Драконы зимней ночи
Шрифт:
Руки и глаза Лораны были устремлены к небесам.
— О Паладайн! — Ее голос звенел, как серебряная труба. — Мы пришли проводить к Тебе, Паладайн, благородные души Рыцарей, погибших в Башне Верховного Жреца. Даруй же нам, оставшимся пребывать в истерзанном войнами мире, такую же высоту духа, как та, что отметила жизнь и гибель этого человека!..
Лорана закрыла глаза, не замечая слез, хлынувших по щекам. Она более не горевала по Стурму. Она плакала о себе. Ей будет так не хватать его. И Танис… Какими словами расскажет она ему о гибели друга?.. Как станет жить в мире, из которого ушла такая душа?..
Медленно опустила она Копье на алтарь. И преклонила колени. Флинт обнял ее. Тассельхоф погладил ее по голове.
И, как бы отвечая молитве, за их спинами все громче зазвучали низкие голоса мужчин, слившиеся в скорбном рыцарском гимне.
О Хума, прими его душу в объятья! Пусть он затеряется в солнечном свете, В дыханий ветра, в небесном сиянье. О Хума, прими его душу в объятья! За гранью небес, равнодушных и гневных, Введи его с миром в селенья блаженных, Туда, где предел сокровенных мечтаний, Где песне меча отзываются звезды. Пускай отдохнет он, уставший сражаться, В чертоге покоя, не зная печали, Не ведая бега текущих столетий, В обители Бога Добра, Паладайна. Пусть гаснущий свет его глаз потускневших Опять отразит безмятежное детство, Все свежие краски широкого мира. О Хума, прими его душу в объятья! За тучи тяжелого дыма умчится, Взыскуя святого бессмертия Неба, Душа, так любившая бренную Землю В ее вековых, вековечных заботах. Коснувшись бессмертного звездного блика, Письмен, что от века пророчат нам судьбы, Она отрешится от горестей мира. О Хума, прими его душу в объятья! И вздохом последним душа удалится Извечного боя за счастье и правду — Уходит герой, не познавший бесчестья, В объятия Хумы, где сонмище древних Превыше вороньего жадного крика, Куда воспаряла мечта его сердца О радостных веснах, цветущих без страха, За светлой бронею наследников Хумы. Туда, где лишь сокол вещает о смерти, Уходит воитель — он призван Богами Из гаснущей жизни в обитель бессмертья Из сумерек мира — дорогой рассвета, В объятия Хумы, где сонмище древних, Давно искупивших страдания плоти И тщету ума, обреченного тлену, В чертоги героев, в лучи Паладайна. За гранью небес, равнодушных и гневных Введи его с миром в селенья блаженных, Туда, где предел сокровенных Мечтаний, Где песне меча отзываются звезды. О Хума! Прими его душу в объятья За гранью небес, равнодушных и гневных. Пускай отдохнет он, уставший сражаться. Пусть гаснущий свет его глаз потускневших За тучи тяжелого дыма умчимся, Коснувшись бессмертного звездного блика, И вздохом последним душа удалится Превыше вороньего жадного крика, Туда, где лишь сокол вещает о смерти, В объятия Хумы, где сонмище древних, За гранью небес, равнодушных и гневных.Песнь смолкла. Торжественным, медленным шагом подходили Рыцари отдать павшим последнюю дань и на краткий миг преклонить колени перед алтарем. И один за другим покидали Чертог Паладайна. Их ждали холодные постели, беспокойное подобие сна — и грозный рассвет завтрашнего дня.
Лорана, Флинт и Тассельхоф остались одни у тела своего друга. Они стояли обнявшись; сердца их были переполнены. Стылый ветер задувал в двери Чертога. За дверями ожидал почетный караул, готовый закрыть их и запечатать.
— Харан беа Реоркс, — по-гномски проговорил Флинт, проводя по глазам трясущейся узловатой рукой. — Мы вновь встретимся в кузне Реоркса…
Порывшись в кошеле, он вытащил чудесную розу, искусно вырезанную из дерева. Флинт бережно опустил ее Стурму на грудь, рядом с Камнем-Звездой, подарком Эльханы.
