Древнерусская литература. Литература XVIII века
Шрифт:
Значительно шире наши сведения о произведениях другого выдающегося мастера торжественного красноречия 2-й половины XII в. – Кирилла, епископа города Турова (на северо-западе Киевской земли). «Житие Кирилла» сообщает, что он рано постригся в монахи, затем «на болшая подвиг желая во столп вшед затворися» и в этом добровольном заточении «много божественная писания изложи». Князь и горожане умолили Кирилла занять епископскую кафедру в родном Турове. Слава о его образованности и высоком литературном даровании, видимо, широко распространилась по Руси. Характерно, что даже составитель краткого проложного жития Кирилла счел необходимым отметить его литературную и проповедническую деятельность: он обличал ересь епископа Федорца, «Андрею Боголюбскому князю много послания написа от евангельских и пророчьских писаний, яже суть чтоми на праздники господьския, ина многа душеполезна словеса, яже к богу молитвы, и похвалы многим, и ина множайша написа, в церкви предаст; канун великий о покаянии створи к господу по главам азбуки».[ 122 ] Авторитет творений Кирилла был настолько велик, что многие его «слова» включались в сборники «Златоуст» и «Торжественник» наряду с произведениями Иоанна Златоуста и других «отцов церкви».
122
Евгений, епископ Минский и Туровский. Творения св. отца нашего Кирилла, епископа Туровского. С предварительным очерком истории Турова и Туровской иерархии до XIII века. Киев, 1880, с. 296.
«Слова» Кирилла Туровского написаны на евангельские сюжеты, однако проповедник позволял себе в ряде случаев дополнять библейский рассказ новыми подробностями,
Исключительно большое значение придает Кирилл стилю своих «слов», каждое из них – блестящий образец празднично-яркого витийства.[ 123 ] «Слово» Кирилл начинает обычно обращением к слушателям, призывая их принять участие в торжестве и вместе с проповедником поразмыслить над событием, которому посвящено богослужение: «Радость сугуба всем крестианом и веселие миру неизречено пришедшаго ради праздника» (13, 412), – восклицает Кирилл, сразу же приготовляя окружающих к восприятию своей торжественной, нарочито изысканной речи. Даже традиционная для древнерусских книжников самоуничижительная формула приобретает у Кирилла новую редакцию, оправдывая и извиняя проповедника, дерзающего пространно рассуждать о высоких божественных предметах: «Не от своего сердца сия изношю словеса – в души бо грешьне ни дело добро, ни слово пользно ражаеться – нъ творим повесть, въземлюще от святаго евангелия, почтенаго нам ныня от Иоана Фелога [Иоанна Богослова], самовидьця Христовых чюдес» (15, 336). Кирилл в совершенстве владеет различными приемами торжественного красноречия. То он апеллирует к воображению слушателей («Взидем ныне и мы, братье, мысленно в Сионьскую горницю, яко тамо апостоли събрашася…» – 13, 417), то передает евангельский сюжет с помощью красочных аллегорий и сам же раскрывает их смысл («Ныня зима греховная покаянием престала есть и лед неверия богоразумиемь растаяся; зима убо язычьскаго кумирослужения апостолскимь учениемь и Христовою верою престала есть, лед же Фомина неверия показаниемь Христов ребр растаяся» – 13, 416), то находит сокровенный смысл в самых бытовых деталях евангельского рассказа («На тръсти губой [губкой] оцьта с золчию въкуси, да загладить рукописание человечьскых съгрешений. Копиемь в ребра прободен бысть, да пламеньное оружие отложить, бранящее человеком въхода в рай» – 13, 423), то вопрошает и тут же отвечает себе, полемизируя при этом с самой постановкой вопроса («Небомь ли тя прозову? Нъ того светьлей бысть богочестьемь… Землю ли тя благоцветущю нареку? Нъ тоя честьней ся показа… Апостоломь ли тя именую? Нъ и тех вернее и крепъчее обретеся…» – 13, 425).
123
«Слова» Кирилла Туровского были изданы И. П. Ереминым, см.: Еремин И. П. Литературное наследство Кирилла Туровского. – ТОДРЛ, т. 11. М. – Л., 1955, с. 342–367; т. 12. М. – Л., 1956, с. 340–361; т. 13. М. – Л., 1957, с. 409–426; т. 15. М. – Л., 1958, с. 331–348. Цитаты даются по этому изданию; в скобках указывается номер тома ТОДРЛ и страница.
