Древнерусская литература. Библиотека русской классики. Том 1
Шрифт:
А та твоя царица мне, несчастному, близкая родственница [356] , и убедишься в родстве нашем из написанного на той же странице.
А о Владимире, брате своем, вспоминаешь, как будто бы его хотели возвести на престол, воистину об этом и не думал, ибо и не достоин был этого. А тогда я предугадал, что подумаешь ты обо мне, еще когда сестру мою силой от меня взял и отдал за того брата своего [357] , или же, могу откровенно сказать со всей дерзостью, — в тот ваш издавна кровопийственный род.
356
С. 577. …царица мне… родственница… — Ирина Ивановна Тучкова, по материнской линии родственница Курбского, была замужем за дедом Анастасии Романовой.
357
…сестру мою… отдал за того брата своего… — Владимир Андреевич Старицкий был вторым браком женат на двоюродной сестре Курбского — Евдокии Романовне Одоевской.
А еще хвалишься повсеместно и гордишься, что будто бы силою Животворящего Креста лифляндцев окаянных поработил. Не знаю и не думаю, чтобы в это можно было поверить: скорее —
358
…некиим Жабкой. — Во время Ливонской войны казак Жабка (в польских источниках Заба) отбил у русских войск город Динабург (Даугавпилс).
359
…в Кеси — стольном городе — латышами. — Кесь (Венден), бывшая столица Ливонского ордена, был взят поляками при помощи плотника-латыша, открывшего городские ворота заранее изготовленным ключом.
А то что ты пишешь о Курлятеве, о Прозоровских и о Сицких, и не пойму, о каких узорочьях, о каком проклятии, и тут же припоминая деяния Крона и Афродиты, и стрелецких жен, — то все это достойно осмеяния и подобно россказням пьяных баб, и на все это отвечать не требуется, как говорит премудрый Соломон: «Глупцу отвечать не подобает», — поскольку уже всех тех вышеназванных не только Прозоровских и Курлятевых, но и других многочисленных благородных мужей поглотила лютость мучителей их, а вместо них остались калики, которых силишься ставить воеводами, и упрямо выступаешь против разума и Бога, а поэтому они вскоре вместе с городами исчезают, не только трепеща при виде единственного воина, но и пугаясь листка, носимого ветром, пропадают вместе с городами, как во Второзаконии пишет святой пророк Моисей: «Один из-за беззаконий ваших обратит в бегство тысячу, а два — десятки тысяч».
А в том же послании напоминаешь, что на мое письмо уже отвечено, но и я давно уже на широковещательный лист твой написал ответ, но не смог послать из-за постыдного обычая тех земель, ибо затворил ты царство Русское, свободное естество человеческое, словно в адовой твердыне, и если кто из твоей земли поехал, следуя пророку, в чужие земли, как говорит Иисус Сирахов, ты такого называешь изменником, а если схватят его на границе, то казнишь страшной смертью. Так же и здесь, уподобившись тебе, жестоко поступают. И поэтому так долго не посылал тебе письма. А теперь как этот ответ на теперешнее твое послание, так и тот — на многословное послание твое предыдущее посылаю к высокому твоему величеству. И если окажешься мудрым, да прочти их в тишине душевной и без гнева! И к тому же прошу тебя: не пытайся более писать чужим слугам, ибо и здесь умеют ответить, как сказал некий мудрец: «Захотел сказать, да не хочешь услышать», то есть ответ на твои слова.
А то что пишешь ты, будто бы тебе не покорялся и хотел завладеть твоим государством, и называешь меня изменником и изгнанником, то все эти наветы оставляю без внимания из-за явного на меня твоего наговора или клеветы. Также и другие ответы оставляю, потому что можно было писать в ответ на твое послание, либо сократив то, что уже тебе написано, чтобы не явилось письмо мое варварским из-за многих лишних слов, либо отдавшись на суд неподкупного судьи Христа, Господа Бога нашего, о чем я уже не раз напоминал тебе в прежних моих посланиях; поэтому же не хочу я, несчастный, перебраниваться с твоим царским величеством.
А еще посылаю тебе две главы, выписанные из книги премудрого Цицерона, известнейшего римского советника, жившего еще в те времена, когда римляне владели всей вселенной. А писал он, отвечая недругам своим, которые укоряли его как изгнанника и изменника, подобно тому, как твое величество, не в силах сдержать ярости своего преследования, стреляет в нас, убогих, издалека огненными стрелами угроз своих и понапрасну и попусту.
Андрей Курбский, князь Ковельский.
Кому присуще благочестие, тому ничего не мешает вести блаженную жизнь. Из премудрой книги Цицероновой, называемой Парадоксы, ответ Антонию.
