Древний Рим
Шрифт:
Минотавр. Мозаика
Впрочем, всем давно известно: нравы – производная величина от социальных институтов, экономических и политических законов, царящих в том или ином обществе. В Риме налицо разложение государственных институтов. Саллюстий прямо на это указывает в своих «Письмах». Сенат слаб, а сенаторы и политики превратились в жалкую кучку интриганов и бандитов. Каждый из них пытается создать собственную партию или клику. Их не волнует судьба государства. Им не интересно работать во благо отечества, они заняты своими частными делами. Всеми делами в стране заправляет «семья нобилей». Их амбициям, жадности, властолюбию, подлости нет предела. Чувства, отмечает Саллюстий, окаменели, они утвердились в своих дурных наклонностях. Все законы попраны, всюду торжествуют грубая сила и произвол, так как власть в их руках. Они делают, что хотят, берут, что хотят, выдвигают во власть того, кого захотят. Их действия Саллюстий сравнивает с действиями неприятеля, самого заклятого врага, что взял приступом город. Политики торгуют свободой и интересами государства.
Кентавр Несс. Мозаика
Молодежь
Цирк. Реконструкция
Господствующим течением в общественной философии стал эгоизм, торжество личного «я». Ранее мы с вами немало хвалебных слов сказали в адрес Эпикура. Конечно, он того достоин, но ведь при желании любую философию (и даже самую разумную) можно превратить в фарс, полный абсурд. Эпикурейство и стало, увы, таким учением. Решили, что служение родине, человечеству вовсе не является его главной целью. Эпикуреец в основе своей – «раб наслаждений». Только умнейшие и достойнейшие люди поняли сие учение в смысле высоких требований этики и эстетики… Скот и в эпикурейском обличье легко становится свиньей… Несмотря на то что в Риме был всего один эпикурейский философ-писатель, значительная часть римской элиты восприняла эпикурейство в самом циничном и пошлом варианте. Цицерон писал, что страдавший от пресыщения и известный своими грабежами в Македонии Пизон обратился за исцелением от охватившей его скуки к греческому философу. И тот стал излагать ему учение Эпикура. Однако Пизон, поняв учение на свой манер (или, как говорят в таких случаях, «в меру своей испорченности»), решил, что его учат не добродетели, а распущенности. Это его развеселило и очень обрадовало… Он заявил, что готов подписаться буквально под каждым словом. Таких «эпикурейцев» (в том числе и в российском обществе) становится все больше. Они, как выразился древний писатель, превращают всю общественную жизнь в грязный хлев… Так не лучше ли их изгнать? Изгнали же из Александрии эпикурейца Гегезия, коего называли «оратором смерти». Закрыв его школу, сделали очень своевременно, правильно. Ведь ученики оной убивали себя в огромных количествах. Римляне считали, что эпикурейство больше подходит шлюхе, привыкшей к наслаждениям, чем нации героической. Сенека иронично назвал Эпикура героем, переодетым женщиной.
Нерон в цирке
Любовные труды
Примерно такой же настрой прослеживался в отношении армии. Характерно звучат слова автора «Истории Августа», с энтузиазмом встретившего заявление императора Марка Аврелия Проба (276–232 гг. до н. э.) о том, что, дескать, поскольку при нем положение страны складывалось удачно и всюду царило спокойствие, в дальнейшем римская армия якобы не будет нужна вовсе. Автор писал: «Какое блаженство охватило бы всех, если бы при его правлении больше не брали в солдаты. Провинции не должны были бы содержать гарнизоны, никаких выплат (не было бы) на армию от общественных щедрот, сокровища Рима оставались бы нетронутыми, землевладельцы больше не облагались бы налогами! Это был бы действительно золотой век, обещанный им». Причиной кризиса было и то, что сама армия изменилась, ничем не напоминая армию времен республики. Многие обедневшие граждане потеряли право на службу. Другие предпочитали заниматься их делом и уклонялись от военной службы. Они не видели смысла пускаться в дальние опасные походы. Повторялась история армии Александра Македонского. В легионах падала дисциплина, а многие высшие офицеры погрязли в политиканстве, интригах и казнокрадстве. Правительство думало лишь о прибылях. Эта власть вызывала ненависть у солдат. Когда казначей Урсул заикнулся воинам, что армия обходится казне дорого (он заявил, что-де «безмерное жалование подорвало здоровье Империи»), римские солдаты его убили. Они сказали ему, как могли бы сказать русские солдаты нынешней власти: сволочи, вы жиреете на нашей крови и еще хотите, чтоб мы защищали награбленные вами сокровища! К тому же и в так называемом «гражданском обществе», как и в нынешней России, многие не желали, чтобы их дети шли в армию. Поэт Овидий, давайте скажем честно, был «моральным дезертиром».
