Драконья алчность

Малинин Евгений Николаевич

С довольным видом взвесив на руке мешок, я посмотрел на служанку и самым серьезным тоном промолвил на прощание:

— А с этими твоими… видениями, — я покрутил растопыренными пальцами около виска, — надо что-то делать… Иначе они тебя до беды доведут…

Продолжить свою мысль я не смог, поскольку от входных дверей нашего Розового павильона раздался призывный голос Фун Ку-цзы:

— Сор Кин-ир, ты готов, наконец, или нет?!!

— Уже иду, учитель! — крикнул я и бросился к выходу, оставив бедную девушку в полной растерянности.

Во дворе перед входом в павильон нас поджидал слуга в темном халате, державший за повод двух оседланных лошадей. Меня это обстоятельство весьма обрадовало, а вот Фун Ку-цзы как-то слишком уж неуверенно подошел к своему «средству передвижения», хотя предоставленная

ему лошадка и не выглядела этаким неукротимым скакуном. Увидев их обоюдное смущение — в смысле, моего учителя и его лошади, я подошел к обоим и поинтересовался:

— А вы, учитель, на лошадке-то ездить умеете?…

Старик немедленно вскинул голову и гордо ответствовал:

— Я скакал верхом, когда ты еще и ходить не умел!…

Правда, еще один взгляд, брошенный на лошадиную спину, сразу уменьшил его гордыню, и дальнейшие слова были им сказаны не слишком уверенно:

— Только… понимаешь… езда на лошади требует повышенного внимания и совсем не оставляет времени на… э-э-э… научные размышления!… Иное дело, когда ты шагаешь пешком — ноги сами собой переставляются, а голова… э-э-э… освобождается для раздумий!…

— И что, — переспросил я с несколько излишней иронией, — ваши ноги ни разу не приводили вас в… канаву?…

— Ни разу, — с немедленно вернувшейся гордостью ответствовал старик и тут же совсем другим тоном добавил: — И вообще, чем задавать всякие глупые вопросы, ты лучше помог бы мне забраться на… вот это…

И он похлопал ладонью по седлу.

Я, конечно, помог.

Усадив учителя с грехом пополам на его лошадь, я привязал к своему седлу оба мешка, по ходу дела подумав, что можно было бы обойтись и одним, а затем лихим прыжком забросил свое тело в седло и выпрямился, подхватив поводья. В ту же секунду я перехватил взгляд учителя, наблюдавший за мной с неким подозрительным интересом.

— Не удивляйся, учитель, — с улыбкой проговорил я. — Мне пришлось поездить на лошадях, так что верховая езда для меня занятие привычное.

И тут же в моей памяти возникла… фея Годена на своей белоснежной лошадке. Видение было настолько живое, что мне пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать его, не дать тоске снова овладеть моим сердцем.

— Мне будет очень интересно послушать о твоих путешествиях! — заинтересованно воскликнул Фун Ку-цзы, помогая мне отвлечься от невеселых воспоминаний. — Похоже, ты обладаешь самыми разными и… необычными для твоего статуса умениями!

— Да, учитель, ты, как всегда, прав, — поклонился я с седла в его сторону. — Я порой и сам не подозреваю о каких-либо из своих… умений, а оно раз — и тут как тут! Разбирайся с ним! Прям-таки теряюсь порой!

— А не надо теряться… — наставительно произнес старик. — Надо обратиться к знающим, опытным людям за пояснением, например, ко мне, и тебе все разъяснят, даже то, как пользоваться своим вновь обретенным умением!…

И он со значением посмотрел на меня.

Разговаривая таким образом, мы неспешно подъехали ко двору хозяйского дома, в котором накануне ужинали, и тут оказалось, что к отъезду готовы… только мы с учителем. Я быстренько выудил из мешка, врученного мне служанкой, несколько ватрушек и предложил Фун Ку-цзы легкий завтрак. Тот с готовностью принял мое предложение, и мы принялись жевать, наблюдая за подготовкой правителя к отъезду.

Во дворе дома царила совершенно невероятная суета и суматоха. Ржали лошади — и верховые под седлами, и опутанные какой-то странной сбруей с широкими петлями по бокам, между лошадей носились люди с самой разнообразной поклажей, посудой, одеждой, а также свиньи, овцы, птицы, очень похожие на кур, и некие существа, напоминающие собак, но переругивающиеся громкими голосами и совсем по-человечьи. Приглядевшись, я понял, что это действительно довольно крупные собаки с… человеческими морда… лицами, причем лица эти были весьма серьезны, даже строги!

