Драконы никогда не спят (сборник)
Шрифт:
Только бы… только бы ей, там, в нем, внутри этого нового бога, было не очень плохо.
А возможно… если я буду работать достаточно много и достаточно хорошо… может, он выделит место, крохотное местечко в несколько мегабайт, для нас?
Для двоих.
Александр Шакилов
Запчасти
(рассказ)
Горизонт –
По самую макушку покрывает ткань: нижнее белье, кимоно, пальто, хатимаки, шляпа… О, это навязчивое чувство обнаженности. Император-то голый, хо-хо! Ничего не можешь с собой поделать. Да и не хочешь. Профессиональная болезнь, имеет ли смысл бороться?
Шваркккк-ххх!! – будто взрывом вынесло дверь.
– Твою-ю-ю-ю!.. – схватившись за ногу (коэффициент два), подвывая и прикусив губу, из облака пыли в номер впрыгивает начальник РОМВД.
Ты молчишь. Стойка смирно – самая правильная поза, если босс нагрянул внезапно. Тем более если он заметил окровавленную голову дракона на циновке.
– Не понял?!! – рявкает тот, кого парни за глаза называют Планктоном. – Доложить по форме!!
Ты пожимаешь плечами. Что тут понимать?..
Сталь, бетон, суглинок и базальт. Проще говоря – Твердыня. Эх, сейчас бы развернуться на полную катушку: рога шлема вперед, руки к животу, прыжок. Энергозащита отражает залп в грудь и, следуя вектору потенциальной опасности, перетекает на спину. Ноги соприкасаются с горизонталью – защита вновь покрывает живот, лоб и голени. Покой и умиротворение, хриплое дыхание и дрожащие от усталости мышцы – все это внутри. Внешне – титан и композиты, мощь и сила…
Нельзя.
Не получится.
Позади три контура блокпостов, и…
…трое суток домашнего ареста, лишение квартальной премии и ссылка на пункт проверки регистрационных татуировок. За что? А просто так, просто у начальства есть подозрения.
– Понявший я, спасибо вам, мы сами-то не местные… спомошествуйте… кто чем не жалко вам… Нам бы токмо… – зудит нелегал. Рука перевита поясом ожогов, мол, все путем было, да попал под напалмовую бомбардировку, и вот…
– В пятом секторе? – переспрашивает Петюня. – Эт, я не расслышал чегой-то… А?
– В пятом, – кивает нелегал-просилец.
– Ну-ну. – Петюня чешет затылок, Петюня опускает пятку так быстро, что болезный погорелец не успевает и пискнуть.
Ты смотришь на мокрый блин из мяса и костей.
– Как вычислил?
– В библиотеке, хо-хо, прочел. Да я сам из пятого, с малолетства, ага, – смеется Петюня. – Какой напалм, там термоядом жахнули! – И, заметив твой взгляд, уточняет: – Давно уже, не думай…
Все всегда начинается с допроса: как зовут маму, что кушала позавчера на завтрак любимая девушка с косой до попы, почему
А потом ты оказываешься в учебке, тебя дрессируют уставами и электрошоком, выбивая из черепа все наносное, всю глупую шушеру: образование, мораль, уважение к отцу… Присяга есть необратимое изменение психопрофиля вроде перепрошивки мозга маньяка. Одно отличие: ты делаешь это добровольно. По собственному желанию. Но, как ни жаль, гордиться своим выбором уже не получается…
…только после взрыва: рога вперед, прыжок, второй, бетон крошится под ногами, проваливается, ты падаешь, сальто – ф-ффыххх!!
Амортизаторы срабатывают четко – небольшая вибрация отдается в торсе при стыковке с уровнем… Какой это уровень, а? Из двух тысяч ста тридцати трех?
А что, есть разница? Особенно для тех, кто сидел в маршрутном пневмо, который расплющила твоя стопа.
Время = деньги.
А если иначе?
Любители маджонга оккупировали длинные столы, расставленные вдоль стен. А чего и не сыграть после трудового дня? Да под холодное пивко «Asahi» вприкуску с соленым арахисом?!
Отрешенные лица в красных прожилках. Каждый платит по-своему.
В подворотнях штиль, смог оседает и скапливается. Датчики отреагировали на попытку проникновения в личное пространство, сверкнула молния, запахло паленым мясом. Кустарная работа. А ведь когда-то Цуба-Сити славился виртуозами воровского искусства.
Ну и квартал. Здесь начинают курить опиум раньше, чем познают вкус материнской груди. Да и как иначе, если роженицы берегут перси для клиентов, младенец не должен испортить идеальные формы. Грубо отказав торговцу сакэ, сующему тебе под нос бутылочки-токкури, топаешь к вылинявшей на солнце палатке, когда-то оранжевой.
– Почем шаурма?
– Два ре, – не оборачиваясь, бросает из-за спины умелец, очень брюнет; он ножом обтесывает цилиндр мяса. – Стандартная два ре, очень вкусная, специи, все дела, вкусная очень, да.
– Тогда мне одну стандартную. И всего побольше.
– Да, конечно, да.
Уличный повар споро расстилает лаваш, бросает капусту, нарезку моркови, помидоров и соленых огурцов, засыпая сверху мелко нарубленной жареной курятиной. Подогреть, соус, салфетка.
Заранее вылепив из обрюзгшего лица улыбку, поворачивается к дорогому клиенту и застывает. Рот на ширину плеч. Шаурма в руке.
Ты протягиваешь деньги. Брюнет дергается назад, уткнувшись спиной в тележку-стол. В карих глазах помесь страха и уважения. Чего больше, а?
Наконец повар приходит в себя, сует тебе горячий бутерброд, от купюры отказывается:
– Не надо, что вы, нет, это честь для меня, что вы, нет, не возьму…
Ты обрываешь его, ты цедишь сквозь стиснутые зубы:
– Мы обговорили цену. Ты сам сказал. Бери!..
Он берет, его руки дрожат. Предложи ему взамен уронить ладошку на противень – с радостью согласится.