и теперь при воспоминании о них ему стало дурно. «Что ты сделал с устройством? Пропустил через мясорубку?» — такой же — или почти такой же — вопрос задал кендеру и предыдущий гном перед тем, как починить артефакт.
В надежде смягчить неприятное чувство Тас облокотился на стол, а голову, украшенную седеющим хохолком, уронил на руки. Но вместо того чтобы уйти, противное чувство сначала переселилось из головы в область солнечного сплетения, а оттуда разлилось по всему телу.
И тут раздался голос, при звуке которого все внутренности Тассельхофа Непоседы сжались, а мозг, напротив, раздулся так, что начал давить на скулы, и вскоре уже вся черепная коробка кендера раскалывалась от невыносимой боли. До этого Тассельхоф лишь однажды слышал этот странный голос, но меньше всего на свете ему хотелось услышать его снова. Он закрыл уши руками, однако это ухищрение ему не помогло, ибо голос звучал внутри его сознания.
— Ты не мертв, — произнес голос те же самые слова, что и в прошлый раз, — и никто не посылал тебя сюда. Ты вообще не должен здесь находиться.
— Я знаю, — ответил Тас, пускаясь в объяснения. — Я прибыл из прошлого и должен был попасть совсем в другое будущее...
— Из прошлого, которого не существовало. В будущее, которое никогда не наступит.
— Это... моя вина? — спросил Тас, заикаясь.
Голос расхохотался, и этот хохот был похож на треск ломающегося стального клинка, а ощущение, вызванное им у Тассельхофа, — на боль от раны, нанесенной таким клинком.
— Не будь глупцом, кендер. Ты лишь букашка. Ты даже ничтожнее букашки. Имя тебе — пылинка, и мне ничего не стоит смахнуть тебя рукой. Будущее, в котором ты сейчас находишься, и есть будущее, которое суждено Кринну, только в нем не будет места тем, у кого не хватило ума удержать мир в своих руках. То, что случалось прежде, повторится вновь, но на сей раз уже по моей воле. Когда-то одна смерть, случившаяся в Башне, заставила рыцарей воспрянуть духом. Теперь же другая смерть в Башне ввергла народ в отчаяние. Однажды некто был оживлен силой голубого хрустального жезла, а ныне владелица этого жезла будет воскрешена, чтобы принять меня.
— Ты говоришь о Золотой Луне! — печально воскликнул Тас — Именно ей принадлежал голубой хрустальный жезл. А разве она мертва?
Хохот пронзил его нутро.
— А я тоже мертв? — заплакал Тассельхоф. — Ты сказал, что нет, но я видел свой призрак.
— Ты и мертв, и не мертв, — ответил голос, — но скоро это будет исправлено.
— Прекрати молоть чепуху! — приказал Конундрум. — Ты мне мешаешь.
Тас резко поднял голову и уставился на гнома, который, оставив свою работу, подошел к нему.
— Разве ты не понимаешь, что я занят? Сначала ты стонешь, потом рычишь, а теперь еще и болтаешь сам с собой. Я не могу работать в таких условиях!
— Извини, — сказал Тассельхоф.
Конундрум неодобрительно покачал головой и вернулся к изучению устройства для перемещений во времени.
— Я думаю, что это должно быть здесь, — бормотал гном. — Точно. А цепь крепится сюда и наматывается вот так. Нет, не так. Она должна... Пожалуй, сначала нужно прикрепить вот это. — Конундрум взял один из драгоценных камней и приладил его на нужное место. — Теперь мне требуется еще парочка таких же красных штучек. — Он начал разбирать камни.
«Совсем как Гнимш, тот, первый гном», — уныло подумал Тас.
Прошлое, которого никогда не существовало. Будущее, принадлежавшее обладателю таинственного голоса.
«Может быть, я просто заснул, — пытался успокоить себя Тассельхоф, — и увидел страшный сон. Ведь если бы Золотая Луна умерла, я бы знал об этом — у меня защемило бы сердце. Однако пока я ничего не чувствую. Хотя дышать трудновато».
Непоседа поднялся.
— Тебе не кажется, что здесь душно, Конундрум? Мне кажется, что душно, — ответил он сам себе, поскольку гном не обращал на него никакого внимании. — В этих Башнях Высшего Волшебства всегда душно, — добавил Тас, продолжая разговаривать сам с собой, ибо слышать свой собственный голос было приятнее, чем тот, другой. — А все из-за летучих мышей, крыс и старых запыленных книг. Трещины в стенах не пропускают сюда достаточно воздуха. Интересно, Даламар сильно расстроится, если я разобью окно?
Кендер посмотрел по сторонам, прикидывая, чем бы запустить в оконное стекло. На одном из столиков он увидел небольшую бронзовую статуэтку в виде девушки-эльфа с букетом цветов в руках. Судя по толстому слою пыли, она простояла на одном месте не меньше столетия, и это укрепило Тассельхофа во мнении, что немного свежих впечатлений ей не повредит. Он взял статуэтку со стола и уже занес ее над головой, собираясь швырнуть в окно, когда вдруг с улицы донеслись чьи-то голоса.
Радуясь тому, что голоса прозвучали снаружи, а не изнутри него, Тас опустил руку с бронзовой фигуркой и заинтересованно уставился в окно.
Рыцари Тьмы, приехавшие верхом, привезли с собой повозку, на которой находилось ложе, выложенное соломой. Они не спешили слезать с коней и с опаской поглядывали на окружавшие их темные деревья. Лошади беспокойно переступали на месте. Среди древесных стволов виднелись души мертвецов, похожие на клочья тумана. Тассельхофу было интересно, могли ли всадники видеть эти души. Лично он хотел бы утратить эту способность, а пока что ему оставалось просто не смотреть в сторону умерших, дабы невзначай не увидеть вновь собственный дух.