Дрессировщик русалок
Шрифт:
– Ника, да откуда ты…
Впрочем, могла бы и не спрашивать. Но, знаете ли, довольно трудно мыслить адекватно, когда о твоей беременности тебе сообщает не врач, а твоя же семилетняя дочь! Пусть и не совсем обычная.
– Оттуда. Когда мы с Лхарой тебя вчера спасали, я его почувствовала. Ну, и помогла, конечно, ему совсем плохо было.
– Стоп, погоди, – я судорожно сжала руками виски, пытаясь удержать на месте вываливающуюся, словно дрожжевое тесто из кастрюли, информацию. – Что значит – вы с Лхарой?
– То и значит, – Ника уткнулась
– Тише, кусочек мой родной, тише, не плачь, – я подтянула дочку себе на колени, обняла и начала легонько покачивать. – Ты такая, какая есть. И тебе надо учиться жить с этим. А я всегда буду рядом, ты же знаешь.
– Брату хорошо, – всхлипнула Ника, – он нормальный, никакой не индиго!
– Но зато он и не сможет помогать людям так, как ты. Когда-то ты спасла папу…
– Я почти не помню, это было как-то… неосознанно, что ли.
– И тем не менее – папа выжил только благодаря тебе. А вчера я чувствовала твою силу, она была словно лучик. А потом появился другой.
– Да, это была Лхара. Она мне потом сказала, что даже не представляла, что умеет такое! Ей просто вдруг очень захотелось помочь тебе и мне. Мам, знаешь, а она, похоже, тоже индиго, хоть и такая, не совсем обычная.
– И не дай бог, если об этом узнают местные ублюдки!
– Не узнают! Мы…
Слезы высохли, дочка что-то деловито щебетала, рассказывая о новой подружке, а я…
Я пыталась осознать услышанное от Ники. У меня будет сын?! Маленький смешной малыш, похожий на папу?
Последний Лешкин подарок.
Который сейчас из всех сил пытается выжить, уцелеть, ведь он пока так хрупок и уязвим!
А если о нем узнает чертов МакКормик? Или, не к ночи будь помянут, герр Менгеле, любитель экспериментировать с беременными женщинами? Да они же превратят моего мальчика в какого-нибудь монстра!
А значит, надо сделать так, чтобы не узнали.
Как? Понятия не имею. Но теперь мне надо спасать двоих детей.
И лучше вам меня не злить, герры с буквой «х» в начале.
ГЛАВА 29
Даже если бы я не продрыхла всю дорогу, а зорким соколом созерцала окрестности, запоминая маршрут, это все равно не помогло бы.
Потому что нам с Никой в лучших традициях кинематографа натянули на головы душные полотняные мешки, усадив сначала на заднее сиденье мощного вездехода. За сиденьями, в здоровенном отсеке-багажнике, установили емкость с Лхарой.
Потом нас с двух сторон зажали мощные здоровяки, которым, судя по всему, принципы не позволяли пользоваться дезодорантами, отчего кабина вездехода мгновенно превратилась в нору перепуганного скунса.
МакКормик с Куртом, знакомые с жизненными приоритетами своих помощников, предусмотрительно сели в юркий джипик с брезентовым верхом, затем на нас натянули вышеупомянутые мешки, и мы поскакали.
Именно поскакали, а не поехали, потому что амортизаторы в вездеходах, наверное, не предусмотрены конструкцией. Во всяком случае, в этом их точно не было, а асфальтированную дорогу в джунглях бассейна Амазонки незаметно проложить довольно трудно.
В общем, мы с дочкой к концу пути превратились в макак-мутантов. Ну, у обычных макак попка красная, а у нас она, думаю, приобрела пикантный оттенок баклажана.
Не знаю, как перенесла дорогу Лхара, судя по постоянному плеску и глухим ударам, доносившимся из-за спины, она могла бы сравнить себя с оливкой, случайно попавшей в шейкер, если бы знала, что такое шейкер. И оливка.
В общем, все было очень мило.
Потом вездеход остановился, послышались громкие голоса, разговаривавшие на немецком. Похоже, мы добрались до местного КПП, или что там у них охраняет въезд на территорию паучьего гнезда Йозефа Менгеле.
Нет, все-таки победно-дебильный мужской гогот – явление внерасовое. В любой точке планеты он звучит одинаково.
Поорали, поржали, поехали дальше.
Когда же это кончится? Миазмы, коими щедро делились с попутчиками наши сопровождающие, вытеснили из кабины весь кислород. И даже открытые окна не спасали, потому что они обдували только этих вонючек, направляя волны смрада аккурат в нашу сторону.
– Мама! – простонала Ника. – Я больше не могу! Меня сейчас стошнит!
– Ты не поверишь – меня тоже.
– Молчать! – немедленно рявкнул тип слева. – Не разговаривать!
– Нихт ферштеен, – буркнула я и заорала на английском: – Остановите машину! Моей дочери плохо! Она сейчас потеряет сознание!
Ника поддержала меня характерным звуком, после которого обычно начинается порча обивки и салона.
Водитель, видимо, вовсе не был настроен отмывать после нас свой любимый вездеходик, срочно пнул по спине педаль тормоза, таратайка возмущенно рявкнула и остановилась.
Скунсы-переростки на повышенных тонах объяснили водителю, что он был неправ. Водитель послал их туда, откуда они в свое время появились на свет. Как-то так, немецкие ругательства мне знакомы гораздо меньше, чем английские. Не говоря уже о наших, родных, усвоенных на генетическом уровне.
Через пару минут послышался голос МакКормика:
– Что тут у вас происходит? Почему остановились?
– Так женщина орать начала, а девчонка, похоже, сейчас обблюется! – пояснил водитель.
– Снимите с них мешки.
– Но мы же еще не приехали! – загугнил тип справа.
– Ох, Ганс, – тяжело вздохнул МакКормик, – не дослужиться тебе до начальника охраны, увы.
– Это почему же?
– Соображаешь туго. Мы ведь уже на территории Центра, здесь наши дамы будут жить, гулять, поэтому им можно, даже нужно осмотреться.