Драконы ночи
Шрифт:
Маруся Петровна – «шестидесятница» – чувствовала себя в церкви скованно и как-то не в своей тарелке.
Потом они вернулись в отель. Следом на машине приехала Ида. Она тоже, оказывается, была в городе. Парилась в городской сауне. Поднялась к себе в номер, переоделась в черный кашемировый свитер, брюки, на голову повязала яркую бандану. Сидела в холле у зажженного камина, вытянув ноги. Официант из бара принес ей чашку кофе.
К ней подсела Марина Ивановна Зубалова.
– Уезжаете сегодня? – спросила ее Ида.
– Да вот
– Радикулит дело поправимое, два дня, и будет опять как огурчик. – Ида отпила кофе. – А сколько сейчас времени?
– Почти пять, – к женщинам присоединилась Борщакова.
Она еще утром перебралась в другой номер из разгромленного люкса. Но оставаться там одной ей не хотелось. Тяжело было одной. Маруся Петровна с Дашей тоже пришли в холл. Девочку повели кормить.
– Быстро время летит, – Ида расслабленно улыбнулась. – Ну как вы, дорогая моя?
– Вот немножко в себя пришла.
– Вам поспать не мешало бы.
– Не могу, какой уж тут сон, лучше посижу. И делами не могу заниматься. А завтра к обеду к нам сразу две группы прибывают. Немцы и японцы. Чем японцев кормить? Ума не приложу. Русскую кухню они не очень, а приличного суши-бара, точнее, вообще никакого суши-бара у нас в Двуреченске нет. Не в Новгород же за сырой рыбой посылать, да и нет там ее.
– Прикажите, чтобы в ресторане напекли для них блинов.
– Вы думаете?
– Экзотика, – усмехнулась Ида.
– Вы тоже от нас уедете? – спросила Борщакова.
– Наверное, да. Завтра. Хотела еще побыть, но что-то… для меня бедной слишком все экстремально.
– Я понимаю. А как же… он?
– Не знаю. Уж как-нибудь.
– Простите, но я дам вам совет. Я Ромку знаю давно, он хороший мужик, но он вам, Ида, не годится. Вы самостоятельная, а он… он просто неудачник. И за воротник закладывает.
– У меня, наверное, слабость к неудачникам. Я сама неудачница.
– Да что вы? Переживаете по поводу работы? Все устроится. Чтобы такая умная женщина, как вы, и не нашла себе хорошее место в Москве? А по поводу Ромки Шапкина… еще один вам совет дам: очень уж его не терзайте, он и правда что-то такое себе вообразил насчет вас. Под полтинник уже мужику, как и мне. Я-то уж угомонилась…
– Неужели? – усмехнулась Ида.
– Ну, почти. – Борщакова с горькой благодарной нежностью вспомнила Хохлова. (Завтра, завтра переведут в палату, и надо съездить, навестить, обласкать.) – Что было – то не в счет. У меня один свет в окошке – дочка моя. Все – ей, все для нее. А Ромка наш все еще хорохорится, вторую молодость с вами пережить собрался. Не выйдет ничего у дурака старого. Но… вы уж пожалейте его, а?
– Посмотрим. Это ваш совет? Я когда-то
– Извините, я не хотела, я не навязываюсь…
– Не обижайтесь, Ольга. Просто это так необычно. После всего, что вы тогда говорили нам о не очень счастливом своем браке, я думала, что вы злы на всех мужчин. А вы о жалости твердите. Честно говоря, что такое жалость, я не очень-то понимаю.
– Видно, и вам в жизни несладко пришлось, – вздохнула Борщакова. – Ну что ж, раз такое дело, сердцу тоже надо волю дать. Шапкин Ромка от этого, думаю, не размокнет. Он…
– У него были женщины?
– А вы его все-таки немножко ревнуете. Не беспокойтесь, ничего равного вам он в жизни не встречал. Так, продавщицы, врачиха одна была, еще одна в паспортно-визовом отделе – эта его пассия потом замуж выскочила. В общем ерунда, не стоит даже об этом думать.
– Смотрите, Олег Ильич, – Ида обратила внимание на входящего в холл Зубалова. – Как ваше здоровье?
– Что? – Он оглядывал холл.
– Поясница ваша как, лучше?
– А, да, ничего, немного отпустило.
– Олег, так, может, мы… все собрано, – тихо сказала Марина Иванова.
– Ты что, угробиться на машине хочешь? Я же сказал тебе, надо подождать, пока приступ пройдет. Я же не шофер, в конце концов, и не ишак, и не твой раб, – Зубалов повысил голос, уже никого не стесняясь. – Ольга, вы-то как сами?
– Нормально. Жива.
– А где Дашенька?
– Вон идет, полдничала. – Ольга поднялась навстречу дочери. – Ну, что, сокровище мое, чем собираешься заняться?
Даша заулыбалась, увидев Зубалова. Его «конный номер» явно произвел на нее неизгладимое впечатление. И даже события ночи не выветрили его из ее детской памяти.
– Бабушка сказала, вы уезжаете, – она подошла к нему.
– Нет, еще нет, что ты, деточка. – Зубалов протянул руку, погладил девочку по волосам, потом увлек ее к дивану. Они сели рядышком.
– А где ваша лошадь?
– На конюшне.
– Не будете сегодня кататься?
– А ты хотела бы поездить на лошади? Так в чем же дело!
– Олег! – оборвала его Марина Ивановна.
Он сразу как-то сник.
– Нет, девочка, сегодня вряд ли получится. Спина у меня болит. Завтра на лошади покатаемся. Идет?
– Идет, – Даша кивнула, – а мы в церкви были.
– Понравилось тебе там?
– Там чем-то пахнет.
– Это ладан, дым такой, – сказал Зубалов. Осторожно, чтобы собравшиеся в холле ничего не заметили, он подвинул свою ногу к Даше, ощутил бедром ее бедро. Сердце у него забилось, но он продолжал как ни в чем не бывало: – А это что у нас тут? Шахматы? – потянул к себе лежавшую на журнальном столе среди газет и журналов коробку в «клеточку». – Даша, а ты играешь в шахматы?
– Плохо, меня папа учил, когда я еще маленькая совсем была. Но я все забыла.