Древний Рим
Шрифт:
Некогда всесильный наместник на Востоке, Лукулл, вернувшись в Рим, мог удовлетворять своё честолюбие, только задавая неслыханно роскошные пиры своим друзьям. Его, Цезаря, не удовлетворят паштеты из соловьиных языков. Он всегда стремился к власти. Поэтому он и не остался в Риме после своего консульства, как это сделал Помпей. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Но… все «деревни» зависят от Рима, значит, нужно стать первым в столице.
Власть в Риме сейчас может дать только армия. Это уже не те воины, которые когда — то отразили Пирра, воевали с соседями, защищая свои дома и стремясь захватить побольше земли для обработки. Солдаты теперь пойдут только за таким полководцем, который имеет возможность щедро награждать их. Он вынужден был разграбить Галлию. Пусть часть галльской знати отшатнулась от него. Зато огромные средства стекаются в его военную казну. Каждый римский солдат в Галлии получил от него большие денежные подарки и рабов. Об этом он, конечно, не будет писать в своей книге. Не нужно, чтобы его враги узнали истинную причину восстания галлов и обвинили бы его в жадности. Пусть вся Галлия охвачена восстанием. Его легионы преданы ему и пойдут за ним хоть на самый Рим. Правда, сейчас галлы поставили его армию в опасное положение. Но не ему, Цезарю, бояться опасностей! Без риска всё равно не достичь господства в Риме…
Цезарь снял нагар с начавшего коптить светильника. Снаружи слышался однообразный шум дождя. Внезапно раздался оклик часового, стоявшего у входа. Дверь в палатку распахнулась, и пламя светильника испуганно метнулось в сторону. Высокая тёмная фигура появилась на пороге. Цезарь узнал командира одного из легионов — Марка Аристия.
— Ну и погода! — воскликнул Аристий, снимая плащ и стряхивая с него капли воды, — хуже не придумаешь! Ходил смотреть, не размыло ли валы, и зашёл к тебе, увидев свет. Ты всё пишешь?
— Нет, просто размышляю, — улыбнулся Цезарь.
— Положение у нас действительно скверное. Есть о чём подумать, — согласился Аристий. — Но каков этот Верцингеториг! Замечательный организатор и полководец! Я должен признаться, что опасаюсь за исход войны.
— Бессмысленные страхи! — пожал плечами Цезарь. — Что могут сделать нам эти жалкие дикари? Подумай, у нас превосходная техника, дисциплинированная армия.
— Ты говоришь — дикари! — горячо возразил Аристий. — Я был бы рад, если бы наши теперешние римляне своей доблестью и свободолюбием походили хоть сколько — нибудь на этих дикарей. Я сейчас шёл и вспоминал, как во время войны с белгами только одно из белгских племён поставило под угрозу всю нашу армию… Как сейчас помню: выстроенные по родам и племенам, ринулись они на наши легионы. Плечо к плечу шли родичи, и в бою каждый охотно жертвовал собой ради другого. Сын становился на место убитого отца, дядя защищал племянника… Если это многочисленное ополчение, которое идёт на помощь Верцингеторигу, будет сражаться с такой же отвагой и презрением к смерти, — мы пропали.
— Мы победим галлов не храбростью, а знанием осадного дела, — спокойно сказал Цезарь. — Кроме того, у них нет настоящего единства. Вожди разных племён соперничают между собой, племена постоянно враждуют и смотрят друг на друга с подозрением, знать ненавидит народ и Верцингеторига. Я сумею окончательно обуздать Галлию и уничтожу самого Верцингеторига.
— Если это и произойдёт, — возразил Аристий, — то это будет не столько твоя заслуга, сколько заслуга непобедимого народа римского. Вдумываясь в последние события, невольно приходишь к мысли, что ты не был достаточно предусмотрителен. Если бы не было грабежей и насилий, если бы ты не трогал сокровища друидов, не началось бы и это страшное восстание.
— Зачем ты говоришь мне это? — раздражённо воскликнул Цезарь. — Ты же знаешь, что деньги мне нужны были для солдат.