Исследователи (М. И. Сухомлинов, В. П. Виноградов) давно установили, что в выборе аллегорических толкований, создании аллегорических картин, и в их истолковании, и даже в самих риторических приемах Кирилл Туровский не всегда был оригинален: он опирался на византийские образцы, порой и цитировал или перелагал фрагменты из «слов» прославленных византийских проповедников – Иоанна Златоуста, Григория Назианзина, Симеона Логофета, Епифания Кипрского. Но в целом «слова» Кирилла Туровского не просто компиляция из чужих образов и цитат: это свободное переосмысление традиционного материала, в результате которого появляется новое, совершенное по форме произведение, пробуждающее в слушателях чувство слова, раскрывающее богатые возможности поэтической речи, завораживающее гармонией ритмического слога. «Слова» Кирилла Туровского с их обостренным вниманием к параллелизму форм, с широким применением морфологической рифмы как бы компенсировали отсутствие книжной поэзии, подготавливали восприятие «плетения словес» и орнаментального стиля XIV–XV вв. Приведем лишь один пример. В тираде: «[Христос] въводить душа святых пророк в небесное царство, разделяеть своим угодником горняго града обители, отверзаеть праведником рай, венчаеть страдавъшая за нь мученикы» (15, 343) – параллельны каждый из трех членов конструкции (сказуемое, прямой и косвенный объекты), но далее ритмический рисунок еще более усложняется, ибо прямой объект, выраженный до этого одним словом, теперь превращается в словосочетание, каждый из компонентов которого в свою очередь имеет параллельные конструкции: «милуеть вся творящая волю его и хранящая заповеди его, посылаеть благоверным князем нашим съдравие телесем и душам спасение и врагом одоление… благословляет вся крестьяны, малыя с великыми, нищая с богатыми, рабы с свободными, старьце с унотами и женимыя с девицями».
Творчество Кирилла Туровского свидетельствует о том, что древнерусские книжники в канун монголо-татарского нашествия, надолго прервавшего культурное развитие Руси, достигли высокого литературного совершенства, свободно владели всем арсеналом приемов, известных классикам византийской литературы.[ 124 ]
4. «Слово о полку Игореве»
Самым выдающимся литературным памятником Киевской Руси является бесспорно «Слово о полку Игореве». Оно дошло до нового времени в единственном списке, однако и тот погиб во время пожара Москвы в 1812 г., так что мы располагаем лишь изданием «Слова», осуществленным в 1800 г. владельцем рукописи – меценатом и любителем древностей графом А. И. Мусиным-Пушкиным,[ 125 ] и копией, изготовленной для Екатерины II в конце XVIII в.
124
О творчестве Кирилла Туровского см.: Еремин И. П. Ораторское искусство Кирилла Туровского. – ТОДРЛ, т. 18. М. – Л., 1962, с. 50–58; то же в кн.: Еремин И. П. Литература древней Руси, с. 132–143.
125
Ироическая песнь о походе на половцов удельного князя Новагорода-Северского Игоря Святославича… М., 1800. Фототипическое воспроизведение первого издания и исследование его см.: Дмитриев Л. А. История первого издания «Слова о полку Игореве». М. – Л., 1960. Из последних изданий «Слова» укажем: «Слово о полку Игореве» под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М. – Л., 1950; «Слово о полку Игореве». Древнерусский текст и переводы. Вступ. статья, ред. текстов, прозаич. и поэтич. пер., примеч. к древнерусскому тексту и словарь В. И. Стеллецкого. Стих. переложение и пояснения к нему Л. И. Тимофеева. М., 1965; «Слово о полку Игореве». Вступ. статья Д. С. Лихачева. Сост. и подгот. текстов Л. А. Дмитриева. Л., 1967 (Б-ка поэта. Большая серия. Изд. 2-е). Текст «Слова» цитируется по последнему изд. с орфографическими упрощениями.