— Похоже, тебя заинтересовали синсины?… — спросил Фун Ку-цзы. В его голосе прозвучали едва заметные наставительные нотки, и я понял, что он готов прочитать своему ученику, то есть мне, очередную просветительную лекцию. Поскольку до отъезда, судя по всему, было еще довольно далеко, я согласился ее прослушать:

— Конечно, заинтересовали! Я таких… гм… существ никогда в жизни не видел!…

— Да, это действительно довольно редкие животные, — немедленно приступил к изложению своей лекции старик, не переставая жевать ватрушку. — Они водятся в горах отдаленной провинции Сяоян и настолько умны, что даже умеют говорить по-человечьи! Правда, людей они боятся, хотя очень любят нас ругать и делают это… хи-хи-хи… мастерски!

Создавалось впечатление, что учителя очень забавляла именно способность этих говорливых… собачек к ругани.

— Однажды я видел, как люди провинции Сяоян ловили синсинов! — хвастливо заявил Фун Ку-цзы и тут же начал рассказ об этой ловле: — Эти существа очень осторожны и, завидев человека, немедленно скрываются. Однако они, как я уже говорил, любят дразнить и ругать людей. Так вот, чтобы поймать таких животных, люди страны Сяоян пошли далеко в дикие горы и там, в некоей укромной расщелине, расставили на камнях несколько кувшинов с красным вином, а около них разложили деревянные чашки, черпаки и сандалии. Затем люди спрятались и принялись.ждать. Наконец показался синсин. Как только он увидел расставленное угощение, он немедленно убежал, но очень скоро вернулся в сопровождении нескольких десятков своих сородичей. И все они немедленно принялись на чем свет стоит бранить людей, расставивших кувшины и чашки, перебирая их родственников до восьмого колена! Ты, конечно, спросишь, почему они это делали? — мудро улыбнувшись, произнес Фун Ку-цзы, хотя я и не думал ни о чем его спрашивать, а, наоборот, молча и очень внимательно слушал. — А потому, — ответил старик сам себе, — что синсины догадывались, что люди расставили им какую-то ловушку, но никак не могли понять, в чем же она заключается!… Так они и бранились, пока у них у всех не пересохло в горле и им не понадобилось срочно напиться. А в это время аромат вина из открытых кувшинов уже достиг их ноздрей. И тогда самые смелые из них, не переставая ругаться охрипшими голосами, приблизились к вину и, хотя они по-прежнему боялись попасться в ловушку, налили себе по чашечке, потому что жажда становилась невыносимой. Менее отважные, увидев, что их сородичи спокойненько попивают себе что-то очень вкусно пахнущее и ничего с ними не делается, тут же присоединились к смельчакам, и у них началась самая отчаянная попойка, какую только мне приходилось видеть! И вот, утолив жажду, а вернее, напившись допьяна, синсины обнаружили валявшиеся рядом с кувшинами деревянные сандалии. Они немедленно нацепили обувку на ноги и принялись прохаживаться, продолжая ругать людей и заявлять, что ничем их не хуже — даже и с людской обувью вполне управляются. Вот только на ногах они уже еле держались, так что выскочившие из засады люди почти всех их переловили, ведь убежать в сандалиях синсинам было очень трудно!

Тут старик так посмотрел на меня, что я сразу засомневался — то ли он и вправду участвовал в ловле этих… синсинов, то ли с ходу придумал занимательную историю, чтобы подурачить недалекого деревенщину.

— Зато, если синсин привыкает к человеку, найти друга вернее просто невозможно! — закончил Фун Ку-цзы свою историю.

Я с глубоким уважением покивал, изображая понятливого ученика, а затем снова оглядел двор.

Пока мой учитель травил мне анекдот про говорящих собачек, «броуновское» движение во дворе пришло к некоему порядку. На верховых лошадях появились всадники, несколько лошадей было нагружено поклажей, а в показавшиеся мне странными упряжные петли самой рослой четверки были продеты длинные жерди, на которых расположилось некое подобие крытого паланкина, явно предназначенного для дамы. В тот же момент появилась и сама дама — не кто иная, как малышка Шан Те. Она была одета в скромный и тем не менее роскошный дорожный костюм, состоявший из атласных лимонного цвета шаровар, белоснежной, с широкими и длинными рукавами рубашки и коротенькой курточки, скорее даже жилетки из темно-вишневого плотного бархата, расшитого цветной нитью. На ногах у младшей дочери четвертой наложницы повелителя уезда красовались бархатные же, украшенные шелковой вышивкой туфельки, а на голове — крошечная шапочка с довольно длинным пером. Ее длинные, густые иссиня-черные волосы были уложены замысловатым узлом на шее, под шапочкой. Личико Шан Те на этот раз не было накрашено и выглядело совсем юным и… открытым.