Предметы быта и вооружения римского воина
В своих любовных элегиях он открыто воспевал уход от обязанности гражданина:
Зависть, зачем упрекаешь меня.Что молодость трачу,Что, сочиняя стихи, праздностия предаюсь?Я, мол, не то, что отцы, не хочув свои лучшие годыВ войске служить, не ищу пыльныхнаград боевых…Мне ли законов твердитьмногословье на неблагодарномФоруме, стыд позабыв, речи своипродавать?Эти невечны дела, а я себе славыжелаюНепреходящей, чтоб мир песнимои повторял…Желание поэта служить музе нам вообщем-то понятно. Но ведь художник, тем более столь известный, агитируя за ту или иную идею, должен понимать, чему он в конце концов учит молодежь. Рим переставал быть победоносным Римом.
Как вы помните, некогда Гиппократ доказывал, что европейцы более смелые и мужественные люди, чем азиаты, ибо они более свободны и мужественны, а потому, мол, победа будет за ними. Он говорил: «Я считаю населяющих Европу (людей) более мужественными, чем азиаты, ибо равномерность вещей производит леность, а разнообразие возбуждает тело и душу к труду. И от покоя и лености возрастает трусость, а от упражнения и трудов – храбрость. По этой именно причине жители Европы воинственны, а также и благодаря своим законам, потому что не повинуются власти царей, как азиаты. Где подчиняются царям, там необходимо людям быть самыми боязливыми, о чем сказано нами прежде, ибо души, попадая в рабство, не желают добровольно подвергать себя опасности за чужую власть по-напрасному. А которые живут по законам, те подвергаются опасности для себя, а не для других, и они охотно по своей воле идут навстречу опасности, так как награду за победу получают сами. Таким образом очевидно, что законы немало значат для величия духа. Так в общем и целом дело обстоит относительно Европы и Азии». Сей отрывок должен был продемонстрировать, насколько греческий полис выглядит выше, нежели любая азиатская деспотия. Но великий врач писал в IV в. до н. э. С тех пор минули века. И мы увидели, что «свободные» греки и римляне, пожиная плоды их же рабовладельческой тирании, и сами стали ленивыми, изнеженными, склонными к удовольствиям, роскоши, не способными к ратной службе, к защите отечества. Нечто подобное происходило с империями, крах которых был неожиданным для многих… Хотя причин этому немало, но главная в том, что пришло к власти поколение ничтожных и алчных людей, неспособных к самопожертвованию. Так считают одни. Но ведь во многом правы были и христиане. Почему человек, уникальное существо, что сродни Богу, должен класть единственную жизнь на жертвенник идолищу войны?! Почему какие-то тупые твари гонят его, как скот, на бойню, не заботясь ни о нем, ни о его семье, ни о своей собственной родине?!
Римские командиры
Каждый заботился о себе, а не о судьбах отечества. Почему? Потому что ни для кого не было секретом, что оно собой представляло. И в армию уж никто не хотел идти. К чему терять время, а возможно и жизнь, в опасных походах, вдали от благ цивилизации. Но тогда как могла сохраниться империя? Лишь благодаря наемникам. Однако те служат за деньги или земли. При первом удобном случае они готовы изменить, перейдя на сторону сородичей или соплеменников. Ведь, как сказал Финлей, римляне «приобрели через свои завоевания гораздо больше богатств, чем Александр, так как они шли далее его в своих вымогательствах».