Художественное совершенство «Слова», будто бы не соответствующее уровню литературных памятников Древней Руси, и гибель рукописи явились поводом для возникновения сомнений в древности памятника и даже для гипотез о создании «Слова» в конце XVIII в.[ 126 ] В 60-х гг. нашего века развернулась оживленная дискуссия о времени создания «Слова»,[ 127 ] которая оказалась весьма плодотворной для изучения памятника: она заставила и сторонников древности «Слова», и их оппонентов еще раз проверить свою аргументацию, произвести новые тщательные разыскания по целому ряду вопросов (лексика и фразеология «Слова», взаимоотношение «Слова» и «Задонщины», «Слово» и литературная жизнь конца XVIII в. и т. д.). В конечном счете позиции защитников подлинности и древности «Слова» еще более укрепились, и стало очевидным отсутствие у скептиков решающих контраргументов. В настоящее время основные вопросы изучения «Слова» представляются в следующем виде.
126
См.: Лихачев Д. С. Изучение «Слова о полку Игореве» и вопрос о его подлинности. – В кн.: «Слово о полку Игореве» – памятник XII века. М. – Л., 1962, с. 5–78; Гудзий Н. К. По поводу ревизии подлинности «Слова о полку Игореве». – Там же, с. 79–130.
127
Библиографию вопроса см.: Дмитриев Л. А. 175-летие первого издания «Слова
Сборник со «Словом» был приобретен А. И. Мусиным-Пушкиным, видимо, в начале 90-х гг. XVIII в.[ 128 ] Первые известия о нем появились в печати в 1797 г. (когда об открытии памятника сообщили Н. М. Карамзин и М. М. Херасков), но возможно, что упоминание о «Слове» содержалось уже в статье П. А. Плавильщикова, опубликованной в журнале «Зритель» в февральском номере за 1792 г.[ 129 ] Не позднее 1796 г. для Екатерины II был сделан список с текста «Слова» (так называемая Екатерининская копия) и подготовлен перевод памятника.[ 130 ] А. И. Мусин-Пушкин совместно с археографами А. Ф. Малиновским и Н. Н. Бантыш-Каменским приготовил текст «Слова» для печати, и в 1800 г. памятник был издан с переводом и комментариями. В 1812 г. в московском пожаре погибла библиотека А. И. Мусина-Пушкина; вместе с рукописью «Слова» сгорела и значительная часть тиража первого издания.[ 131 ]
128
См.: Моисеева Г. Н. Спасо-Ярославский хронограф и «Слово о полку Игореве». Л., 1976.
129
П. А. Плавильщиков писал, что в Древней Руси «ученость имела свою степень возвышения, и даже во дни Ярослава, сына Владимирова, были стихотворные поэмы в честь ему и детям его». См.: Берков П. Н. Заметки к истории изучения «Слова о полку Игореве». – ТОДРЛ, т. 5. М. – Л., 1947, с. 134–136.
130
Фотовоспроизведение бумаг Екатерины II с текстом и переводом «Слова» и исследование их см. в книге Л. А. Дмитриева «История первого издания „Слова о полку Игореве“».
131
Сейчас в государственных и частных собраниях нашей страны выявлено 60 экземпляров первого издания «Слова». Перечень и описание их см. в указанной книге Л. А. Дмитриева (с. 17–56), а также в его статье «175-летие первого издания „Слова о полку Игореве“», с. 12.
Сборник, содержащий «Слово о полку Игореве», был описан издателями. Помимо «Слова» в его составе был хронограф,[ 132 ] летопись (видимо, фрагмент Новгородской первой летописи),[ 133 ] а также три повести: «Сказание об Индийском царстве», «Повесть об Акире Премудром» и «Девгениево деяние». Фрагменты из этих повестей были приведены Н. М. Карамзиным в его «Истории»,[ 134 ] и это дало возможность установить, что «Повесть об Акире» представлена в Мусин-Пушкинском сборнике в своей древнейшей редакции, а «Сказание об Индийском царстве» содержит сюжетные детали, не обнаруженные пока ни в каком другом из многочисленных списков этого памятника.[ 135 ] Таким образом, «Слово» находилось в окружении редких редакций редких в древнерусской книжности повестей.
132
О хронографе, находившемся в Мусин-Пушкинском сборнике, см.: Творогов О. В. К вопросу о датировке Мусин-Пушкинского сборника со «Словом о полку Игореве». – ТОДРЛ, т. 31. Л., 1976, с. 137–140.
133
См.: Лихачев Д. С. О русской летописи, находившейся в одном сборнике со «Словом о полку Игореве». – ТОДРЛ, т. 5. М. – Л., 1947, с. 139–141; Творогов О. В. К вопросу о датировке Мусин-Пушкинского сборника со «Словом о полку Игореве», с. 138–140.