«А я никогда не мог подумать о том, что Марк Регул будет в немилости, в несчастии и печали, ибо знал, что не была карфагенянами сломлена мудрость его, его сан, его благочестие и твердость, и всякие доблести и сам ум его, который силен помощью великих добродетелей и огражден множеством достоинств, и когда тело его истерзано было, сам он поистине не мог быть уничтожен. Я и Мария видел, который казался мне в дни благоденствия одним из счастливцев, а в дни испытаний видел я в нем одного из достойнейших мужей: поистине ничего не может быть почетней для смертного. Не знаешь, неистовый, не знаешь, какой силой добродетель обладает. Ты только личину добродетели на себя натягиваешь, а что она собой представляет, и не знаешь! Не может быть благословенным среди людей тот, кто сам о себе думает, что он совершенен, и все достоинства в одном себе видит. А кому, как он надеется, суждены разум и счастье, тому не может ничего быть известно, ничего для него не твердо, в чем бы был он уверен, ни в одном дне поистине. Тому человеку ты грози смертью, либо страши его изгнанием, ибо каким ты его ищешь, таким и найдешь. А мне пусть достанется в этом неблагодарном отечестве то, что суждено, и пусть то же достанется страдающему, а не только угрожающему. А во имя чего трудился, или делал что-либо, или на что были направлены труды и мысли мои, поистине ничего этого не достиг и не сподобился взойти на такой престол, который не поколебали бы ни превратности счастья, ни клевета недругов. Смерть ли мне угрожает? Ее и вправду получу от людей. Или изгнание? Да это значит лишь, что я от злодеев избавлюсь! Смерть тем страшна, для которых все потеряно вместе с жизнью, а не тем, слава которых бессмертна. А изгнание страшно тем, для кого узки границы, в которых он может жить, а не тем, для кого дом — все просторы вселенной. Тебе, окаянному, угрожает исчезновение всего того, что почитаешь за блаженство и расцвет. Твои страсти тебя терзают! Ты страдаешь днем и ночью! Такому, как ты, мало того, что есть, а что имеет он — боится утратить. Тебя мучает совесть из-за злых дел твоих! Тебя страшат видения суда и закона: куда ни взглянешь, словно звери, окружают тебя твои злодеяния, так что не дают тебе и покоя. И поэтому злому, глупому
Против Клавдия, который незаслуженно изгнал Цицерона из города. Глава 7.
«Все глупцы неистовствуют, а я тебя истинными словами представлю не глупым, как часто бывает, и не злым, как постоянно, но невоздержанным безумцем. Разум мудрого словно стеною огражден величием мысли, терпимостью ко всему человеческому, презрением к счастью и всякими добродетелями. Может ли быть побежден и низложен тот, кого нельзя изгнать из града? Ибо что такое город? Всякий ли сонм злых и человеконенавистников? Всякая ли толпа воров и бродяг, собравшаяся в одно место? Вероятно, спорить будешь. Ибо не существует город в то время, когда законы в нем бессильны, когда суды бесправны, когда обычаи отцов забыты, когда — после того как вельможи изгнаны мечом — в республике не существует имени сената. Это сборище разбойников; благодаря тебе, своему вождю, разбойники бесчинствуют на площадях, и остатки участников мятежа Каталины дошли теперь до зверообразия твоей жестокости. Город ли это? Поэтому и не из города был я изгнан. Тогда я был приглашен в город, когда был в той республике бурмистр <консул>, ибо в то время не только был сенат, который в нынешнее время разогнан, а было и волеизъявление свободных людей, были законы управления, которые суть опоры города и его записанная память. Но взгляни, как презираю я стрелы твоей жестокости. О насланных и направленных тобой на меня злых напастях я всегда знал, а меня тронуть никогда ты не мыслил, разве только, когда рушил стены или когда злой огонь разложил под кровлей, рассчитывая, что мы погибнем или сгорим. Ничье это, а не мое и не чье-либо, что может быть утрачено, отнято или погублено. Если бы ты уничтожил постоянство и твердость моего ума, мои труды, мою бодрость, мои советы, благодаря которым государство стояло неколебимо, если бы ты уничтожил бессмертную память о тех вечных добрых делах и еще лучше и сам тот ум, которому обязан всеми этими советами, из меня бы вынул, тогда бы я поведал о своей обиде. Но ты этого не сделал и не мог сделать, славное мое возвращение подготовили твои оскорбления, а не бедственное изгнание. Поэтому я всегда оставался гражданином, и всего более тогда, когда за мои мудрые советы чтил окрестный народ меня, как лучшего из граждан. Ты же ныне поистине не гражданин, ибо никто не может быть и врагом и гражданином. Или ты гражданина от врага отличаешь по их природе и месту, а не по смыслу их дел? Убийство на форуме совершил, вооруженными злодеями заняты храмы, дома и церкви святые поджег. Так почему же врагом