Дремучие двери. Том I
Шрифт:
— Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не даёт. Может быть, за ним и нет ничего… Очень возможно… И так бывает, — ответил Сталин.
На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случилось».
«…спустя менее месяца после нападения гитлеровской Германии на нашу страну мне в тюремную одиночку было передано указание И. В. Сталина письменно изложить свои соображения относительно мер по развитию производства вооружения в условиях начавшихся военных действий…
Так или иначе, записка, над которой я работал несколько дней, была передана И. В. Сталину. Я увидел её у
Ваша записка — прекрасный документ для работы наркомата вооружения. Мы передадим её для руководства наркому вооружения.
В ходе дальнейшей беседы он заметил:
— Вы во многом были правы. Мы ошиблись… А подлецы вас оклеветали»… /Нарком боеприпасов Б. Ванников/ «Сталин очень болезненно переживал наши неудачи в Испании. Его неудовлетворённость обратилась против тех, кто совсем ещё недавно ходил в героях, был осыпан вполне заслуженными почестями. После финала испанской трагедии, когда оказалось, что наша авиация по боевым качествам уступает немецкой, ЦК и правительство осуществили полную перестройку авиационной промышленности и науки. Сталин установил тогда фантастически короткие сроки для создания новых, стоящих на вполне современном уровне самолётов. И волей партии фантастика стала реальностью.
Первое впечатление от кабинета Сталина врезалось в мою память. Признаться, я был как-то разочарован: меня поразили его исключительная простота и скромность.
Сталин задал несколько вопросов. Его интересовали состояние и уровень немецкой, английской, французской авиации. Я был поражён его осведомлённостью. Он разговаривал как авиационный специалист. Он очень интересовался вооружением немецких самолётов. Разговор затянулся до поздней ночи и закончился уже на квартире Сталина за ужином…
Я заметил в Сталине такую особенность: если дела на фронте хороши — он требователен и суров; когда неприятности — шутит, смеётся, становится покладистым. Он понимал, видимо, что когда тяжело, людей нужно поддержать, подбодрить.
С ним можно было спорить. Если вы твердо убеждены, что правы и сумеете доказать свою правоту, никогда не считайтесь с чьим-то мнением, а действуйте так, как подсказывает разум и ваша совесть». /А. С. Яковлев/
Психология многих воцерковлённых прихожан: «Я буду вести праведную жизнь и попаду в рай, а вам, буржуям, уготован ад и муки вечные», и злорадство по этому поводу — ужасно, недостойно христианина. Гораздо ближе к Замыслу стремление к устроению общества, в котором в принципе невозможна Вампирия. Ибо у многих вроде бы истинно «верующих» получается своеобразный вампиризм под личиной праведности: «Я, мол, спасусь за счёт твоей погибели, я добровольно и покорно подставляю себя тебе на съедение, соблазняю тебя собой, как бы злорадствуя: «Жри, губи свою душу, зато я в загробном мире полюбуюсь на твои мучения в аду!» Нет и нет, не может быть в этом Божьего Замысла, это очередная сатанинская подмена. Истинный христианин понимает незаменимость и самоценность каждой человеческой жизни, каждая клетка /монада/ в единой вселенской душе богочеловечества несёт свою неповторимую сверхзадачу, и гибель её для вечности — крушение мира, трагедия. Не говоря уже о том, что желать, тайно или явно, такой погибели — тяжкий грех. Это — не «прощение долгов наших», а злоба и месть. Нельзя строить своё спасение в вечности на погибели другого. Осознание этого записано в сердце и часто входит в противоречие с социальной
И страх, и корысть — приманки ветхозаветного мышления: — соблюдай предписания, инструкцию от и до и спасёшься. Соблюдение инструкции, конечно, необходимо, но это лишь СРЕДСТВО СПАСТИ, лекарство, как и пост. Чтобы у тебя спала температура, опухоль, прошла боль и ты почувствовал, как прекрасно быть здоровым, ощутить радость мира и света в душе, покоя и чистоты и, как следствие — награда. Благодать Божья.
Только ПОЛЮБИВШИЙ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ, пусть даже и не выздоровевший, — лишь такой пригоден для Царствия, а не глотающий лекарства и соблюдающий диету из-за страха перед неприятными последствиями болезни. Например — лишиться работы за профнепригодностью.
Любовь к выздоровлению — блаженный удел святых, отдавших этому новому /или хорошо забытому старому/ состоянию первозданности «сердце своё», молящих о нём Небо. А все прочие обычно носятся со своей болезнью, холят её и лелеют, хоть и мучаются, и страшатся, но… запретный плод сладок! Иосиф заставил их принимать лекарства и соблюдать диету, а дальше — вопрос тайны, чуда, благодати… Дальше — Воля Божья. «Мои овцы знают Мой голос». Да, он, в отличие от популярных «демократических» правителей практически вырубил в своём государстве деревья с ядовитыми плодами, чтобы «избавить от лукавого» вверенное ему стадо. Демократ или диктатор, нарушающий «права человека» есть ядовитые плоды? Кто из них виновнее перед Богом» — решит Суд. Во всяком случае, Иосиф никогда не брал на себя соблазн объявить себя рупором, исполнителем Воли Божьей, хотя, особенно в конце его правления, по всей стране открывались храмы и религия была фактически легализована.
А соблазн был — взять Богово — ведь Иосиф всё и всегда заставлял работать на свою Антивампирию!
Но он этого не сделал, подобно последующим правителям страны. Вопреки некоторым наветам, Иосиф никогда не провозглашал себя ни Богом, ни Его рупором, он просто исполнял предназначение свыше, он слушал Волю и подчинялся ей — с-пасти стадо. И только Бог ему судья.
Иосиф предоставил каждому право самому решать вопрос о Боге. Партийная и чиновничья карьера предусматривала не отречение от Бога, а указание держать свои верования при себе, своего рода «прайвити». И это плохо лишь на поверхностный взгляд. Ибо в условиях схватки не на жизнь, а на смерть с внутренней и внешней Вампирией приходилось всему аппарату быть «ассенизаторами и водовозами» революции, исполнять грязную и кровавую работу, порой грубо ошибаясь. Летели во все стороны щепки от этой рубки, и хороши были бы, к примеру, работники карательных органов НКВД, открыто посещающие церковь!
Иосиф говорил, что «Прошлое принадлежит Богу», только Ему судить дерево по окончательным плодам, только Ему принадлежит жатва. Во всяком случае, в военные и послевоенные годы отношение Иосифа к церкви не просто лояльное, но покровительственное, а в макет второго издания своей биографии 1947года Иосиф вносит исправление. Во фразу о себе «поступил в том же году в Тифлисскую духовную семинарию» вписывает слово «православную».
Своей же рукой он вычёркивает из текста гимна «нас вырастил Сталин, избранник народа» и вписывает «на верность народу». То есть подчёркивает не избранничество СНИЗУ, а СВЫШЕ во имя одной миссии — с-пасти овец, и научить их так же быть верными общему «народному Делу». Освобождения от царства Мамоны.