Драма моего снобизма
Шрифт:
Введение
«В других землях писатели пишут или для толпы, или для малого числа. У нас последнее невозможно, должно писать для самого себя»
Драма моего снобизма после тридцати лет эмиграции всё ещё копошится в моём подсознании. Вот и сегодня в чудовищном сне выплыла картинка из жизни в Той стране: на поезде едем в писательскую Мекку «Посёлок Красная Пахра». Полвека назад туда из Москвы ходили только рейсовые автобусы. А тут встречаемся на платформе, нагруженные снедью в сетках, и с рукописями подмышкой. Едем в одном купе привычной кампанией: мой приятель О., инженер, женатый на допис – дочери средненького писателя; Ж., дочь крупного писателя, с мужем-врачом; наконец,
Хочу – не хочу, но принадлежность к советской творческой шушере обязывала. Каждый что-то сочинял, издавал, защищал, хвастал написанным в стол, готовящимся к изданию, кандидатскими диссертациями по филологии, химии, медицине… Неприлично было, поселившись в том Посёлке, жить смердом. Летом выходили из калиток в шортах с ракеткой на единственный корт (по списку там можно было и сыграть). А зимой выгуливали на снежных аллеях свои заграничные дублёнки. Выставлялись друг перед другом чем придётся. Ну, и, в первую очередь, чванились знакомствами. В разговорах звучали имена самых-самых из живших тут на своих дачах круглый год: Симонов, Трифонов, Твардовский. Долматовский, Матусовский, Колмановский. В статусных играх каждый знал – с кем можно было поздороваться, а кого надо не заметить. С кем можно остановиться, а кого следует обойти. А тропинки-то узкие. Приходилось и поворачивать, завидев неугодного. Это как, выезжая в Творческие Дома – Пицунду на Кавказе, Коктебель в Крыму, Дубулты в Прибалтике, первым делом бежали к администратору, чтоб не влипнуть с соседями по столу в ресторане. Вот каких высот достигал наш советский снобизм.
…После того дикого сна читаю на «Снобе» статью физика под названием «Переосмысляя антропоцентризм». Чем не повод поразмышлять на фоне этих моих сновидений о снобизме в масштабах космических – добропорядочного старого антропоцентризма, или нового под названием нооцентризм (от греческого нус-ум). Автор, рисуя научную картину Мироздания с его и разнообразным, и однообразным, подмечает, что «во Вселенной много всякой всячины, но, если смотреть на нее, так сказать, с большого расстояния, то всё это будет распределено в пространстве более-менее равномерно. На учёном языке это формулируется, как Космологический Принцип: Вселенная однородна и изотропна». Как тут мне было удержаться от комментария? Ну, и не удержался:
– Чёрт возьми, не люблю я вас за заносчивость, склонность к поучениям, за черты советского снобизма, которые улавливаю в себе. Но вот за эту статью обнял бы вас. Вы изъясняетесь тут доступно, хорошим русским языком. Вытащилось у меня в сознании ваше: «Вопрос номер один: а почему вообще разнообразие возникло? Как так получилось, что с течением времени из первоначальной простоты возникали системы всё более и более сложные?» Очень значимо для меня в творческом плане и вот это: «Хочет этого физик или нет, в картине динамической вселенной такой ответ подразумевает, что законы существуют как бы до любых событий, что они онтологически предшествуют им, как мысль конструктора предшествует изделию, созданному по задуманному им плану».
– Спасибо, обнимите, – ответил физик, после чего я решил, что теперь можно переключиться на осмысление собственного снобизма в рамках антропоцентризма – нооцентризма.
Диалог случился уже под закат моего активного пребывания в интернетном клубе под названием «Сноб». А пришёл я туда в возрасте, когда умные люди книги читают, а не пишут. Пик славы этой лучшей интернетной площадки уже был позади. Под давлением Кремля «Сноб» потерял инвестора-олигарха и был продан за символическую сумму. Тем не менее, даже в условиях выживания этот Проект ещё долго привлекал способных к дискуссии.
Люди моей генерации осваивала компьютер с трудом. Философ Саша Пятигорский (мы жили в эмиграции по соседству) к компьютеру не подходил. До конца жизни писал от руки. Знаю точно. Даже на пишущей машинке ни одной буквы он не напечатал. Мой близкий друг, однолеток, английский писатель, и сегодня сначала пишет романы, книги о путешествиях от руки. Пишущую машинку не любил. Компьютер я купил раньше его. Ну, и никому из нас даже в голову не приходило завести свой сайт. Участие в интернетных забавах, скрывавшихся под аббревиатурами ФБ, ЖЖ, «Инстаграм» мы откровенно презирали.
