Древнерусская цивилизация. Начало Руси
Шрифт:
Принятие Русью христианства было в целом подготовлено всем ходом предшествующего развития. И проблема скорее заключается не в том, почему было принято христианство, а в том, почему этот процесс затянулся. Естественно, что принятие христианства является одной из ведущих тем историографии, и непосредственно ему посвящены многие сотни книг и статей. А поводом для широкого разброса мнений стал сам летописный текст, также неоднократно правленный летописцами разных ориентаций. В летописи повествование о «крещении Руси» рассредоточено между 6494 – 6496 (986 – 988) г. и акт крещения князя Владимира отнесен к последнему, 988 г. Но, пересказав корсунскую версию крещения князя, летописец полемизирует с иными версиями: «Се не сведуще право, глаголють, яко крестилъся есть в Киеве, иние же реша в Василеве, друзии же инако скажють». Таким образом, летописец, приверженец корсунской версии, оспаривает версии о крещении Владимира в Киеве и в Василеве. Были ему известны и иные версии, о которых он предпочел не упоминать. Как бы забытыми, в частности, оказались христиане киевской общины при Ильинской церкви.
Такая путаница, вызванная заинтересованностью разных территориальных и идейных центров, тем более примечательна, что в рассказе о печерских подвижниках под 1074 г. в летописи упоминается монах «именем Еремия, иже помняше крещенье земли Русьския». С другой стороны, от XI в. дошел один памятник – «Память и похвала Владимиру» Иакова Мниха, в котором крещение Владимира отнесено ко времени за два года до похода на Корсунь [1179] .
Соединение в
1179
См. текст в Кн. «Крещение Руси» в трудах русских и советских историков. С. 286 – 291.
1180
В.Г. Васильевский. «Крещение Руси» по византийским и арабским источникам. Труды. Т. II, вып. 1. СПб., 1909. С. 56 – 124. Воспроизведена также с некоторыми сокращениями в упомянутом выше издании. С. 72 – 106.
Достоинством исследования Васильевского является четкая градация фактов: достоверные, вероятные, возможные. К первой категории может быть отнесен вывод о заключении в 986 – 989 гг. договора о союзе между Русью и Византией, скрепленного браком русского князя с сестрой императоров. Но автор отметил и то, что ни русские, ни византийские источники не говорят ни об этом союзе, ни о крещении Владимира именно византийскими миссионерами, хотя, скажем, Лев Диакон был современником событий, а Пселл отстоял от них совсем недалеко.
Васильевский указал и на противоречивость русских источников, он, в частности, отдавал явное предпочтение «Памяти о похвале» Иакова перед летописью, т. е. признавал, что Корсунь Владимир брал будучи уже крещеным. Но летописный рассказ воспринимался им как относительно цельное произведение летописца XII в.: сводному характеру русских летописей он должного значения не придавал, а потому поиски иных объяснений становились неизбежными.
На вероятность болгарской версии косвенно указывал A.A. Шахматов, отвергавший корсунскую легенду как тенденциозную византийскую версию и считавший летописную «Речь философа», вставленную в текст с сохранением ее специфической (антиохийской) хронологией, определявшей время до Рождения Христа в 5500 (а не в 5508, как в Византии этого времени) лет, болгарским памятником IX в. [1181] На болгарской версии особенно настаивал М. Д. Приселков [1182] . A.A. Шахматов поддержал концепцию, но осудил своего последователя за некритическое отношение к «рабочим гипотезам» – реконструкциям летописных текстов, заменивших тексты реальные [1183] . Еще более решительно поддержал основную идею А.Е. Пресняков [1184] .
1181
A.A. Шахматов. Корсунская легенда о крещении Владимира. СПб., 1906. Ученый считал «Речь» сказанием о крещении царя Бориса в IX веке.
1182
М. Д. Приселков. О болгарских истоках христианства на Руси. Глава в Кн. «Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X – XII вв.» СПб., 1913. С. 16 – 55.
1183
A.A. Шахматов. Заметки к древнейшей истории русской церковной жизни, Научный исторический журнал. 1914. Т. II, № 4. С. 30 – 61.
1184
А.Е. Пресняков. Лекции по русской истории. Т. I. М., 1938. С. 98 – 115.