— Счастливо тебе, Стурм, — подал голос Тас. — У меня… только один подарок, который ты, верно, согласился бы принять. Я… ты, наверное, не поймешь. Хотя теперь, может, ты уже все понимаешь. И даже куда лучше меня…
И Тас вложил в холодную ладонь Рыцаря маленькое, беленькое куриное перышко.
— Квисалан элевас, — по-эльфийски прошептала Лорана. — Мы с тобой всегда будем вместе…
Она никак не могла решиться оставить его одного в темноте.
— Идем, девочка, — ласково сказал Флинт. — Не будем его задерживать. Его ждет Реоркс…
Молча, не оглядываясь, трое друзей покинули усыпальницу и, поднявшись по узкой каменной лестнице, вышли в промозглую зимнюю полночь, хлеставшую в лицо хлопьями мокрого снега.
Далеко-далеко от заснеженной Соламнии со Стурмом прощалось еще одно сердце.
Пролетевшие месяцы ничуть не переменили Сильванести. Хотя кошмарный сон Лорака давно прекратился, а тело короля эльфов легло в землю, которую он так любил, несчастный край по-прежнему томился под гнетом его сновидения. В воздухе пахло смертью и разложением. Деревья клонились и корчились в нескончаемой муке. Изуродованные звери бродили по лесу, ища конца невыносимому существованию.
Тщетно Эльхана, глядевшая из верхнего окна Звездной Башни, ждала хоть какого-нибудь признака перемен.
Верные грифоны вернулись к ней сразу после изгнания дракона. Вначале Эльхана собиралась без промедления вернуться на Эргот, к своему народу. Но грифоны принесли ужасающую новость: между эльфами и людьми вот-вот должна была разразиться война.
До встречи с Танисом и его друзьями Эльхану нисколько не огорчило бы такое известие. Она приняла бы его с ледяным спокойствием, а то и порадовалась бы. Однако знакомство со спутниками и долгие месяцы страданий сильно переменили ее. Она очень встревожилась и без труда распознала в происходившем очередные козни злых сил, бесчинствовавших в мире.
Она знала — ей следовало немедленно лететь назад: не исключено, что ей еще удастся остановить безумие. Но она убедила себя, дескать, погода была слишком опасной для путешествий. На самом деле она попросту не могла вынести мысли о потрясении и ужасе своих соплеменников, когда они узнают о горестной судьбе Сильванести и о ее обещании, данном умиравшему отцу: ведь ее клятва гласила, что эльфы помогут людям изгнать Владычицу Тьмы и ее слуг, а потом вернутся в родные края и воссоздадут свой истерзанный край.
Конечно же, она сумеет их убедить. Ни малейшего повода для сомнений у нее не было. Но мысль о том, чтобы нарушить добровольное затворничество и вновь окунуться в суету и грязь мира за пределами Сильванести…
Ко всему прочему, она страшилась — и жаждала одновременно — вновь увидеть человека, которого полюбила. Рыцаря, чей гордый, благородный лик так часто являлся ей в сновидениях, в чью душу она так глубоко заглянула благодаря Камню-Звезде… Она незримо стояла с ним рядом, когда он отстаивал свою честь перед судилищем. Она разделила его муку и изведала глубины его благородного духа. И она любила его все сильнее день ото дня. И день ото дня все больше страшилась этой любви.
Вот почему Эльхана откладывала и откладывала свой отъезд. Я уеду, говорила она себе, когда увижу хоть какой-нибудь знак, о котором я смогу поведать своему народу. Знак надежды. Иначе они не вернутся, сломленные отчаянием.
День сменял день… Эльхана смотрела в окно.
Знака все не было.
Зимние ночи постепенно становились длинней. Тьма сгущалась. И вот однажды Эльхана поднялась на самую вершину Звездной Башни и вышла наружу. Именно в этот момент у вершины совсем другой Башни Стурм Светлый Меч лицом к лицу встретил синего дракона и его Повелительницу по прозвищу Темная Госпожа. Внезапно Эльхану объяло странное и жуткое ощущение: ей показалось, будто прекратилось извечное вращение мира. Жестокая боль пронизала тело, заставив судорожно нащупать Камень-Звезду, который она носила на шее. Смертельное горе и ужас охватили Эльхану, когда Камень замерцал и стал гаснуть…