В гостинице «Последний Приют» сегодня собираются сказители. Тика стала устраивать такие встречи для того, чтобы увеличить выручку в холодные зимние вечера, когда из-за льда и снега мало кто решается выбраться из дома.
Эти встречи начали пользоваться огромным успехом, так что время от времени они с Карамоном рассылали приглашения самым прославленным сказителям Ансалона, предлагая бесплатный ночлег и стол, если те приедут.
Сегодня вечером в гостинице собралось множество великолепных бардов.
Карамон встает на бочку эля, чтобы его видели все присутствующие, и объявляет участников.
— Для начала я хотел бы представить тех, кто бывал здесь еще в стародавние времена, как и я, — заговорил он. — Мы дружны с ними со времен Войны Копья. Просто поднимите руку, когда я назову ваше имя. А ты, Тассельхоф, опусти руку. Сегодня у нас собрались: Майкл Уильямс, Джеф Грабб, Ник О'Донохью, Роджер Мур, Дуг Найлз, Маргарет Уэйс, Трейси Хикмэн… Где же Трейси?
Карамон всматривается в толпу. Раздаются смех и крики, когда Хикмэн обнаруживается в одежде мышиной окраски, обвиняя всех в похищении шляпы.
После того как шум стихает, Карамон продолжает речь:
— Сегодня вечером к нам вновь присоединятся несколько наших бардов. Поднимите руки, пожалуйста. Да нет, Тас, к тебе это не относится. Я… Подождите минутку! Что это ты держишь в руках?
Это же касса с сегодняшней выручкой! Тас! Отдай-ка это мне!
Наступает всеобщее замешательство. Карамон слезает со своего бочонка.
Раздается пронзительный голос возмущенного Таса:
— Я просто приберег ее на всякий случай, и это вполне разумно! Мало ли кто скрывается в толпе.
— Да нет, это всего-навсего Роджер! — выкрикивает Майкл Уильямс.
Наконец порядок восстановлен, а касса возвращена на законное место, и Карамон представляет бардов, которым уже случалось выступать здесь со своими рассказами: Дженет Пак, Линда Бейкер, Марк Энтони и Дон Перрин.
— И наконец, — произносит запыхавшийся и раскрасневшийся Карамон, — я рад представить вам нескольких бардов, появившихся на Ансалоне недавно. Прошу всех поприветствовать Адама Леша, Криса Пирсона и Дж. Роберта Кинга.
Вновь прибывших тепло встречают и советуют им не выпускать кошельков из рук.
Под бурные аплодисменты Карамон кланяется и возвращается на свое место за стойкой. Тика в последний раз предлагает собравшимся эля.
Приди к нам, друг. На скамье рядом со мной еще есть свободное местечко. Присаживайся. Заказывай кружечку и приготовься смеяться и плакать, содрогаться и трепетать.
Сегодня вечером наши сказители поведут рассказ о драконах войны.
СОН ДАЮЩЕГО ИМЕНА Майкл Уильямс
I
Ветер шепчет в высокой траве,В небе две мерцают луны,Капли звезд в ночной синеве…Вот с чего начинаются сны —Путешествие за предел,Вдаль и к самой заре времен,Где еще у вещей и телНе возникло своих имен,И пока что шуршат пески,Где потом сойдутся полки.Мы украдкой вошли с тобойВ мир Того, Кто Дает Имена,Где одна из двух лун темнаИ невидима третья луна,Здесь все сущее — лишь письменаИз грядущих легенд и саг.Наш беззвучен пусть будет шаг,Наша поступь пусть будет легка —Так скользят в небесах облака.Ничего не случилось покаВ этом мире, все впереди,Но колотится сердце в груди,И виденья навстречу встают,И о чем-то пески поют.Этот путь пройди до конца —И узнаешь мысли Творца,И прочтешь вокруг письменаДающего Имена.
II
Мне снилось: я иду пустынным доломВ исполненном знамений грозных мире,Которому вот-вот грозит война,И никого окрест — одно лишь солнцеСвоим слепящим светом бьет в глаза.Тогда, возвысив голос, я три разаВоззвал, чтобы услышать голос Бога,И он, вняв зову, мне явился вскоре,Беззвучно и как будто ниоткуда.Мне снился мир, где слово стало явьюИ что прошепчешь — тотчас воплотится.И вот бегут мурашки по спине,Когда я здесь, в сей сказочной стране.Рассудком не измеришь, не постигнешьМир грез, видений, чудищ и героев,Ведь сны причудливы, ветвятся, реют, вьютсяКак дым, когда его уносит ветер.Здесь мертвые встают из-под землиИ хор их голосов подобен грому.Здесь алый свет вторая льет луна,Как кровью затопляя лес и долы.О, дай мне. Боже, свой возвысить голос,О, Боже, научи меня словам,Чтоб все на свете — мертвое, живое, —Услышало, как я слагаю песнюО сне своем, седьмом волшебном сне,О, дай мне голос, чтобы рассказатьО шорохе драконьего крыла…
III
