Древние города
Шрифт:
Мэй поспешно сунула Третий Ключ за воротник рубашки-туники, поднялась и огляделась.
Люк прошел вперед, к мужчинам и тут же услышал тревогу и беспокойство в их голосах. Белый Буймиш приводил их в изумление. Такого не бывало много-много лет, о таком не помнили даже старики. И теперь, поднимая глаза к огромному светлому шару, заливающему барханы призрачным светом, отцы клана пытались понять, что же желает сказать им Настоящая Мать?
А между тем собрались почти все семьи клана. Вдалеке ревели могучие ездовые мьёки, бегали и шумели дети,
Огромные ящеры, жарящиеся над огнем, распространяли изумительный аромат жареного мяса и приправ. Костры трещали, большой барабан гудел. Люк наконец увидел свою мать с сестрами и отцом Мэй и махнул им рукой. Значит, все в сборе и пора начинать.
И, словно в ответ на эти мысли, гудение барабана утихло. Забили в небольшие бубны, созывая людей, и совсем скоро вокруг костров собрались все семьи клана. С одной стороны мужчины – отцы клана были только в штанах, и татуировки на их голых торсах угрожающе скалились драконьими мордами. С другой стороны женщины и дети.
Молитву начали Зик и Рик. Едва замолчали бубны, как их низкие торжественные голоса разорвали ночную тишину. Призывали Настоящую Мать и отца неба Ким-Кигана.
Просили о защите, мудрости и покровительстве. О здоровье, хорошей охоте. О новых детях и новых драконах.
О богатстве и силе. О долгих годах жизни. И еще о том, чтобы никогда не иссякал источник Живого металла.
– Да пребудет с нами благословение твое, Настоящая Мать. Чтобы твоя жизнь наполняла нас и текла в наших жилах. И чтобы твой источник всегда гудел, наполняя Храм Живым металлом, – просили отцы клана.
– А проклятых Городских оставь ни с чем, чтобы не было у них ни силы, ни здоровья, ни удачи, – заговорил Рик хриплым голосом и выразительно посмотрел на отца Мэй, стоявшего вместе с женщинами и детьми.
Люк нахмурился. Таких молитв раньше не возносили, и Городских раньше не проклинали. К чему сейчас этот раздор? Разве не к миру призывала всегда Настоящая Мать? Разве не она придумала правило трапезы, чтобы даже заклятые враги могли примириться?
Но отец Мэй никак не отреагировал на эти слова. Он стоял спокойно и уверенно и вовсе не смущался того, что его причислили к женщинам и детям. И только Люк уже начал понимать: у Городских даже женщины бывают героями и умеют не только рожать детей. Разве не избрала Настоящая Мать Мэй? Разве Мэй не стала Той, Кому Подчиняются Драконы? И Люк улыбнулся.
Он еще напомнит людям своего клана о геройстве девушки из Города. Время придет, совсем скоро.
Наконец, когда все молитвы были вознесены, пришла пора делить мясо. Тут уже управлялись женщины. Принесли стопки глиняных мисок и чашек, пузатые кувшины с кинелем, огромные блюда с лепешками. Все это было устроено на низких каменных столешницах так, чтобы каждый мог угоститься. Мужчины разделили мясо, и Люк первым делом угостил Мэй.
Протянул ей миску, в которой лежали, наколотые на острые палочки, сочные куски мяса, и сказал:
– Раздели со мной трапезу, Мэй.
Светловолосая глянула удивленно, и тогда, не дожидаясь вопроса, Люк пояснил:
– В День Затмения принято мириться с врагами, разделяя трапезу. Я тоже хочу, чтобы между нами не осталось никакой вражды. Теперь ты мой друг через трапезу, теперь я всегда буду помогать тебе и заботиться о тебе.
Люк протянул миску, и Мэй, сложив ладони лодочкой, осторожно приняла ее. Сказала очень серьезно, без тени улыбки:
– Теперь мы друзья по трапезе, а не только через Енси?
– И через Енси тоже. И через трапезу. Мы завязали наши узлы так крепко, что никакой ветер не сможет их разорвать. Но это еще не все. Сейчас ты увидишь. Ты хочешь? Ты хочешь быть связанной со мной?
Люк смотрел в глаза Мэй, и ему казалось, что мир сужается и теряется во взоре светловолосой. Не остается ничего – ни белого, яростного Буймиша, ни огромных шумных костров, ни мягкого песка под ногами. Лишь только внимательное лицо Мэй с ее сияющими глазами.
– Я хочу быть с тобой связанной, – совсем тихо проговорила она.
– Тогда я завяжу все узлы. Раздели со мной дорогу, девушка. – Последняя фраза была ритуальной. Ее произносили тогда, когда выбирали невесту. Мэй об этом не знала, но она догадывалась. Люк это понимал. Она угадывала сейчас сердцем, она не дрожала, не боялась и не волновалась. Взгляд ее удивительных глаз был тверд, как никогда.
– Я разделю с тобой дорогу, – ответила она.
И тогда Люк направился к одному из музыкантов. Еда была почти съедена, и люди жаждали песен и танцев. Почему бы не начать сейчас?
Забили узкие тоненькие барабанчики, заиграли толстые струны игонов, загудели имузы, разливая мелодичные звуки в фиолетовой темноте. И Люк запел.
У него был низкий, глубокий бас, идеально переплетающийся с музыкой. Слова песни складывались сами собой. О храбрых мальчиках, что оседлали отцовского дракона. О мужчине из Города, который не оставил мальчиков в беде и сразился с коварными Вурногами. О дочери Городского, девушке со светлыми волосами, которая не побоялась сесть на дракона и помочь своему отцу. О славной охоте, о лекарствах, могущих избавить от песчаной лихорадки.
Люк пел, и его слушали. Молчали женщины, согласно кивали головами мужчины. Язык песен был понятен всем. Истории о храбрых любили, и отважных людей уважали. Неважно – Городской или Всадник. Человек показал себя храбрым, сильным и честным. И эти качества всегда ценились у Всадников.
После Люка затянули песни другие Всадники. Каждый мог рассказать о своей семье что-то хорошее. Кто-то пел о новых детях, кто-то о новой жене. Кто-то о силе своего дракона и об успехе своих охот.
Но самую первую песню Люка будут помнить долго. Наверное, всегда. Потому что еще никогда в песках Камлюка не пели о храбрости Городских.