Древние монеты эпохи античности
В-десятых, с конца II в. н. э. существенно изменилась и старая римская армия. Ушли в прошлое времена, когда к воинам относились с должным уважением и почетом. Перемены эти начались еще тремя столетиями ранее, после реформ Гая Мария, который и стал переводить армию на профессиональную основу. Он отменил имущественный ценз, который давал право на службу только более или менее состоятельным людям. С одной стороны, такой шаг вроде бы можно считать демократической акцией, ибо теперь любой бедняк мог записаться в ряды вооруженных сил и тем самым зарабатывать себе на жизнь. С другой, по мере усиления роли армии легионеры и командиры стали превращаться в некую привилегированную касту с особым esprit de corps (кастовым духом). С армией стали заигрывать политики, желая обрести власть. Это еще больше развратило господ военных. Генералы стали манипулировать «человеческим оружием» в своих собственных политических и меркантильных целях. Понятно, что по мере того как Рим становился мировым разбойником, менялись армия и офицерский корпус, ну и, разумеется, высшие военачальники. Причем, как во все времена (будь то Западная Римская или Восточная Римская империи, или какая-то иная), высокие чины (генералы) нередко злоупотребляли своим положением. Вся эта порочная политика стала набирать силу уже после гибели Цезаря, когда триумвиры, желая править единолично, стали задабривать армию. Аппиан, говоря о действиях триумвиров, писал: «Они должны были уже теперь обнадежить войско наградами за победу, причем помимо других подарков предоставить им восемнадцать италийских городов для поселения; эти города, отличающиеся богатством, плодородием почвы и красотою зданий, они намерены были разделить между войском, как если бы эти города были завоеваны ими в неприятельской стране». Лучшую часть Италии (Капуя, Регий, Венузия, Беневент, Нуцерия, Аримин, Гиппоний) отдавали войску как рабыню.
Как только правители сделали ставку на профессиональную армию, они стали рубить сук, на котором сидели. Возникла опасная практика выдачи армии сверх обычного жалованья особых даров (donativa). На солдат и офицеров пролился золотой дождь: премии выдавали при смене императоров, в честь иных событий или при усыновлении императором наследника. Причем большая часть всех этих наград доставалась преторианцам, чье жалованье и так было в три раза выше, чем у простых легионеров. Когда Ариан усыновил Элия Цезаря (136 г. н. э.), выплаты достигли уже астрономической суммы – 300 000 сестерций. После смерти Пертинакса империю приобрел у преторианцев «на аукционе» Дидий Юлиан, выплатив каждому гвардейцу по 25 000 сестерций. Император Север еще более усилил милитаризацию империи, увеличив численность армии, введя различные льготы для солдат, разрешив им жениться и предоставив им особые привилегии после увольнения из армии. Уже Коммод увеличил их жалованье на 25 процентов, Север повысил его еще на 30 процентов, а его сын Каракалла поднял планку еще выше – повысил жалованье на 50 процентов. Север перед смертью дал своим сыновьям совет – осыпать солдат сокровищами и не особо интересоваться нуждами остального населения Римской империи. Любопытно, что этот гнусный порядок, будучи известен, не нашел отражения в живописи и скульптуре: об армии говорилось много, но о закулисной стороне умалчивали. Так средний класс, интеллектуалы, народ, чиновник – все стали жертвой солдат.
Дикие звери, загоняемые в клетку
Прокопий Кесарийский, говоря о причинах заката Рима («в короткое время дело римлян рухнуло»), отмечает, что большая часть военных предводителей не желали думать ни о чем, «что не приносило им личной пользы». Нажива стала главным и единственным стимулом. Они только грабили народы и отдавали их на произвол солдат. При этом начальство не жаловало и самих солдат. Историк описал некоего Александра, что ведал государственными финансами Византии. Тот обвинял солдат армии в том, что те, дескать, предъявляют к казначейству несправедливо высокие требования. Обвиняя солдат и понося их, он снижал им жалованье и так за их счет обогащался. В итоге, став из бедного очень богатым человеком, он довольно искусно завоевал и симпатии императора, ибо он из всех людей больше, чем кто-либо другой, добывал ему крупные суммы. Иначе говоря, армейские жулики более других виновны в том, что солдат оставалось мало, что они нищали. Понятно, что они с неохотой подвергались опасностям. Прокопий Кесарийский, что был секретарем полководца Велизария и знал не понаслышке о положении воинов в армии, поведал, как обворовывали армию.