Драконы Вавилона

Суэнвик Майкл

Оставшийся за спиною Арарат становился все меньше и меньше. А впереди безбрежным океаном простиралось небо с плывущими по нему материками облаков, со множеством гаваней и городов и зыбко колышущихся замков.

— Мы не можем быть вместе. Четыре недели, и нам конец.

— Тоже мне умник нашелся. Знаю я это, прекрасно

знаю. Только не думаю, что за неделю или там, скажем, за три ты сделаешь меня чрезмерно счастливой. Ну а потом… что ж, через год можно будет сделать новую попытку.

— А спорим, что за три недели я сделаю тебя чрезмерно счастливой. Да что там три недели, я уложусь в десять суток, если не меньше.

— Жопа ты с ручкой! — рассмеялась Алкиона, развернула свою зверюгу, и они летели по плавной дуге, и он был молод и радостен и безгранично влюблен. Его любимая была рядом, и она тоже его любила. В их распоряжении был весь мир, и мир этот искрился бессчетными возможностями.

Ну да, долго это не продлится. А кому какая, на хрен, разница?

20

ЧЕМ СЕРДЦЕ УСПОКОИЛОСЬ

Вернуться в Вавилон было для Вилла все равно что взяться перечитывать любимую книгу, которую он помнил едва ли не дословно. Конечно же, Вавилон содержал в себе тысячу тысяч рассказов — уже само его название означало на древнем языке «книга», хотя некоторые ученые толковали его чуть иначе: «библиотека», — и эти рассказы постоянно изменялись, заканчивались, начинались вновь. Но если посидеть на Обсидиановом Престоле, получить власть и силу царя-дракона, дающие возможность воспринять и понять весь город как целое, нельзя не увидеть, что все это один рассказ, славный и горестный, и он повторяется вновь и вновь, как времена года.

Прошло уже лет двадцать, как Вилл последний раз был в Вавилоне. Каждый здешний кирпич, каждый запах заставляли его сердце сжиматься. Последний раз он ходил но этим улицам совсем еще юным. Сейчас-то юным его не назовешь. Но годы ушли не просто так, они оставили ему богатство в виде хитрости и сноровки. Нат был бы вправе гордиться своим сыном. Увидев Вилла сейчас, никто бы не смог догадаться, что он кого-то ждет, и ждет напряженно, с замирающим сердцем. Случись кому-нибудь посмотреть в его сторону (но они несмотрели в его сторону, когда ему самому этого не хотелось), этот «кто-то» принял бы его за праздного фланера, ненадолго остановившегося перед тем, как проследовать дальше по своим пустяшным делам. А шрам на лице он неизбежно истолковал бы как след некой юношеской спортивной забавы.

А ведь он стоял здесь уже много часов. И был готов стоять хоть всю вечность.

И вдруг его сердце подпрыгнуло.

Дверь, за которой он тайком наблюдал, открылась, и оттуда вышла девушка. Худощавая, в панковской кожаной куртке и с остроконечными ушами, явно говорившими, что в ее жилах течет благородная кровь. Была в ней и смертная кровь, но чтобы это заметить, нужен был такой, как у Вилла, опыт. Ее губы были окрашены черной помадой, ее голова наполовину выбрита. Лицо у нее было какое-то оголодавшее.

Губы Вилла изогнулись в улыбке, которую не смог бы уловить ни один фотограф. Это была она! Чтобы найти эту девушку по немногим ключам, предоставленным ее матерью, ему потребовались годы. А теперь он с первого взгляда понял, что это — именно она, и навсегда прикипел к ней сердцем. Он подождал, пока девушка с ним не поравнялась, а затем протянул руку с пачкой «Мальборо».

— Слышь, принцесса, — спросил он с дружелюбной фамильярностью, — огоньку нет?