считается Спартак, если ты — гражданином? Можешь ли быть гражданином, если из-за тебя перестал существовать город? А меня ты называешь изменником, тогда как вместе со мной изгнана и республика? Не перестанешь ли безумствовать, не взглянешь ли на самого себя? Никогда не посмотришь на то, что ты сделал, а не на слова свои? Не ведаешь ли, что изгнание более злодейство, чем казнь? Свой же путь я выбрал ради величайших дел, которыми я прежде управлял, всех злодеев и безбожников, которые смотрят на тебя как на вождя, законы требуют предать изгнанию, ибо они уже вне общества, хотя и не переменили своей земли. Или пока все законы не объявят тебя изгнанником, не будешь считаться ты изменником? Разве не именуют того врагом, кто идет с оружием? Перед сенатом нашли твой меч. Разве человека не убил? Погубил. Разве не совершил поджог? Дом Девиц сгорел от твоих рук. Разве не захватил храмы богов? На форуме расставил свои полки. Что же я говорю об общеизвестных законах, которым всем ты изменил. Корнитициус, друг твой, издал постановление о тебе: если войдешь в храм Благой богини, то станешь изменником. Но ты, совершив все это, привык себя превозносить! Как же ты, столькими законами отторгнутый от общества, не гнушаешься изменника? „В Риме я“, — говоришь? А по правде говоря, ты в чужом пристанище, потому что не там, где кто будет, станет он устанавливать законы, а подобает ему повиноваться местным законам».
Посмотри же, царь, со вниманием: если языческие философы по естественным законам дошли до таких истин и до такого разума и великой мудрости между собой, как говорил апостол: «Помыслам осуждающим и оправдывающим», и того ради допустил Бог, что владеют они всей вселенной, то почему же мы называемся христианами, а не можем уподобиться не только книжникам и фарисеям, но и людям, живущим по естественным законам! О горе нам! Что ответим Христу нашему на суде и чем оправдаемся? Год спустя или два после первого послания моего к тебе увидел я, как воздал тебе Бог по делам твоим и по совершенному руками твоими, постыдное в сверх всякой меры позорное поражение твое и войска твоего, погубил ты славу блаженной памяти великих князей русских, предков твоих и наших, благочестиво и славно царствовавших в великой Руси. И мало того, что не устыдили и не посрамили тебя божественные кары и обличения, о которых я напомнил тебе в прежних письмах, казни различные за твое беззаконие, подобных каким на Руси никогда не бывало, и сожжение безбожными измаильтянами преславной столицы отечества твоего Москвы, и остался по своему прескверному произволу в своей фараонской непокорности и в своем ожесточении против Бога и совести, всячески поправ чистую совесть, вложенную Богом во всякого человека, которая, словно недреманное око и неусыпный страж, бережет и хранит душу и ум бессмертный в каждом человеке. И что еще более безумное творишь и на что дерзаешь? Не постыдился написать нам, словно бы тебе, воевавшему с врагами своими, помогала сила Животворящего Креста! Так ты полагаешь и думаешь? О, безумие человеческое, а особо — души, развращённые нахлебниками твоими или любимцами-маньяками! Очень и я тому удивился, и все прочие мудрые люди, особенно же те, которые прежде знали тебя, когда ты еще жил по заповедям Господним и был окружен избранными и достойными мужами, и не только был храбрым и мужественным подвижником, страшным врагам своим, но и наполнен был духом Священного Писания и осиян чистотой и святостью. А ныне в какую бездну глупости и безумия развращения низвергнут ты из-за своих мерзких маньяков и лишился здравого смысла!
Как не вспомнишь ты, заглянув во священные книги, писанные для наставления нашего, что скверным и коварным Бог всемогущий и святость его не помогают? Как сказано в Ветхом Завете: перед лицом Бога Иаковлева Иордан в половодье пересох, перед киотом завета Господня и других подобных предметов, изготовленных во славу Божью, которые именуются «святая святых», Иерихонские стены рухнули; необоримые и непобедимые цари с многочисленными народами и великаны перед лицом их исчезли; из-за одного только греха Ахарова, когда прогневался Господь на всех израильтян, пятьдесят мужей язычников выступило на горе против стражей израилевых, и хотя было тогда войска израилева шестьсот тысяч могучих мужей в возрасте от двадцати лет и до шестидесяти, — все разбежались, и весь Израиль, словно вода, растекся. Это было при Моисее и при Иисусе. А что скажу о случившемся при других пророках, при Самуиле и Давиде, и как повергнут был весь Израиль врагами из-за пороков и хитрости сыновей Ильи пресвитера, и как была предана язычникам святыня Господня? Все это по порядку не стану описывать в этом послании из-за чрезмерной длинноты, к тому же знаю, что ты сведущ в Священном Писании.