Западнославянскую версию отстаивал, как отмечено выше, во многих работах Н.К. Никольский. Современник и коллега Шахматова, он расходился с ним кардинально по вопросу о взаимоотношении летописных и внелетописных текстов. Шахматов считал близкие к летописям внелетописные тексты извлечениями из летописей. Никольский, напротив, считал их источниками летописных сводов. Он ближе всех своих современников подошел к пониманию механизма взаимодействия бытия и сознания, к пониманию того, что письменные памятники являются отражением определенных общественных идей, природа и происхождение которых могут быть выявлены.
У западнославянской версии относительно меньше последователей, чем у византийской и болгарской. Но она «моложе», а потому резервы ее далеко не исчерпаны. В числе последователей Н.К. Никольского можно назвать H.H. Ильина, рассматривавшего, правда, лишь частный (хотя и весьма важный) сюжет: происхождение летописной статьи 6523 (1015) г. [1185] Мысль о связи древнерусского христианства с кирилло-мефодиевской традицией развивал в ряде статей Ю.К. Бегунов [1186] . В самой «Речи философа» выявились черты не только болгарские, но и моравские [1187] .
1185
H.H. Ильин. Летописная статья 6523 года и ее источник. М., 1957.
1186
Ю.К. Бегунов. Русское «Слово о чуде Климента Римского» и кирилло-мефодиевская традиция Slavia. Praha, 1974. R. XLIII.
1187
См.: А.С. Львов. Исследование Речи философа // Памятники древнерусской письменности: язык и текстология. М., 1968. С. 393.
Западнославянская версия подчас и отпугивала исследователей. Моравская церковь подвергалась гонениям со стороны Рима, а утвержденный архиепископом Мефодий был даже ввергнут в темницу военизированным немецким духовенством. Мефодия, как было отмечено выше, равно как и «русское письмо», связывали с арианской ересью. А в ПВЛ сохранился именно арианский символ веры. Арианские черты явственно прослеживаются в следующих ее фразах: «Отець, Бог отець, присно сый пребываеть во отчьстве, нерожен, безначален, начало и вина всем, единем пероженьем старей сый сыну и духови…Сын подобосущен отцю, роженьем точью, разньствуя Отцу и Духу. Дух есть пресвятый, Отцю и Сыну подобносущен и присносущен» [1188] .
1188
ЛЛ. С. 109 – 110.
О том, что цитированный текст содержит арианские черты, так или иначе говорилось в работах по истории русской церкви еще в XIX в. Но обычно все сводили к ошибкам переписчиков. Лишь в самом начале XX в. П. Заболотский специально подчеркнул эту проблему. Он сопоставил летописный символ веры с «исповеданием
1189
Изборник Святослава 1073 г. – копия болгарского сборника, составленного еще в начале X в. для болгарского царя Симеона. На Руси «Изборник» был переписан для киевского князя Изяслава, а после его изгнания в 1073 г. имя князя было выскоблено и заменено именем Святослава.
1190
П. Заболотский. К вопросу об иноземных письменных источниках Начальной летописи // Русский филологический вестник. Т. XLV. Варшава, 1901, Mb 1 – 2. С. 28 – 29.
Публикация П. Заболотского привлекла внимание и А. А. Шахматова, и Н.К. Никольского. Но первому она ничего не давала, так как не укладывалась в его концепцию. Второму давала очень много, поскольку практически решала спорную проблему истоков русского христианства в пользу западнославянской, моравской традиции. Но в летописи было явно позднейшее добавление о семи соборах, на первом из которых осуждалось арианство. Н.К. Никольскому вскоре удалось найти параллель для летописного текста в сборнике XII в. [1191] Здесь также имеется сообщение о семи соборах, но имя Ария не упоминается. Развивать этот сюжет Н.К. Никольский не стал, видимо, опасаясь реакции поборников византийской ортодоксии. А окрик вскоре последовал. П.И. Потапов, резко осудив публикацию П. Заболотского, списав «еретические выражения» на «малообразованного автора», вынес «частное определение» и в адрес A.A. Шахматова и Н.К. Никольского [1192] . И Н.К. Никольский отреагировал на окрик. Упрекая коллег за невнимание к идейному содержанию рукописей, за ограничение исследований «анализом языка, литературными параллелями и вопросами литературной истории», прямой вызов бросал он и духовным академиям, в которых история церкви превращалась в схоластику и само обсуждение изменений в церковной идеологии, а тем более возможности сосуществования разных вариантов вероучения исключались. «И в летописях, и в житиях, и в былинах, – подчеркивал он, – христианство Владимира одинаково обрисовывается как вера, свободная от аскетического ригоризма» [1193] . Владимир, по Никольскому, принимал то, что не стесняло жизнерадостности и отличалось блеском ритуала. И «следы такого же религиозного оптимизма» он находил у западных славян [1194] .