134
Карамзин Н. М. История государства Российского, т. 3. СПб., 1892, примеч. 272.
135
См.: Сперанский М. Н. Сказание об Индийском царстве. – Изв. по РЯС, т. 3, 1930, кн. 2, с. 369–464.
Внимание исследователей уже давно привлекли многочисленные отличия (по преимуществу орфографического характера) текста «Слова» в первом издании от Екатерининской копии. Анализ этих разночтений позволяет составить наглядное представление о принципах воспроизведения текста «Слова» издателями: они – в полном соответствии с археографическими традициями своего времени – стремились не столько к буквально точному воспроизведению текста «Слова», с присущим ему, как и всякому древнерусскому тексту, орфографическим разнобоем, описками, неправильностями и т. д., сколько к «исправлению» и унификации его.[ 136 ] Это существенно затрудняет реконструкцию подлинного текста «Слова», но одновременно лишний раз убеждает нас в том, что в руках издателей была древняя рукопись, передача текста которой представляла для них немалые затруднения, ибо возникал ряд вопросов, ответа на которые еще не могла дать ни тогдашняя филология, ни тем более – издательская практика.
136
См.: Лихачев Д. С. История подготовки к печати текста «Слова о полку Игореве» в конце XVIII в. – ТОДРЛ, т. 13. М. – Л., 1957, с. 66–89; Творогов О. В. К вопросу о датировке…, с. 141–158.
Одним из важнейших аргументов в пользу древности и подлинности «Слова» является анализ его лексики и фразеологии. Еще А. С. Орлов справедливо заметил: «…надо безотлагательно привести в ясность и рассмотреть полную наличность данных самого памятника – прежде всего со стороны языка, в самом широком смысле. Язык самое опасное, чем играют без понимания и дискредитируют памятник».[ 137 ] Множество лингвистических наблюдений было сделано в последние годы в трудах В. П. Адриановой-Перетц, В. Л. Виноградовой, А. Н. Котляренко, Д. С. Лихачева, Н. А. Мещерского, Б. А. Ларина и других исследователей.[ 138 ] Был установлен непреложный факт: даже те редкие слова, которые скептики принимали за свидетельства позднего происхождения «Слова», по мере разысканий обнаруживаются либо в древнерусских памятниках старшего периода (как свидетельствует о том «Словарь-справочник „Слова“»), либо в диалектах.[ 139 ] Все это вполне отвечает нашим представлениям о богатстве языковой культуры Киевской Руси, однако писатель XVIII в. (каким представляют себе автора «Слова» скептики) вынужден был бы специально разыскивать эти редкие лексемы в различных текстах и при этом обладать совершенно уникальной коллекцией древнерусских литературных памятников.
137
Орлов А. С. Слово о полку Игореве. Изд. 2-е, доп. М. – Л., 1946, с. 212.
138
Особенно ценный лексико-стилистический комментарий к «Слову» содержит монография В. П. Адриановой-Перетц «„Слово о полку Игореве“ и памятники русской литературы XI–XIII вв.» (Л., 1968) и вышедшие выпуски «Словаря-справочника „Слова о полку Игореве“» (составитель В. Л. Виноградова; вып. 1–5. М. – Л., 1965–1978). Из исследований грамматического строя «Слова» наибольший интерес представляют наблюдения С. П. Обнорского в его монографии «Очерки по истории русского литературного языка старшего периода» (М. – Л., 1946).
139
См.: Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров. – ТОДРЛ, т. 31. М. – Л., 1976, с. 93–103.
Но, пожалуй, самым важным аргументом в пользу древности «Слова» является его соотношение с «Задонщиной». «Задонщина» – это повесть конца XIV или XV в., рассказывающая о победе Руси над силами Мамая на Куликовом поле в 1380 г. Сразу же после обнаружения первого из известных ныне списков «Задонщины» (в 1852 г.) исследователи обратили внимание на чрезвычайное сходство ее со «Словом»: оба памятника обладают не только сходной системой образов, но и имеют многие текстуальные параллели. Открытие «Задонщины», старший из списков которой датируется концом XV в., казалось бы, навсегда решило вопрос о древности «Слова», которому, по всеобщему признанию, «Задонщина» подражала. Однако в 90-х гг. XIX в. была выдвинута версия, что не «Задонщина» подражала «Слову», а, напротив, «Слово» могло быть написано с использованием образной системы «Задонщины».