— Да! Но я не вполне понимаю: зачем нужно было тебе подкупать солдат? — спросил Аристий. — Народ ещё верит Цезарю. В Риме помнят, как ты смело выступал против жадных богачей в дни твоей молодости. Иди прямо! Зачем тебе окольные пути, зачем опираться на наёмников? Или ты уже не веришь больше в силы римского народа?.. А кто не верит в силы народа, тот не может быть настоящим его защитником и другом. Подумай об этом, Цезарь.
С этими словами он накинул мокрый плащ и вышел в темноту. Долго ещё Цезарь пристально смотрел вслед ушедшему, мучительно о чём — то думая.
Осада Алезии
Старый римский солдат Марк Субурий положил топор, отёр рукой пот, обильно струившийся со лба, и огляделся вокруг. Нежаркое сентябрьское солнце медленно склонялось к западу и скоро должно было скрыться за высоким холмом, на котором темнели стены галльского города Алезии. Оттуда слышался звук трубы. Это сменялись часовые укреплённого лагеря Верцингеторига, расположенного у стен города. Мощный вал римских осадных укреплений опоясывал весь холм. На валу виднелись немногочисленные отряды римлян. Большая часть армии была занята на равнине сооружением новых оборонительных укреплений, обращённых наружу — против ожидающегося со дня на день ополчения галлов. Вся равнина была усеяна работавшими легионерами. Одни копали рвы, другие из вынутой земли строили насыпь, третьи забивали в насыпь брёвна. Работы близились к концу, и картина внешней линии укреплений уже ясно вырисовывалась. Три широких рва следовали один за другим на расстоянии около 100 м. В средний ров была пущена вода из реки. За рвами высился вал, укреплённый частоколом с зубцами, за которыми могли скрываться стрелки. Через каждые 25 м на валу были сооружены многоэтажные башни, в которых можно было разместить много солдат, и специальные метательные орудия — для перекрёстного обстрела.
Подойдя к частоколу, старый Субурий повернулся спиной к Алезии и довольным, взглядом осмотрел результаты работы: впереди ров, налево и направо по ровному полю сплошными рядами торчали из земли, целые стволы деревьев, заострённые — сучья которых переплетались между собой. Пробиться через эту рустую и колючую заросль было очень трудно. Стволы были глубоко закопаны в землю, чтобы их нельзя было выдернуть и оттащить в сторону. Пять рядов таких заграждений шли вплотную один за другим. Недаром их называли «могильными столбами».
— Неплохо сработано, — внезапно услышал над своим ухом старый солдат. Рядом с ним стоял начальник его подразделения — центурион Тит Бельвенций. — Пора собирать людей и возвращаться в лагерь. Пойдём со мной полем, проверим работу наших солдат. Ведь ты знаешь толк в этом деле.
Поле перед «могильными столбами» было безлюдно. Только где — то впереди виднелись отдельные фигуры копавших землю солдат. Центурион и Субурий шли, осторожно ощупывая ногами почву. Вдруг центурион оступился, под ногами его затрещал хворост и посыпалась земля.
— Осторожнее, а то сегодняшний ужин тебе придётся есть, сидя на колу, — усмехнулся солдат, поддерживая побледневшего центуриона. На дне открывшейся сужающейся книзу неглубокой ямы виднелся большой заострённый кол. Эти ямы солдаты называли в шутку «лилиями», так как они были расположены в несколько рядов, треугольниками, напоминающими чашечку цветка. Когда центурион и Субурий, пройдя это опасное поле, подошли к ручейку, начало уже темнеть. На берегу ручья молодой солдат только что кончил закапывать в землю странной формы кол, с торчавшими из него в разные стороны длинными крюками; на некотором расстоянии видны были солдаты, заканчивавшие ту же работу.
— Все руки ободрал, пока посадил его на место. Зачем нужны эти крючья? На них может напороться только слепой, — недовольно проворчал молодой солдат, увидев подходившего центуриона.
— Ночью все слепые, — ответил центурион. — Вернее всего галлы попытаются прорвать наши укрепления неожиданно. Легче всего им сделать это ночью. Вот тогда — то и пригодятся эти крючья. Стоны напоровшихся на крючья галлов заранее предупредят нас об их приближении.
— Сколько земли мы здесь переворотили за шесть недель, и всё из — за каких — то варваров, которые, может быть, ещё и не придут, — со вздохом сказал молодой солдат, собирая свой инструмент.