Мне снилось — я иду пустынным долом,Где только кости, камни и пески,А горизонт — как темная спинаУснувшего неведомого зверя,И разными глазами смотрят луны,Смешав свои лучи над странным миром.Настало утро, и восходит солнце,И вижу я — все выжжено дотлаВокруг его палящими лучами.Здесь битва пролетела или морПрошел своей безжалостной стопою,Сказать я не могу, но вижу, вижу,Как воронье и черви здесь пируют,Деля на солнцепеке мертвечину.Но что там впереди? Слепящий свет,Как будто бы какая-то пещераСияет так, что кажется — то солнцеВторое на земле зажглось, не в небе.Вот только странно: черные лучиОно из той пещеры испускает,Да, черные как ночь, и все ж ониСияют так, что взор туманят слезы.«Драконы!» — осенило вдруг меня.Как черный жемчуг, черные алмазы,Черней угля, черней беззвездной ночи.Вон там взметнулось черное крыло!Я не хотел и шел, мне жутко было,И все-таки я шел; меня влеклоК драконам, как магнит влечет железо.Скорей, скорей — так сокола ловецНа рукавицу манит на охоте,И камнем сокол падает по зовуИз поднебесья, и несет добычу.Помимо воли я пришел к пещере,Теряя разум, обливаясь потом.Но что мои метания и страхи,Когда щекочет ноздри этот запахОгня и раскаленного железа —Дыхание взлетающих драконов.Как туча, заслонила стая солнце,Летят крылом к крылу.Чей сон мне снится?Кто мог драконью стаю близко видетьИ уцелеть, не пасть, огнем спаленный?Не помню, как случилось, но мгновенье —И вот уже я на спине драконьейКак полноправный всадник, я вознессяНад скалами, песками и пещерой,И чую я могучее биенье,Драконье сердце бьется подо мной.Взлетела стая и закрыла солнце,Сомкнула крылья, так что мне не видноПустынный дол внизу,Но слышу голос,Он говорит мне: «Слушай, слушай, слушай»,Он отдается эхом даже в пальцахОн льнет, как шелк легчайший льнул бы к коже,Он — порожденье сумрачных теней,В пещере спавших многие столетья,Пронизанных огнем, налитых ядом.Так вот я для чего увидел сон!Так вот я для чего пришел к пещере!Змеиный голос шепчет в ухо мне:«Узнай всю правду, слушай, слушай, слушай…»
IV
«Услышь мой голос, он к тебе взываетИз средоточия бури, сердца тьмы.Мои неисчислимы легионы,Отважны всадники, остры их копья,Быстры драконы, мощно реют крылья,И все-таки мы все обречены.Не верь, не верь, что это лишь начало.Мне ведомо, чем кончится сраженье,Мне ведомо, где вскоре встречу смерть.Прославленное войско мчится в небеНавстречу гибели. Сверкают их доспехи,Крыла шуршат, как листья на ветру,Внизу мелькают сотни королевств.А впереди — лишь острие копья,Того, единственного, что сразит меня.Великий Хума, ты отважный воин,И я лечу, спеша тебе навстречу,Но голос тьмы звучит из самой бездныИ повторяет, как всегда, одно:Тебе не знать, тебе не знать победы,Но и беспамятства тебе не знать, не думайПод небом этим все предрешено,И в смерти — жизни будущей зерно.В легенде нет конца, и вновь на битвуТы выйдешь, встретишь гибель, и опятьИстория о Хуме повторится.Вновь вихрем налетят войска врага,Вновь будут крики душу рвать на части,И вновь копье в твою вонзится грудь.Движение по кругу непреложно —Как смена лета осенью, как то,Что ночь рассвет сменяет поутру.А битва… Что же, битва — столкновеньеМеж тьмой и светом, только и всего.Не может быть одной бескрайней тьмы,Но свет сплошной без тени невозможен…Извечна их борьба, а мы летимНа грани света с тьмой. Качнется чашаНа мировых весах и вновь замрет:Победа ль наша, пораженье ль наше —По кругу мир идет».
V
Драконица кружила в поднебесье,Крыла ее раскрылись, как цветокНочной во тьме, и ветер подымали.Был мрак вокруг, кромешный мрак один,Он пожирал малейший лучик света,Клубился, рос и ширился окрест,Как черный дым клубится над пожаром.Драконица сама была как тьма,Но мчалась, неуклонно мчалась к свету —К сияющему рыцарю вдали.К копью его, что впереди сверкало.И яд бурлил под чешуей драконьей,Когда летели в битву мы над бездной,Точнее, не над бездной — над ничем,Над пустотой, и бездну поглотившей.Уже не тьма, а полное ничто,В котором тьма и тени стали пеплом.Нас пустота со всех сторон сжимала.Пожравшая и свет, и цвет, и звук.Одно я только слышал — сердца стукДраконьего, и ярость в нем вскипалаХолодная…В том сне я постепенноС драконицей, с ее душою слился,Уже смотрел на мир ее глазами,Уже в себе я нес и смерть и яд.Все страшное и темное, что толькоНа свете есть, в ней воплотилось — шрамы,И боль, и крик, и кровь, и мрак, и раны.Я заглянул ей в душу — ужаснулся:Драконье сердце холоднее льда,Темнее ночи и железа тверже.И все-таки она была прекрасна.Она купалась в тьме, дышала ею,Ей говорила тьма: «Во мне ты дома,Ты — это я, твоя душа и сила».И мы неслись во тьме навстречу свету,Чтоб вновь сойтись в смертельном поединкеС великим Хумой, чтоб жила легенда,Чтоб ночь сменила день, а утро — ночь.И ждал нас впереди великий Хума,Копье подняв и вглядываясь в даль.Я видел сон, и я не мог проснуться.И чары тьмы меня уже сковали,Но все-таки я повторял во сне:«Пусть повторится битва, только, Боже,Ты Хуму выбери, даруй ему победу,Чтоб было утро, чтобы встало солнце,Чтоб кто-то выжил и сложил легенду,Которая останется в веках».