Драконы на холмах
Шрифт:
Мои глаза сами собой закрылись, я перестала чувствовать свое тело и унеслась куда-то, где не было ничего, кроме теплого неяркого света и голоса Чена. Я знала, что говорит со мною именно он, мой мудрый наставник, но в то же время мне чудились в его голосе интонации того неизвестного рассказчика, который вошел недавно в мои сны…
«Одному человеку снилось, что он может летать. Сон о полете повторялся не каждую ночь и даже не особенно часто, но если снился — то всегда один и тот же.
Во сне он словно бы шел под горку где-то по соседству. Каждый ухоженный дом,
Идя по тротуару, он повелевал себе подняться и скользил в нескольких дюймах над землей. Некоторое время он парил таким же манером, продолжая сосредотачиваться. Потом, ощутив, что накопил достаточно мысленной энергии, он заставлял себя подниматься выше и выше, пока наконец не оказывался вровень с огромными ветвями могучих деревьев, окаймлявших улицу. И тут, поняв, что сможет продолжить свое воздушное путешествие — и обязательно это сделает, — он всегда предпочитал отдохнуть и собраться с силами среди ветвей громадных деревьев. Именно здесь сон всегда заканчивался — когда человек мирно отдыхал высоко над землей в объятиях этих ветвей.
Через некоторое время человек тяжело заболел. У него слабели руки, немело тело. Лечение проходило так тяжело, что однажды лечащий врач спросил человека, не сердится ли он. Человек не сердился. И не горевал. Он чувствовал нечто такое, что было сродни замешательству. Человек печалился, что его разум не в силах объять некий вселенский замысел, столь грандиозный, что вбирает в себя всю мировую скорбь.
Болезнь обещала человеку нерадостные времена, причем довольно скоро.
Между тем он ходил на лечение всегда по одной и той же улице.
Места там были воистину прелестные. На обширных ухоженных лужайках перед кирпичными домами росли самые разные цветы, окаймленные кустарником. Зелень была сочная, полная жизни.
Во время таких прогулок его очаровывали восхитительные песни птиц, порхавших с ветки на ветку среди изумительных деревьев, окаймлявших обе стороны улицы. Как прекрасны голубые сойки и алые овсянки! Так изящны в полете. Так счастливы в движении. Такие пронзительно живые в дуновениях ветерка. Листья деревьев так зелены, а солнце так ярко. Воздух так ясен. Так глубока синь небес. Облака так чисты в своей белизне…
Разумом человек понимал, что это всего лишь онемение, медленно окутывающее его стопы, создает впечатление, что он не касается тротуара. Но сердцем он грезил, будто скользит, скользит, скользит по улице, готовый воспарить…»
Я слушала лившийся в уши добрый, чуть грустноватый голос так, как никогда не слушала никого в жизни. И потому, когда он, этот необыкновенный голос, умолк, я тут же вернулась из своего полета в теплый дом Чена Чжу.
Я чувствовала, будто заглянула… нет, не в бездну — в бездонное чистое небо.
— А теперь можешь поспать, Танечка, — заговорил учитель уже обычным голосом.
— Нет, спасибо, я лучше домой, — поднялась я со стула. Не хватало еще сюда гоблинов приманить! — Сейчас, вот только ноги разомну немного…
Чен опять посмотрел на меня, как смотрел сто лет назад, когда я только-только начинала у него заниматься. И почему-то сразу ушла усталость из ног и сонливость из головы.
— Если решила — не мешкай. Зайдешь потом. И помни: жизнь — марафон. Не теряй дыхания!
С таким напутствием я и покинула этот островок гармонии в нашем царстве жестокости и абсурда.
Уходить из рая тоже, наверное, было грустно. Но если Игорь вернется, я должна его встретить.
А пока надо постараться добраться до дома в возможно более цельном состоянии.
Как оказалось, именно это — цельное — состояние и не дает нашей родной мафии спать спокойно. А заодно — кое-кому из жителей, еще не вошедших в ее ряды.
Добралась я до своей кирпичной коробки без приключений и быстро, несмотря на столь поздний час. Дорога подействовала на меня благотворно: в голове окончательно прояснилось, силы мои стали подкрепляться живительной энергией фондю, и я приближалась к ставшему источником повышенной опасности жилищу в почти полной боевой готовности.
Да, времена пошли суровые. Идешь себе домой, и вдруг ни с того ни с сего тебе на голову падает кирпич. Неприятно, согласитесь. Или вот поверье такое в народе бытует: если ты, возвращаясь домой, не находишь всего несколько часов назад надежно присыпанных снегом трупов в укромном закутке между школьным забором и трансформаторной будкой — жди в ближайшее время новых киллеров.
Я, в силу специфики ремесла, в такие приметы предпочитаю верить. А еще я предпочитаю избегать знакомства с киллерами. Ну, разве что приветствием работникам этой очень нужной и столь же высокооплачиваемой профессии послужит мой выстрел…
Так, если они убрали трупы — значит, меня ждет новая засада. Скорее всего их будет двое — у наемных убийц сейчас это модно.
О боги, как надоело крадучись пробираться к собственной двери!
Можно сказать, СМЕРТЕЛЬНО надоело…
С другой стороны — кому сейчас легко?
Подбодрив себя таким образом, я стала соображать, как же мне перехитрить двоих профессионалов.
Выстрелить первой я не успею. Если я буду идти, а они — стоять, то меня наверняка услышат, значит — увидят. Пришел, увидел, застрелил.
Нет, так не пойдет. Надо, чтобы ОНИ крались в мою сторону.
Они скорее всего рядом с моим этажом — первый выше, второй ниже на один лестничный марш. Значит, можно предположить, что первые два этажа — в моем распоряжении. Прекрасно.
Дверь в наш подъезд после моего проветривания так никто и не закрыл. Замечательно — не скрипнет. Вхожу, «смотрю» внутренним зрением вверх — да, их двое, и стоят они там, где я и рассчитывала.
Натягиваю шнур поперек лестницы в полуметре над ступенями. Света в подъезде немного, и прозрачный шнур совершенно неразличим. После этого шумно взбираюсь на второй этаж и там останавливаюсь — вроде бы в засаде. На самом деле с наивысшими предосторожностями черной кошкой неслышно взбираюсь на третий этаж и замираю с ножом в правой руке и автоматом — в левой.