Моё вторжение на интернетную площадку «Сноб» выглядело авантюрой. Я не мог освоить простые функции – как скопировать текст, как открыть окно «комментировать», как поставить поддержку. В моём сознании с трудом умещалось представление, что в интернете можно найти книги едва ли не всех известных писателей, труды по философии, астрономии, физике…, что интернет позволял писать грамотно последнему невежде, с трудом одолевшему школьный курс. Я сейчас могу проверить правописание, но не представляю себе, как купить книгу на Амазоне, забронировать гостиницу, приобрести авиабилет. Вот в таких отношениях с интернетом я был, когда одна из моих слушательниц, дочь художницы, став участником «Сноба», рассказала, что подписка у неё на год, и она может пригласить в клуб бесплатно на три месяца кого угодно. Ну, и пригласила меня. Я не стал сопротивляться и решил попробовать.
С названием интернетной площадки пришлось разбираться серьёзно, когда я обозвал моего английского друга снобом. Он, выпускник Итона, довольно резко возразил – я не сноб. Почему? Сошлюсь на сноску [1] . Собственно, тут объяснение, почему англичанину трудно отыскать позитивное в слове сноб. В русском контексте всё выглядит иначе. Сноб отделяет себя от плебса. Более того, группа авторов-снобов отличала себя от остальных участников проекта претензией: мол, тут не место дилетантам, незрелым суждениям, людям из социальных низов…
1
Сноб – человек, восхищающийся высшим обществом и тщательно подражающий его манерам и вкусам. Так же называют человека, претендующего на высокую интеллектуальность, изысканный вкус или авторитетность в какой-то области, не безразличного к тому, что о нём думают окружающие. Слово вошло во многие языки мира. Точное происхождение слова неизвестно, существует несколько версий. Впервые слово обнаруживается в 1775–1785 годах как обозначение сапожника или подмастерья сапожника. По одной из версий, это слово позднее стало обозначать простолюдина в широком смысле, а ещё позже простолюдина, подражающего манерам аристократа. По другой версии предполагается, что слово более старое и происходит от латинского сокращения s. nob. (от лат. sine nobilitate «неблагородного происхождения»). Этой аббревиатурой в списках студентов Оксфорда и Кембриджа были отмечены студенты, происходившие из недворянских семей – их не должны были приглашать на мероприятия, если университет посещал король. Такие студенты, сыновья купцов и землевладельцев-йоменов, часто были заметно богаче дворян, стремились подражать им, но не имели соответствующего воспитания и светских навыков и пытались компенсировать их отсутствие показной, но безвкусной роскошью. Именно такое поведение стало обозначаться словом «снобизм». Народная этимология выдвигает ещё несколько версий происхождения этого слова. Одна из них состоит в том, что «сноб» – сленговое прозвище студентов Итонского университета в начале 19 века, где «нобы» (ученики благородного происхождения, вероятно от англ. noble «дворянин») противопоставлялись «снобам» (неблагородным).
Толкование слова сноб не было для меня открытием небесной Америки. Но мои низкие земные ощущения были связаны с драмой моего снобизма. В эмиграции она проявилась с первых дней. Надо было временно принять как факт понижение социального статуса: поработал на бензоколонке, на почте, давал частные уроки. Я справлялся, не просил никакой помощи у государства, зарабатывал на жизнь сам. Потому, спустя много лет, удивился, когда один из моих именитых приятелей, эмигрировав из Той Страны в Америку, первым делом сел на пособия. И с упоением рассказывал, как легко можно прожить на них в сегодняшней Калифорнии.
Приятель не из бедных, завёл свой сайт, и каждый день выставлялся на интернете 10-минутными видеороликами. Сообщая о получаемых пособиях, он фанфаронил, поучал, делился планами, чем намерен заняться до получения гражданства. И зачем-то через слово напоминал: «я, между прочим, профессор математики», хотя им не был, хвастал: «я пишу одновременно пять книг», хотя прежде ничего стоящего не написал, объявлял: «я связался с IT-компанией и выстраиваю новый бизнес, но почему раньше не построил… А вот признание, что “хожу на бесплатные курсы и учу язык по 12 часов в сутки“» – такое было похоже на правду. Всякий более-менее внятный человек хватался в эмиграции за эту соломинку. Перфоманс на видеороликах выглядел бы родом безобидного снобизма, если бы неожиданно не обернулся бедой – американское правительство вдруг объявило, что не будет выдавать иммигрантам не то, что паспорт, но даже вид на жительство, если они начинают не с зарабатывания на жизнь, а с просьб о пособии.