1191
См.: Н.К. Никольский. Материалы для истории древнерусской духовной письменности. СПб., 1907. С. 21 – 24. Текст воспроизведен также в книге: А.Г. Кузьмин. Русские летописи как источник по истории Древней Руси. Рязань, 1969. С. 222 – 225.
1192
См.: П.И. Потапов. К вопросу о литературном составе летописи // Русский филологический вестник, 1910. Т. LXIII, № 1. С. 7 – 12.
1193
Н.К. Никольский. О древнерусском христианстве. С. И.
1194
Там же. С. 13.
Последователи у Потапова находятся и в наши дни. Известный филолог В.М. Верещагин провозглашает Владимира «прямым преемником Кирилла и Мефодия» [1195] . Но он гневно восстает против тех, кто связывает Мефодия и Владимира с арианской «ересью». В книге, посвященной Кирилло-Мефодиевской традиции, автор умудрился не заметить, в чем Рим почти четыре столетия обвинял Мефодия (Кирилла в приверженности к арианству не обвиняли), как не понял он и сути арианства. Ссылаясь на книгу В.А. Бильбасова («Кирилл и Мефодий по документальным источникам»), автор не увидел главного. В послании папы Николая II (1059 – 1061) церковному собору в Сплите напоминалось: «Говорят, готские письмена были вновь открыты неким еретиком Мефодием, который написал множество измышлений против догматов вселенской веры, за что по Божьему соизволению он внезапно принял смерть» [1196] . Автор, вопреки ясному чтению летописи, по существу, защищает католицизм, компрометировавший христианство кострами и грабительскими походами «псов-рыцарей», как их вполне обоснованно характеризовали русские летописцы. И суть христианства для него в мистической формуле Афанасия Александрийского, завещавшего единосущие трех ипостасей воспринимать «мистически» (в смысле «оккультно»), не задумываясь над тем, как Бог Отец мог сам себя породить. Не знает автор и о том, почему кампания за канонизацию Владимира во второй половине XI в. не дала результата. (Владимир будет канонизирован после монгольского разорения Руси в числе когорты князей, борцов за Землю Русскую.) Совершенно не представляет автор и идейное содержание русских летописей, вплоть до XV в. сохранявших арианский символ веры. Похоже, не знает он и о том, что «равноапостольный» Константин Великий, будучи язычником, дал равноправие христианству и перед кончиной принял крещение, причем в последние годы он явно поддерживал арианство. Арианином был и его сын Констанций. И после собора 381 г., осудившего, по инициативе Рима, арианство, Константинополь был более терпим к нему, нежели Рим. А ариане были намного гуманнее поборников мистики и не устраивали костров из оппонентов. На веротерпимость ариан указывал даже ревностный католик Григорий Туровский [1197] .
1195
В.М. Верещагин. История возникновения древнего общеславянского литературного языка. М., 1997. С. 117.
1196
В.А. Бильбасов. Указ. соч. Т. I. СПб., 1868. С. 156 – 157.
1197
См.: М. Стасюлевич. История Средних веков в его писателях и исследованиях новейших ученых. Т. I. СПб., 1913. С. 373. В середине 80-х, когда все явственнее выходили на свет теневые фигуры подпольных криминальных авторитетов – мультимиллионеров, а принцип официально провозглашаемой социальной справедливости явно трещал по швам, мы с руководством Института атеизма ратовали перед ЦК за изменение отношения к христианству и русской церкви, конечно, не ради поистине еретической мистики, а принимая социальные аспекты идеологии Евангелия и отвергая идеологию рабовладельческого Ветхого Завета. (От достижений науки, установившей, что человечеству не шесть-семь тысяч лет, как представлялось создателям Священного Писания, а столько же миллионов, мы не отказывались.) Институт за дерзость закрыли. Но мне посчастливилось участвовать в первых международных церковных конференциях, посвященных тысячелетию Крещения Руси, и убедиться, что в борьбе за торжество идей социальной справедливости русское православие могло быть надежным союзником социалистов-материалистов.