Драконы ночи
Шрифт:
– Идем, с бабушкой тебе будет…
Борщакова не договорила. Ей показалось: что-то лопнуло под потолком, наполнив номер грохотом и звоном. Оконное стекло разлетелось. Она не поняла, что это было, она почти оглохла. И в следующую секунду снова что-то грохнуло. В темном провале окна возникла огненная вспышка, опять грохнуло, и зеркало осыпалось вниз осколками.
– На пол, быстро на пол! – заорал Хохлов.
Он что есть силы толкнул Дашу, сбил ее с ног.
– На пол, голову ниже!
Борщакова рухнула на колени, неловко завалилась
Хохлов ринулся к шкафу, где с памятной ночи вороньей охоты хранилось его помповое ружье (он намеренно «забыл» его в номере хозяйки, чтобы всегда был повод в этот номер вернуться).
Схватив ружье, он передернул затвор и, не рассуждая о последствиях, не думая об опасности, сиганул в разбитое окно, выходившее на террасу. В темноте бабахнул еще один выстрел. Пуля пробила Хохлову плечо, но в горячке новой охоты он поначалу этого даже не заметил.
Глава 36
ПОГОНЯ
«Какой же детектив обходится без погони».
Все случилось одновременно: Анфиса, распевая песни, заперлась в туалете, Катя включила телевизор, и бархатный голос Юрия Яковлева из фильма «Берегись автомобиля» пророчески предостерег: «Какой же детектив обходится без погони».
Бах! Бах! – прогремели выстрелы. Сонный отель разом наполнился громом и звоном, криками, пороховым дымом. Или это только почудилось Кате, когда она вылетела в коридор?
Бах! – новый выстрел прогремел со стороны черной лестницы, снова что-то загрохотало, кто-то заорал «Стой, гад!», мешая мат вместе со стонами боли. На террасе затопали шаги, хлопнула дверь, и в коридор вылетел совершенно незнакомый Кате мужчина в куртке цвета хаки – потный, красный от натуги, с пистолетом в руке.
Он затравленно озирался по сторонам, путь на улицу через черную лестницу был ему в настоящий момент отрезан. Коридор отеля представлялся настоящей ловушкой. И в центре этой ловушки, преграждая дорогу, оказалась Катя. «Один убегает, другой догоняет», – неслось из открытого номера голосом Юрия Яковлева под аккомпанемент «автомобильного» вальса.
– На помощь! – истерически кричала какая-то женщина – не в телевизоре, нет, здесь, за стеной. Катя с трудом узнала голос Борщаковой. – Помогите, Игорь ранен!
Человек в хаки поднял пистолет. Катя была на его пути. Совершенно незнакомый человек или… возможно, когда-то однажды случайно виденный… встреченный… прохожий? Шофер?
Площадь в центре Двуреченска. День приезда. Аптека. Джип у тротуара, коробка пива в руках… Ну, конечно же… Парень в бейсболке, пытавшийся флиртовать с хозяйкой аптеки, которая оказалась невестой убийцы…
Катя вспомнила ВСЕ ЭТО в ту самую секунду, когда увидела дуло пистолета. Но дальше вспоминать и раздумывать было недосуг. С диким воплем – то ли ужаса, то ли устрашения, с каким, наверное, кидались в битву наши предки, она ринулась вперед, согнувшись, чтобы не попасть
Ба-бах! – грохнуло над самым ухом и точно огоньком опалило щеку, но… Она была жива, невредима, она была вне себя от желания драться и победить. Совершенно особенное «мужское» чувство, ощущение собственной силы, несмотря на всю свою слабость, Катя ощутила сейчас, здесь, в гостиничном коридоре, оказавшись один на один с незнакомцем, который стрелял по ней, как по легкой мишени.
Она вцепилась в него, прилипла как пластырь, повисла на руке, сжимавшей пистолет. Где-то у лифта уже топали шаги – сюда мчались охранники. Незнакомец прорычал что-то сквозь зубы и наотмашь саданул ее кулаком – если бы Катя не отвернулась, он бы разбил ей лицо. Он ударил ее снова, потом стряхнул с себя, отшвырнул к стене. Побежал к выходу на террасу.
В этот момент в коридор ворвались охранники во главе с полураздетым Романом Васильевичем Шапкиным. Ида – в алом развевающемся пеньюаре, в черных чулках – была в арьергарде. Она пронзительно визжала.
– Он там! – показала Катя, чувствуя, что из глаз ее сыплются искры. – В кого стреляли?
– В Борщакову с дочкой! – Шапкин ринулся на черную лестницу. – Вызывайте «Скорую» для Хохлова, я за ним!
– Нет, не надо, я боюсь, Рома, тебя убьют! – кричала Ида, повисая на нем.
Ночь любви, оборванная в самом начале… Деревенский шериф и Дита фон Тиз…
– Пусти, чумовая, ты что? – Он оттолкнул ее от себя почти так же грубо, как обошлись до этого с Катей.
С улицы послышался шум мотора.
– У него там машина! Эх, охрана, проспали… вашу мать! – Шапкин скатился с лестницы.
– Я с ним, я поеду, я его одного не пущу. – Иду трясло. – А кто это был? Кто стрелял? Откуда он тут взялся?!
– Я его видела в городе у аптеки, у него джип, и он был в бейсболке тогда. – Катя внезапно умолкла. Иномарка, бейсболка – но они же именно по этим приметам искали человека, который… Как же она могла забыть? – Постой, – она сжала руку Иды, в эту минуту во дворе взревел мотор еще одной машины – шапкинской, – мы их все равно не догоним. А о том, что я вспомнила, надо немедленно сообщить в отдел.
– Я за ключами от машины! – Ида кинулась со всех ног.
Катя прислонилась к стене. Она вся была переполнена – как чаша до краев. Все случилось так быстро, что… Вот и «автомобильный» вальс еще продолжает звучать, и Анфиса там, в уборной, напуганная до смерти, но прикованная необходимостью, зовом природы, что-то там орет, верещит как заяц…
И тут в вальс из «Берегись автомобиля» вплелась еще одна мелодия – как будто где-то кто-то дунул в губную гармошку, извлекая из нее незатейливый мотив. Катя закрыла глаза. Это у нее в голове – звон. Ее же ударили – тот незнакомец в хаки. Насколько помнится, Деточкин не играл на музыкальных инструментах, он играл в «народном театре», а губная гармошка – это просто галлюцинация, обман чувств.