Драконы осенних сумерек
Шрифт:
— Кто сказал, что это — Омраченный Лес? — повернулся к Танису Стурм.
— Рейстлин.
— Вот еще!
— Он маг, — напомнил Танис.
— Он с ума сошел, — сказал Стурм. Потом передернул плечами: — Оставайся здесь, если хочешь, а я пойду за оленем — как Хума, — хотя бы он в самом деле вел меня в Омраченный Лес… — И, подхватив плащ, Стурм спрыгнул с уступа и зашагал по извилистой тропке вниз по склону.
Танис вернулся к остальным.
— Олень ведет его прямиком в лес, — сказал он. — Насколько ты уверен, Рейстлин, что это и вправду Омраченный Лес?
— А насколько вообще можно быть уверенным в чем-либо, Полуэльф? — отозвался волшебник. — Лично я не слишком уверен, что смогу вздохнуть еще раз… Иди вперед, Танис. Иди в лес, из которого еще не выходил ни один человек… живой человек. Смерть — вот единственное, в чем не приходится сомневаться!
Танису вдруг отчаянно захотелось швырнуть Рейстлина вниз… Он посмотрел вслед Стурму, уже одолевшему половину спуска в долину.
— Я пойду с ним, — сказал он. — Но пусть каждый решает сам за себя, идти или остаться.
— Я с тобой! — Тас живо скатал карту и сунул ее в футляр. Вскочил на ноги и тут же поскользнулся на каменной осыпи.
— Призраки!.. — Флинт хмуро покосился на Рейстлина, пренебрежительно щелкнул пальцами и встал рядом с Танисом. Золотая Луна побледнела, но присоединилась к ним без долгих раздумий. За нею молча последовал Речной Ветер, и Танис испытал величайшее облегчение: он знал, сколько ужасающих легенд рассказывали варвары об Омраченном Лесе. И вот наконец и Рейстлин шагнул вперед, да так быстро, что его брат вздрогнул от неожиданности.
Танис смотрел на мага с едва заметной улыбкой. Он спросил, не удержавшись:
— Почему ты идешь?
— Потому что я буду нужен тебе, Полуэльф, — прошипел тот. — А кроме того, что, по-твоему, нам остается? Если уж ты завел нас сюда, мог бы и сообразить, что обратной дороги не будет. Это людоедский выбор, Танис, — выбор между быстрой и медленной смертью… — И он направился вниз по склону: — Идешь, брат?
И близнецы проследовали вниз. Остальные исподтишка поглядывали на Таниса. Полуэльф чувствовал себя идиотом. Рейстлин, разумеется, был прав. Он, Танис, дал делу зайти слишком далеко, а теперь, вместо того чтобы взять ответственность на себя, для очистки совести заговорил о якобы свободном выборе каждого. Танис в ярости подхватил камень и швырнул его далеко вниз по склону. С какой, собственно, стати он должен был брать на себя ответственность?.. Какого рожна он вообще дал себя втянуть в эту историю? Все, чего он хотел, — это разыскать Китиару и сказать ей, что наконец-то разобрался в себе и решил, что любит и желает только ее, что он готов понять и принять ее слабости, как принял и свои собственные человеческие черты…
Но Кит к нему не вернулась. У нее был какой-то там новый господин. Быть может, потому он и…
— Эгей, Танис!.. — долетел снизу голос кендера.
— Иду, — пробормотал он. — Иду.
Когда друзья подошли к опушке леса, солнце уже клонилось к закату. Танис прикинул, что у них было еще в запасе часа три-четыре дневного света. Если олень будет по-прежнему вести их удобными, ровными тропами, глядишь, и удастся пересечь лес до темноты…
Стурм ждал их под осинами, удобно расположившись в тени зеленой листвы. Никто, впрочем, не спешил покидать луг и входить в чащу.
— Олень скрылся здесь, — сказал Стурм, поднявшись на ноги и указывая пальцем в высокую густую траву.
Танис не увидел следов. Глотнув воды из полупустой фляги, он уставился в лес. Можно было вполне согласиться с Тассельхофом: лес вовсе не казался зловещим. Наоборот — после беспощадного великолепия солнечного осеннего дня он так и манил, обещая порадовать прохладой.
— Может, тут и дичь водится? — покачиваясь с пятки на носок, спросил Карамон. И поспешно добавил: — Я, конечно, не оленей имею в виду. Скажем, кроликов…
— Ни в кого не стреляйте, ничего не ешьте и не пейте в Омраченном Лесу, — прошептал Рейстлин.
Танис посмотрел на мага и увидел, что его глаза с их зрачками, похожими на песочные часы, были странно расширены. Кожа Рейстлина отливала в ярком солнечном свете мертвым металлом. Он тяжело опирался на посох, дрожа, словно в ознобе.
— Детские сказочки, — пробормотал Флинт, но голос гнома звучал неуверенно. Что до Таниса — он хорошо знал любовь молодого волшебника к театральным эффектам, но еще ни разу не видел, чтобы с ним творилось что-либо подобное.
— Что ты чувствуешь, Рейстлин? — спросил он негромко.
— Колдовство, — прошептал тот. — Сильнейшие чары, некогда наложенные на этот лес…
— Это злые чары? — спросил Танис.
— Только для тех, кто сам приносит сюда зло, — заявил маг.
— Значит, тебе одному из всех нас и следует бояться этого леса, — холодно сообщил ему Стурм.
Лицо Карамона зловеще налилось багровой краской, рука потянулась к ножнам. Стурм тоже взялся за меч, но Танис перехватил его руку, а Рейстлин остановил брата. Маг смотрел на Стурма, поблескивая золотыми глазами.
— Посмотрим… — сказал он, вернее, прошипел сквозь сжатые зубы. — Посмотрим… — И, налегая на посох, Рейстлин повернулся к брату: — Идем?
Карамон напоследок еще раз смерил Стурма взглядом и углубился в лес. Остальные потянулись за ними, и вот лишь Танис с Флинтом остались стоять среди рослой, волнующейся под ветром травы.
— Староват я становлюсь для таких дел, Танис, — вдруг сказал гном.
— Да брось ты, — улыбнулся в ответ полуэльф. — Ты сражался как…
— Нет, я имею в виду не кости с мышцами. — Гном посмотрел на свои натруженные, узловатые руки. — Хотя и они, конечно, не молоденькие… Я о душе, Танис. Когда-то давно, когда этих ребят еще не было на свете, мы с тобой вошли бы в заколдованный лес без малейших раздумий. А теперь…
— Не вешай носа, дружище, — сказал Танис. Он пытался говорить беспечно, хотя на самом деле столь необычная серьезность гнома его сильно встревожила. Он внимательно пригляделся к Флинту — впервые со времени их встречи у окраины Утехи. Гном выглядел старым… но иным, правду сказать, его и не помнили. Лицо — насколько можно было разглядеть сквозь дремучую седую бороду, усы и нависшие белые брови — было коричневым и морщинистым. Флинт ворчал и сетовал, сетовал и ворчал… но иначе он себя и не вел.