Драконы никогда не спят (сборник)
Шрифт:
– Да за что ж нам такое наказание?!
– Прадеды провинились, а мы – страдай?
– Где ж справедливость?
– Уж сто лет в обед…
Староста бочком подобрался ближе к малефику.
– А убрать его как-нибудь нельзя? – вкрадчиво поинтересовался он. – Снять, расточить, в меду сварить? Вы ж сами сказывали – по этой, мол, части. А мы б, ясен заусенец, в долгу не остались. Вы не сумлевайтесь, отблагодарим!
Говорил Юрась тихо. Но строгали вдруг примолкли, и Ложечника услышал каждый.
– Снять Нихоново
Маланка Невдалая жалостливо хлюпнула носом.
– И что, никакой управы на заразу не найти?
– Никакой! – развеял Андреа робкий призрак надежды.
– Как же нам жить теперь?
– Ить житья-то и нетути!
– Хоть в гроб ложись!
– Что, сильно докучает? – Малефик закрыл третий глаз и, прищурясь, оглядел собравшихся заново, по-человечески. – Прямо-таки жизни нет?
– Ох, докучает!
– Как Гурьин день на носу, так и мучаемся…
– И… это…
– Оно самое…
– Мы вообще-то привыкли… – отважился выдавить Яшик-сукоруб.
– Дык, за цельный век к чему не привыкнешь?
– Оно бы вроде и ничего…
– Только люди смеются! – решилась Брешка.
– Верно! Насмешничают!
– Потеху строят!
– Особенно на ярманках…
– Пальцами тыкают: во, гляди, проклятуны идут!
– И давай ржать…
– Ни на ком больше проклятия нет: ни на Малых Валуях, ни на Больших…
– …ни на Крыженицах…
– …ни на Ухватке…
– …а на нас есть!
– В общем, чистый срам выходит, – подвел итог староста.
– Срам?
Мускулюс возвысил голос, да так, что все втянули головы в плечи.
– Вы этим «срамом» гордиться должны! Вы ж уникумы! Редкость! Гордость королевства! Никого Нихон не проклинал, одних вас!
– Вот они и гогочут…
– Гуси тоже гогочут! – отрезал малефик. – Ничего, скоро перестанут.
Он жестом велел яснозаусенцам молчать. Постарался придать своей осанке торжественность, а голосу – значительность.
При комплекции и глотке Мускулюса это оказалось проще простого.
– Как действительный член лейб-малефициума объявляю вам: отныне поселок Ясные Заусенцы вкупе с проклятием, тяготеющим над ним, переходит под охрану Коллегиума Волхвования. Как уникальный памятник Высокой Науки: единственное существующее и до сих пор действующее проклятие Нихона Седовласца.
Сельчане онемели от потрясения.
– Ишь ты! – первым опомнился староста. – Ну, это другое дело… Храни вас Вечный Странник за заботу, мастер! Выходит, мы теперь по магической части? Ну уважили! Вы только скажите: что ж нам – и впрямь до скончания веков? Под проклятием?
– Высокая Наука требует жертв! Терпите, и воздастся! Зато смеяться над вами точно перестанут. Наоборот: завидовать начнут.
– Живем, земляки! – Яшик-сукоруб, до которого наконец дошло, запустил шапкой в небо. – Крыженцы, гады, иззавидуются! Ухватинцы желчью изойдут! Кто тут еще под охраной? Кто проклятый? А никто! Только мы!
Мускулюс поймал шапку сукоруба и ударил ею оземь.
– На въезде в поселок мемориальную доску установим! Чтоб знали! Вернусь в столицу – сразу подам прошение…
Провожали малефика всем поселком.
– Мы тут вот чего надумали, мастер, – Юрась Ложечник при расставании деликатно придержал столичного гостя за локоток. – Может, надо бы памятник ему, Нихону? На холме и поставим: огонь, бузина – и он! Наш, значит, славный поселок клянет! Отовсюду видно будет. Чтоб помнили, как оно…
– И название сменить! – осмелев, влезла Брешка. – Были Ясные Заусенцы, стала Великая Нихоновка!
– А вот это лишнее, – осадил ее староста. – Неча историю перекраивать! Как прадеды назвали, так пусть и остается. На века. Я насчет памятника, мастер? Пособите, а?
Мускулюс кивнул.
– Идея хорошая. Мне нравится. Передам в Коллегиум – думаю, они одобрят.
– Вот спасибо! Вы уж передайте, не забудьте. А денежки – это мы сами…
Больше всего Андреа опасался, что лейб-малефактор не поддержит проявленной им инициативы. Однако опасения, к счастью, оказались напрасны. Выслушав подробный доклад Мускулюса, старец милостиво дозволил повременить с письменным отчетом до возвращения из отпуска. И без малейших возражений подписал официальное обращение в Коллегиум Волхвования.
От себя же сделал приписку:
«Согласен и поддерживаю. Серафим Нексус».
Андреа вздохнул с облегчением. После такой поддержки одобрение Коллегиума можно было считать делом решенным. А старец в заметном возбуждении принялся мерить шагами кабинет.
– Кого только не проклинал… – бормотал он себе под нос. – Сто раз! Тысячу! Казалось бы, собаку съел… Но чтобы вот так! Великий человек был… Великий! Не нам чета, отрок…
– Гений, – согласился Мускулюс.
Восьмой круг подземки
(рассказ)
… Эдди скользнул в вагон в последний момент, и гильотинные двери с лязгом захлопнулись у него за спиной. Взвыла сирена, и поезд со свистом и грохотом рванулся с места, мгновенно набрав скорость. Кто-то непроизвольно вскрикнул, упав на шипастый подлокотник. Эдди только усмехнулся – этот сойдет на первом-втором круге. Или погибнет. Подземка таких не терпит.
Перед глазами мелькнуло лицо того парня, там, наверху – разбитое, искаженное болью и отчаянием, его собачий взгляд снизу вверх на занесшего дубинку полицейского. Сам виноват – не успел перебежать на зеленый, и все же…