Древний Рим. Имена удовольствий
Шрифт:
Дакос поднялся и теперь стоял перед ложем на коленях. Он откинул покрывало с моих ног и, взяв мои ступни в свои крупные грубые ладони, начал покрывать поцелуями каждый пальчик, каждый сантиметр кожи. У меня невольно участилось дыхание, разумом я понимала, что нельзя ему такое позволять, но… это было так приятно, так необыкновенно… Никто еще не целовал мои ножки с таким благоговением и желанием, как этот дикий мужчина. Я почти поплыла…
А его настойчивые губы поднимались все выше по моим щиколоткам и уже достигли колен, я сходила с ума, я вся дрожала от предвкушения, он меня распалил, но когда Дакос перебрался
— Ннет — нет, не надо так … нет…
— Не бойся, я буду только целовать и ласкать тебя, если ты не захочешь всего остального, я здесь только для твоего удовольствия, я сделаю все, чтобы ты была довольна… цветок сердца моего… солнце моей души…
И он языком прошелся внутри моего обнаженного бедра, задирая на мне рубашку. А потом потерся носом о коротенькие завитки волос у меня там… Обычно я полностью убирала лишнюю растительность на теле, но за эти две недели в Риме у меня не было такой возможности, да и необходимых для этого средств.
К тому же я вовсе не собиралась демонстрировать каким-то местным кавалерам свои интимные местечки. И вот сейчас едва знакомый чужой мужчина касался языком и губами святая святых моего тела. И я принимаю это как должное… я сошла с ума…
Вскоре прикосновения мужчины стали более жадными и даже агрессивными, куда делась прежняя осторожность и нежность. Руки, что поддерживали мои разведенные бедра сжались, причиняя некоторую боль, а из горла Дакоса вырвалось сдавленное рычание. Я понемногу трезвела… и когда внутрь моей влажной дырочки скользнули его сильные пальцы, окончательно пришла в себя.
— Все! Прекрати это, я больше не хочу!
— Ты уже готова… ты вся течешь для меня… позволь мне продолжать, Богиня…
Я попыталась отодвинуться от него, освободиться из железных тисков его рук и опустить подол рубашки. Дакос смотрел на меня голодными, пьяными глазами, а потом медленно поднес ладонь к своим губам и облизал пальцы, что только что были во мне.
— Уходи!
— И что я сделал не так? Скажи… что тебе не понравилось? Научи меня доставлять тебе удовольствие… я здесь только ради этого… Если бы я не захотел, я бы даже не прикоснулся к женщине и никто бы меня не заставил ее ласкать… я хотел дать тебе радость, а ты отказалась… почему… я же ничего не просил для себя. Но, смотри, что ты сделала со мной.
О! Только не это… Я едва успела отвести глаза, но успела кое-что заметить. У него было весьма внушительное мужское достоинство, которое он с гордостью мне сейчас и продемонстрировал. Видимо, надеялся впечатлить… Видимо, римские «матрешки» падали ниц при одном виде столь объемного вздыбленного фаллоса, а мне, признаться, стало жутковато. Я только чуть-чуть представила, как эта дубинка окажется во мне… Нет, нет, он слишком большой для меня и, вообще… Мне точно нужен другой мужчина и я даже знаю, кто именно… А всякие там распущенные гладиаторы-фракийцы — мимо, мимо… Хотя, надо признать, этот Дакос владеет своим языком не хуже, чем своим "гладиусом"…
— Ты все делаешь прекрасно! И даришь удовольствие и сражаешься, но… я люблю одного мужчину и не могу принимать такие откровенные ласки от кого-то другого.
Молодец, Наташка, хорошо оправдалась… И гордость его пощадила и себя вознесла на недосягаемую высоту. Мужчины должны уважать верных девушек. Наверное, так… Не могла же я просто сказать, что струсила его мощных параметров и поостереглась заниматься этим интимным делом без должной защиты от всяких нежелательных последствий. Если меня как следует раздразнить, то одних его умелых пальцев точно оказалось бы недостаточно, и уж с размером бы я как-нибудь разобралась… потихоньку.
— Дакос… тебе, правда, лучше сейчас уйти!
— Тот, другой — римлянин?
Да, что он себе позволяет, я не обязана перед ним отчитываться… Раб… Я, конечно, не одобряю такое ограничение свободы и попрание человеческого достоинства, но раз уж попала в «чужой монастырь», надо следовать его уставам, говорить на понятном здесь языке.
— Это не твое дело! Я велела тебе уйти! Чего ты еще ждешь… Сам виноват, я просила тебя ко мне лезть? Я предлагала мирно поболтать, а потом разошлись бы по своим… э-э-э… клетушкам. Нет, радость он мне, видите ли, захотел доставить, я тебя просила о том? У меня есть жених!
Мои щеки горели, и еще кое-где было горячо и мокро, но мне сейчас хотелось остаться одной.
— Прости! Я думал, ты такая же, как они… Я ошибся… Прости меня, Госпожа…
Дакос низко поклонился мне, поправил на себе одежду и бесшумно вышел за двери. А я скомкала покрывало между ног и легла на бок. Мне очень хотелось довести дело, начатое фракийцем до конца, но не ублажать же себя самой, отказавшись от такого роскошного мужского экземпляра. Вот было бы глупо! Ах, если бы на месте гладиатора был Гай… если бы он назвал меня «цветком сердца», я бы сама его оседлала и мы поплыли бы вместе по волнам удовольствия… ничего не могу поделать с собой. Мне нужен этот солдат! Этот грубиян и молчун, этот синеглазый вояка с раненой душой… Гай… Марий… где ты сейчас и с кем…
Вдали с улицы вдруг послышались громкие мужские голоса и даже ругань. Кто-то еще приехал, наверно, желая посмотреть на завтрашнее кровопролитие. Пусть Дакосу повезет… он же никогда не проигрывает. Надо постараться заснуть и ни о чем не думать. Может быть, хотя бы мой дорогой Клодий сейчас всем доволен и радует свою Богиню не только стихами…
Глава 9. Подарок Оливии
Мое утро началось ближе к обеду. Вялые, размеренные умывания и одевания, потом обильная трапеза в присутствии пяти полусонных матрон. На сей раз мы находились в триклинии — обеденном зале, где лежанки располагались буквой «П», а к ним были приставлены низенькие длинные столики со всевозможными яствами. Я закусывала сладкими булочками, руками брала мягкий творожный сыр и с тоской думала о том, что вскоре мне придется вернутся в домик Клодия на окраине Риме и опять считать каждый асс. А ведь я уже привыкла к тому, что еда сама прыгает мне в рот, а разбавленные вина льются розовыми и багряными реками.