Драконы осенних сумерек
Шрифт:
Танис понял наконец, что изменилось. Глаза. В глазах гнома не было больше огня.
— Не обращай на Рейстлина слишком много внимания, — сказал Танис. — Вот увидишь, сегодня вечером мы будем сидеть у костра и хохотать над всеми этими сказками о привидениях!
— Охотно верю, — вздохнул Флинт. Он помолчал какое-то время, потом проговорил: — Однажды я стану обузой для тебя, Танис. А я вовсе не хочу, чтобы когда-нибудь ты спросил себя: и зачем, мол, я таскаю с собой этого ворчливого старого гнома…
— Затем, что мне не обойтись без тебя, ворчливый старый гном, — сказал Танис и положил руку на бугрящееся мышцами плечо Флинта. И мотнул головой в сторону леса, где скрылись остальные: — Ты нужен мне, Флинт. Все они… так молоды. А ты — как надежная скала у меня за спиной, когда доходит до схватки…
Польщенный Флинт залился краской. Подергал бороду, потом хрипло прокашлялся.
— Ты всегда был ужасно чувствительным, — буркнул он. — Ладно, пошли, что зря время тянуть. Лично я хочу миновать поскорее этот проклятый лес! — И пробормотал в бороду: — А все-таки хорошо, что солнце еще светит.
10. ОМРАЧЕННЫЙ ЛЕС. РАТЬ МЕРТВЫХ. ВОЛШЕБСТВО РЕЙСТЛИНА
Вступив в лес, Танис не ощутил ничего особенного — разве что облегчение: наконец-то перестало бить в глаза неистовое осеннее солнце. Напрасно вспоминал полуэльф жуткие истории о призраках, звучавшие когда-то по вечерам у огня, и старался не забывать о предупреждении Рейстлина. Покамест Танис чувствовал только, что в этом лесу так и кишела жизнь.
Здесь и в помине не было той мертвой тишины, что окружала их ранее. В подлеске возились и верещали маленькие зверюшки, птицы перепархивали с ветки на ветку, мелькая над головами. Мимо то и дело проносились ярко окрашенные насекомые. И хотя не было ни малейшего ветерка, листья шевелились и шелестели, а цветы покачивали головками, как если бы их переполняла простая радость бытия.
Все члены маленького отряда держали оружие под рукой, каждый настороженно озирался, не веря ничему вокруг и стараясь даже не шуршать палыми листьями По мнению Таса, выглядело это достаточно глупо. Так или иначе, мало-помалу все начали успокаиваться — все, кроме Рейстлина.
Часа два они без лишней спешки, но довольно быстро, шагали утоптанной, явно различимой тропой. Солнце опускалось все ниже, тени становились длинней. Танис поймал себя на том, что почувствовал себя в безопасности в этом лесу. По крайней мере, не надо было опасаться, что ужасные крылатые твари последуют за ними сюда. Нет, навряд ли здесь таилось какое-то зло. Разве что — как там выразился Рейстлин? — кто-нибудь сам явится сюда со злом…
Танис посмотрел на мага. Рейстлин шел один, опустив голову, и там, где он проходил, тени деревьев казались особенно плотными. У Таниса пробежал по спине озноб, но потом он сообразил, что становилось попросту холодно: солнце уже пряталось за вершинами леса. Пожалуй, самое время задуматься о ночевке.
Пока еще не стемнело, Танис снова вытащил карту Тассельхофа. Карта была эльфийская; на ней виднелись каллиграфически выведенные слова: «Омраченный Лес», но сам лес был обозначен весьма приблизительно, и Танис не мог определенно сказать, к чему именно относилась надпись: к тому лесу, где они находились, или к тем, что простирались далее к югу. В конце концов Танис решил, что Рейстлин ошибся. Этот лес никак не мог быть Омраченным. Но если даже и так — его зло существовало скорее всего только в воображении мага.
Друзья шли и шли вперед по тропе.
Потом наступил вечер, и гаснущий свет необычайно рельефно и четко обрисовал каждую мелочь. Усталые путешественники двигались все медленнее. Рейстлин, задыхаясь, едва волочил ноги. Лицо Стурма сделалось совсем пепельным. Полуэльф уже собирался объявить привал, когда, предвосхищая его намерения, тропа привела их к краю обширной зеленой поляны. На поляне, рождая небольшой ручеек, журчал между камешками родник. Кругом росла густая шелковистая трава, так и манившая растянуться в ней и как следует отдохнуть. Могучие деревья, словно безмолвные стражи, высились по сторонам.
Небо налилось закатным багрянцем, потом погасло, и между деревьями залегли туманные сумрачные тени. Беглецы двинулись на поляну, и тут прозвучал голос Рейстлина:
— Не сходите с тропы!
Танис вздохнул.
— Рейстлин, — проговорил он терпеливо. — Ну что с нами может случиться? Тропа в трех шагах, и видно ее отлично. Пошли, тебе надо передохнуть. Нам всем надо передохнуть. Вот смотри, — Танис протянул ему карту. — По-моему, мы вовсе и не в Омраченном Лесу. Согласно этой…
Рейстлин с презрением отвернулся от карты. Все прочие отвернулись от мага и, покинув тропу, принялись разбивать лагерь. Стурм, измученный болью, без сил опустился под деревом и закрыл глаза. Карамон голодными глазами следил за проворными тенями, выдававшими присутствие мелкого зверья. Потом послал Тассельхофа в чащу за хворостом.
Маг молча наблюдал за ними, и язвительная усмешка кривила его губы.
— Дурачье! — сказал он погодя. — Это Омраченный Лес… в чем вы убедитесь прежде, чем кончится ночь. — И пожал плечами: — Однако, как правильно заметил Танис, мне надо передохнуть. Только я, в отличие от вас, с тропы не сойду…
Рейстлин уселся на тропинке и положил свой посох рядом с собой. Остальные украдкой переглянулись: поведение мага их забавляло. Карамон заметил это и смущенно покраснел.
— Слушай, Рейст, иди к нам, — сказал великан. — Тас уже пошел за дровами, а я, может быть, подстрелю кролика…
— Не смей стрелять! — Рейстлин в кои веки раз говорил в полный голос, а не шептал, и слышавшие невольно вздрогнули. — Не трогайте никого и ничего в Омраченном Лесу! Ни травинку, ни дерево, ни зверя, ни птицу!
— Я согласен с Рейстлином, — сказал Танис. — Нам придется провести здесь ночь, и, по-моему, без крайней нужды не следует убивать ни одно животное…
— Уж эти мне эльфы, вечно стараются обойтись без кровопролития, — пробурчал Флинт. — Мало того, что волшебник нагоняет на нас страху, ты хочешь еще и уморить нас голодом! Ладно, если что-нибудь на нас нападет — будем надеяться, оно хоть окажется съедобным!
— Твои слова да Богам в уши, гном, — вздохнул Карамон. Отошел к ручейку и попытался утопить голод, раз уж нечем было его утолить.
Тассельхоф вернулся с хворостом.
— Я ничего не рубил, — заверил он Рейстлина. — Я только собирал.
Однако разжечь костер не удалось даже Речному Ветру.
— Слишком сырое дерево, — сказал он, пряча кремень и кресало обратно в мешок.
— А свет нам не помешал бы, — поеживаясь, заметил Флинт. Ночная тьма быстро сгущалась, и все шорохи леса, такие безобидные днем, начинали казаться зловещими и исполненными угрозы.