Драконы Вавилона
Шрифт:
Вилл решил сначала просмотреть газеты, отложенные Натом специально для него. Натов план сработал лучше любых ожиданий. Виллу потребовалось три дня, чтобы попрошайничеством, воровством, враньем и надувательством проторить себе путь домой, и, как оказалось, ровно столько же времени потребовалось прессе, чтобы разнюхать сенсационную новость. Ровно в день его возвращения слух о возвращении царя выплеснулся на первые страницы всех вавилонских газет. «СЛУХИ О РЕСТАВРАЦИИ МОНАРХИИ НАВОДНИЛИ ГОРОД», — констатировала «Тайме». «ЕГО НЕ-СТОЛЬ-УЖ-И-ОТСУТСТВУЮЩЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО?» — спрашивала «Пост». «РАЗЫСКИВАЕТСЯ РАНЕЕ НЕ ИЗВЕСТНЫЙ ПРИНЦ», — объявляла «Геральд трибьюн». И, подбивая всему
Редакционные колонки были полны дичайших спекуляций. Что бы это значило, задавались вопросом газетчики, что наследник вдруг взял да и появился? Может быть, царь умирает? (А он точно еще не умер, сообщала врезка, о чем свидетельствуют многие приметы и знамения, главное место среди которых занимает нетронутость Обсидианового Престола. Пока живет Его Отсутствующее Величество, этот престол будет доступен лишь для него либо его непосредственных наследников и станет верной смертью для любого другого, кто попробует его занять, — совокупность обстоятельств, о которых даже те, кто поддерживал абсолютную монархию, горько сожалели по причинам, наглядно выявившимся за время отсутствия царя.) Почему, если наследник действительно вернулся, он предпочел об этом не объявлять? А если ему так уж хочется скрыть свою личность, почему при первом своем появлении на публике он почти ее не скрывал — если, конечно же, это появление было первым? Другая врезка приводила обрывки старых сообщений и доводы экспертов, считающих, что нет, не первое.
Вилл отложил последнюю газету и взял из стопки книг верхнюю.
— «Гиппогрифы: питание и уход»? — пророкотал каменный голос. — Зачем о них читать? Гиппогрифы — мерзейшие твари. Крысы летучие, тьфу.
— Разве ты не знаешь, что читать через плечо неприлично? — возмущенно повернулся Вилл.
— Ничего не могу с собою поделать, — сконфузился лев — Неудержимая страсть к чтению. Читаю книги, газеты, коробки с сухими завтраками — все, на чем есть слова. Это мой единственный порок.
— Тогда у тебя не должно быть тут и никаких возражений. Слов в этой книге сколько угодно.
— Это совсем не значит, что у меня нет предпочтений. Иногда какой-нибудь лодырь приносит стоящую книгу. Фолкнер. Вирджиния Вулф. Шелли. Тут как-то летом некий тип ходил сюда как на работу, пока не прочитал «Войну и мир» от корки до корки. — Лев сладко зажмурился, по его телу пробежала блаженная дрожь. — Это было пиршество духа. — Затем он приподнял каменную лапу и осторожно тронул каменным когтем Виллову стопку книг. — А вот эти — они же все простые компендиумы сведений. Зачем ты тратишь на них драгоценное время?
— Понимаешь, есть тут эта девушка…
— Всегда и везде есть девушка.
— Да ты все равно не поймешь.
— Ну конечно же, я ничего не пойму. Ну что там лев понимает в женщинах? Мы только и можем, что держать довольными и счастливыми маленькие такие прайды по семь — десять самок. Проще простого, это каждый может.
— А где они теперь, этот твой прайд? — спросил Вилл и отложил книгу в сторону.
— Я счастлив сообщить тебе, что в настоящий момент они рожают.
— Что? Все до единой? Одновременно?
— Неужели ты хочешь, чтобы я выделял каких-то любимиц? — возмутился лев — Каждая жена каждую ночь, так часто и так долго, как они сами того пожелают, — вот лучший путь к гармоничному браку. Поверь моему слову, если ты будешь придерживаться этого простейшего правила, твои браки никогда не распадутся.
