Драмы. Стихотворения
Шрифт:
Карл Моор. Нет! Отчего бы мне дрожать? Друзья, это письмо… Радуйтесь вместе со мной! Счастливее меня нет человека под солнцем! Отчего мне дрожать?
Входит Шварц.
(Бежит ему навстречу.) Брат! Брат! Письмо, письмо!
Шварц (подает ему письмо. Моор поспешно его распечатывает). Что с тобою? Ты белее мела.
Карл Моор. Рука моего брата!
Шварц. Да что это со Шпигельбергом?
Гримм. Малый рехнулся! Дергается, как в пляске святого Витта.
Шуфтерле. У него ум за разум зашел! Похоже, что он сочиняет стихи.
Рацман.
Гримм (трясет его). Эй, парень, ты бредишь, что ли?
Шпигельберг, в продолжение всего разговора сидевший в углу и жестикулировавший, как человек, занятый разработкой сложного плана действий, стремительно вскакивает, кричит: «La bourse ou la vie!» [31] — и хватает за горло Швейцера, который преспокойно отбрасывает его к стене. Моор роняет письмо и выбегает как безумный. Все вскакивают.
31
Кошелек или жизнь! (франц.).
Роллер (вслед ему). Моор! Куда ты, Моор? Что с тобой?
Гримм. Что с ним? Что с ним? Он бледен как смерть.
Швейцер. Хорошие, должно быть, вести. Посмотрим!
Роллер (поднимает с пола письмо и читает). «Несчастный брат!» Веселое начало! «Я должен вкратце уведомить тебя, что твои надежды не оправдались. Ступай, велит тебе сказать отец, туда, куда тебя ведут твои постыдные деянья. Далее он велит передать, чтобы ты не надеялся на коленях вымолить у него прощение, если не хочешь лакомиться хлебом и водой в подвалах его башен до тех пор, пока волосы не вырастут у тебя с орлиные перья и ногти не уподобятся птичьим когтям. Это его собственные слова. Он приказывает мне кончить письмо. Прощай навеки. Мне жаль тебя! Франц фон Моор».
Швейцер. Милейший братишка! Что и говорить! Францем зовут этого пройдоху?
Шпигельберг (тихонько подходит к ним). Вы говорите о хлебе и воде? Хорошая жизнь! Я для вас припас кое-что получше. Разве я всегда не говорил вам, что мне еще в конце концов за всех вас придется думать.
Швейцер. Что там брешет эта баранья голова? Осел хочет думать за нас всех?
Шпигельберг. Зайцы вы, калеки, хромоногие собаки, если у вас не хватает духу отважиться на что-нибудь великое!
Роллер. Ну, ладно! Пусть так! Но твоя-то выдумка поможет нам выбраться из этого проклятого положения? А?
Шпигельберг (с надменным хохотом). Несчастные! Выбраться из этого проклятого положения? Ха-ха-ха!.. Из проклятого положения? На что-нибудь более тонкое твой жалкий умишко не способен? С прежним грузом по старым лузам? Сукин сын был бы Шпигельберг, если бы он на это только и был еще способен! Героями, говорю я тебе, баронами, князьями, богами сделает вас моя затея.
Рацман. Не много ли с одного-то маху? Но на такой работе, верно, можно и шею сломать?
Шпигельберг. Ничуть! Здесь требуется только смелость, так как по части ума и изобретательности я все беру на себя. Смелее, говорю я, Швейцер! Смелее, Роллер, Гримм, Рацман, Шуфтерле! Смелее!
Швейцер. Смелее? Если дело только за этим, у меня хватит смелости босиком пройти через ад.
Шуфтерле. А у меня — под самой виселицей подраться с чертом за душу бедного грешника.
Шпигельберг. Вот это по мне! Если в вас точно есть мужество, пускай кто-нибудь выйдет и скажет: есть у него еще что терять или он может только выиграть?
Шварц. У меня нашлось бы немало что потерять, если б можно было терять то, что еще предстоит приобрести.
Рацман. Да, черт возьми, и немало приобрести, если бы хотелось приобретать то, чего уже нельзя потерять.
Шуфтерле. Случись мне потерять
Шпигельберг (становится посреди них и говорит голосом заклинателя). Итак, если в вас есть еще хоть капля крови германских героев — за мной! Мы поселимся в богемских лесах, соберем шайку разбойников и… Что вы на меня уставились? Смелость, видно, уже испарилась?
Роллер. Ты не первый мошенник, который смотрит поверх виселицы. А впрочем, твоя правда — выбора у нас нет.
Шпигельберг. Выбора? У вас нет выбора? А не хотите ли сидеть в долговой яме и забавлять друг дружку веселыми анекдотами, покуда не протрубят к Страшному суду? А не то можете потеть с мотыгой и заступом в руках из-за куска черствого хлеба! Или с жалостной песней вымаливать под чужими окнами тощую милостыню! Можно также облечься в серое сукно; но тут возникает вопрос: доверятся ли вашим рожам? А там, повинуясь самодуру капралу, пройти все муки чистилища [32] или в такт барабану прогуляться под свист шпицрутенов! Или в галерном раю [33] таскать на себе весь железный склад Вулкана! [34] А вы говорите, выбора нет. Да выбирайте любое!
32
Муки чистилища. — По учению католической церкви, чистилище — место, в котором души умерших, не отягченных смертными грехами, очищаются от грехов, прежде чем попасть в рай.
33
…в галерном раю — на каторге. Галеры — старинное боевое судно, ходившее под парусами и на веслах. Приговоренные к ссылке на галеры становились гребцами на государственных судах. Впоследствии выражение «сослать на галеры» стало обозначать ссылку на каторжные работы вообще (галера — по-новогречески «катергон»; в XVIII в. в России многовесельные суда назывались «каторги»).
34
…таскать на себе весь железный склад Вулкана — то есть кандалы. Вулкан (рим. миф.) — бог огня (у греков — Гефест), сын Юпитера и Юноны. Он устроил на острове Сицилия в Средиземном море, под огнедышащей горой Этной (вулканом — слово, произведенное от имени бога огня — Вулкана), кузницу, где и работал с циклопами — одноглазыми великанами, ковавшими по его приказу молнии.
Роллер. Шпигельберг не так уж не прав. Я тоже состряпал кое-какие планы, но все они в конце концов свелись к одному: что, думал я, если нам засесть да скропать альманах — карманную книжонку или что-нибудь в этом роде, — да начать пописывать грошовые рецензии, как это нынче в моде?
Шуфтерле. Черт возьми! Ну, да это недалеко ушло от моих проектов. Я тоже втихомолку подумывал: сделаюсь-ка я пиетистом, [35] да и начну еженедельно проводить назидательные беседы.
35
…сделаюсь-ка я пиетистом… — Пиетисты — последователи пиетизма («pietas» лат. — «благочестие»), религиозного течения среди протестантов Западной Европы (вторая половина XVIII в.); пиетисты отличались порой ханжеским, притворным, показным благочестием.
Гримм. Отлично! А не получится — безбожником: можно всыпать хорошенько четырем евангелистам, так, чтобы нашу книгу предали потом сожжению, — вот и сделали бы дельце!
Рацман. А не ополчиться ли нам на французскую болезнь — я знаю одного доктора, который построил себе дом из чистой ртути, как о том свидетельствует дощечка на его двери.
Швейцер (встает и протягивает Шпигельбергу руку)» Мориц, либо ты великий человек, либо желудь найден слепою свиньей.