— Но если они рожают, не должен ли ты находиться при них?
— Плоть мимолетна, камень долговечен. — В голосе льва звучало высокомерное сострадание. — Для нас все вы мимолетны, как отблески лунного света на капле воды. Мало удивительного, что вам никогда и ничего не удается сделать! А наши жизни достаточно долги, чтобы их с чувством смаковать. Во времена моей молодости был всего лишь один материк. Представь себе мое удивление, когда речушка, которую я без труда перепрыгивал, стала широкой и превратилась в море! Я так был ошеломлен, когда одна земля разорвалась на много земель, которые разошлись, вращаясь, по всем уголкам Земли, да простят мне слово «уголки»! Иногда мне хочется закрыть глаза и на несколько тысяч лет вцепиться в землю когтями, только чтобы голова не кружилась.
К несчастью для меня, в то самое время я начинал задумываться о браке, и вот все мои предполагаемые невесты оказались на другой от меня материковой платформе. Это меня крайне встревожило. Будь я таким торопыгой, как вы, плотские, я утонул бы в заранее обреченной попытке воссоединиться с ними, переплыв океан. Но как бы страстны ни были львицы, больше всего они ценят, когда на тебя можно положиться, и, как прямое следствие, презирают любую поспешность. Поэтому я не спешил. Я ждал. И вот по прошествии того, что даже мне показалось невыносимо долгим временем, их и мой континенты снова наехали друг на друга. Я стоял на берегу и смотрел, как сужается полоса воды. Я видел, как сталкиваются земли и в месте, где они столкнулись, вырастает могучий горный хребет. Когда все улеглось, я высмотрел наименее трудный проход между их материковой платформой и моей. И сел неподалеку.
Десятилетия бежали как стрелка по циферблату секундомера. Столетия текли подобно воде. Ни одна дама не любит проявлять в отношениях с мужчинами излишнюю заинтересованность. Спустя многие и многие зоны мимо меня неторопливо проследовали девять львиц. Восемь прошли, даже не повернувшись. Последняя, самая младшая, была уже готова сделать то же самое, но вдруг вздрогнула, заметив меня.
«О! — сказала она. — Ты что, все время был здесь?»
«Да, о моя сладкая безгривая», — ответил ей я.
Остальные описали полукруг и вернулись. Тела у них были длинноногие и крепкие. Они ступали по земле беззвучно, как тени.
«Возможно, ты нас еще помнишь», — небрежно заметила самая старшая.
«О темно-рыжая богиня, наша разлука продлилась сотни миллионолетий, и все это время я думал лишь о вас».
Медленно, неторопливо они ходили вокруг меня, и круги становились все теснее, пока их тела не стали касаться друг друга и даже иногда толкать меня то с одной, то с другой стороны. Их спокойные золотые глаза горели, как ветром раздутые угли. Запах их женских органов опьянял. Игриво и застенчиво они обнажали свои острые белые клыки. Я понимал, что это момент величайшей опасности. Они так долго меня ждали, что, покажи я сейчас хоть малейшую слабость или торопливость, они в своем разочаровании бросились бы на меня и разорвали в клочья.
«Разве ты не хочешь спросить, были ли мы тебе верны?» — спросила лучшая из них охотница и куснула меня в бедро.
«Будь у меня нужда задавать такие вопросы, я бы в вас не влюбился, о мое плотоядное сокровище».
«Но был ли верен нам ты?» — спросила самая умная.
«Но ведь я жив еще, верно?» — спросил я. О, я был бесстрашен! Я встряхнул своей гривой, чтобы дать им ею полюбоваться. Я встал и потянулся, чтобы они могли видеть мускулистое совершенство моего тела. «Вам хватило бы единственного взгляда, чтобы узнать о моем негодяйстве. Ваши зубы сомкнулись бы у меня на глотке. Ваши когти распороли бы мою шкуру, так что кровь моя хлынула бы на землю. Но я еще жив».