Древний Рим
Шрифт:
— Цезарь знает, что делает, — прикрикнул на него центурион. — Собирайся скорее! — И, обращаясь к Субурию, добавил: — Ополчение галлов уже в пути.
Забирая по дороге закончивших свою работу солдат, центурион направился к лагерю.
«Нет, не зря мы работали, как волы, все эти недели, — думал он по дороге. — Эти укрепления освободят нам часть солдат для необходимых резервов. Ведь нам, чтобы не выпустить Верцингеторига, придётся сражаться на два фронта: против гарнизона Алезии и против войска галлов, идущего к нему на помощь. Галлы могут сосредоточить все силы и ударить в каком — нибудь одном месте, а мы должны держать оборону и на внешней и на внутренней линии укреплений. Если у нас не будет резервов, галлы легко смогут освободить Верцингеторига».
* * *
С реки тянуло ночной сыростью. В римском лагере все, кто мог, разожгли костры, и только часовые на валах, закутавшись в короткие шерстяные плащи, шагали взад и вперёд на своих постах, зорко вглядываясь в темноту. Где — то в этой предательской мгле скрываются галлы.
Пять дней назад галльское ополчение подошло к Алезии и стало лагерем за ручьём, на возвышенности. Галлы уже два раза пытались прорвать оборонительную линию со стороны равнины, но им не удалось преодолеть рвы, волчьи ямы и высокий вал, стойко обороняемый легионерами. Особенно опасен был второй ночной штурм. Поэтому и сегодня ночью римские часовые внимательно вглядывались в темноту, казавшуюся ещё гуще от тумана, поднимавшегося с реки. Этот туман мешал видеть многочисленные костры галльского лагеря на равнинен огни в осаждённой Алезии.
В римском лагере было необычайно тихо. Вчерашнее нападение галлов стоило жизни многим. Поэтому большинство солдат было настроено мрачно. Небольшими кучками сидели они у костров, разложенных перед кожаными палатками. Многие скинули свои короткие плащи и кожаные панцыри, покрытые металлическими пластинками, и остались в одних шерстяных рубахах. Несколько человек сушили над огнём одежду. Другие чинили разорвавшиеся ремни своей солдатской обуви — калиг. Это были толстые подошвы пристёгивавшиеся широкими ремнями, образующими густую сетку для защиты ноги. Подошва калиги подбивалась гвоздями, очень полезными при маршах в горной местности.
К палаткам были прислонены большие щиты. Некоторые щиты были круглые и овальные, но большинство имело прямоугольную форму. Такой щит мог прикрыть всё тело воина. Для облегчения веса его делали из тонких досок, обтянутых сначала холстом, а поверх его — бычьей кожей. Края щита окаймлялись металлическими полосами. На многих щитах были также поперечные металлические полосы и острые бляхи посередине, так что ими можно было не только обороняться, но и бить врага, нанося ему тяжёлые, рваные раны. Чтобы не перепутать оружие, на внутренней стороне щитов были надписаны имена их владельцев.
К одной из палаток подошёл уже известный нам центурион Бельвенций, положил на щит свою трость — знак его власти и орудие наказания провинившихся солдат — и молча подсел к костру, у которого грелась небольшая кучка воинов. По тому, как быстро потеснились солдаты, уступая ему место у огня, видно было, что начальник сумел заслужить у них большое уважение. Обогрев над огнём озябшие руки, центурион, также молча, снял свой железный шлем, взял щепотку золы и принялся усердно чистить те места, где, как ему казалось, едва начинали намечаться пятнышки ржавчины. В это время один из молодых солдат нарушил молчание, установившееся с приходом центуриона.
— Почтенный Бельвенций, — сказал он, — до твоего прихода все здесь спорили о том, как могло случиться, что мы попали в такое тяжёлое положение после того, как войска Цезаря, казалось, навсегда покорили всю Галлию. Центурион, кончивший чистить шлем, повернулся к спрашивавшему, поглядел на него и ответил:
— Лучше ложитесь спать. Я думаю, что завтра нам предстоит тяжёлый день. И вообще, солдату не годится много болтать. Меньше слов, больше дела. — И, отвернувшись, он вынул из ножен и принялся осматривать свой короткий меч. Проверив остроту обеих его сторон, он вынул брусок и подточил остриё, затупившееся во время боя прошлой ночью. Он подумал, что меч сослужил ему хорошую службу и что римляне правильно сделали, отказавшись от принятых в древности неудобных мечей, которыми нельзя было колоть, а можно было только рубить. В тесноте рукопашной схватки короткий обоюдоострый римский меч, с тонким острым концом, был удобнее длинных и тяжёлых мечей галлов.
Молодой солдат умолк, но затем опять вкрадчиво обратился к центуриону:
— Уважаемый Бельвенций, ты — старый, опытный воин, служишь здесь, в Галлии, под командой Цезаря с самого начала войны и знаешь много такого, что могло бы пригодиться нам, молодым солдатам. Ты лучше других можешь сказать, почему восстали галлы и велика ли угрожающая нам опасность.
Бельвенций смягчённый упоминанием о его опытности и знаниях, вложил меч обратно в ножны и начал:
— Галлы были недовольны большими налогами, которые наложил на них Цезарь. Может быть, налоги были действительно тяжелы, но Цезарь не хочет, чтобы его солдаты вернулись домой нищими.
— Нашёл, благодетеля! — неожиданно рассмеялся Марк Субурий, сидевший с другой стороны костра. — Задаривая солдат, Цезарь заботится прежде всего о себе. Опираясь на преданные ему легионы, он рассчитывает захватить власть в Риме и подчинить себе народ.
— Не смей так говорить о великом Цезаре, — горячо возразил центурион. — Мне всё равно как он относится к народу и хочет ли он захватить власть. Я знаю одно: он — лучший полководец, с которым я когда — либо служил. При нём войско не останется без добычи и щедрых подарков. А если Цезарь станет диктатором, я стану хозяином такого поместья, которое позволит мне приятно прожить старость, ни о чём не заботясь. Цезарь знает центуриона Бельвенция, а Бельвенций знает Цезаря.
— Боюсь, что вместо больших поместий мы получим по небольшой могиле в Галлии! — усмехнулся Субурий. — Посмотри на войско Верцингеторига. С таким храбрым противником нам ещё не приходилось встречаться. Они сражаются за землю и свободу, а мы своей кровью добываем богатства купцам и ростовщикам.
— Скверный у тебя язык, Марк, — покачал головой Бельвенций. — Храбрее и опытнее тебя нет солдата во всём легионе, и, если бы не твоя дерзость, ты давно уже был бы центурионом, Ты всё время порицаешь Цезаря, а смотри, как крепко он сумел запереть в Алезии лучшее войско галлов. Верцингеториг сидит там, как в мышеловке.
— Хороша мышеловка, — невесело рассмеялся старый воин. — Мы больше похожи на человека, ухватившегося за хвост разъярённого быка. Ни повалить, ни выпустить. Осадили Верцингеторига в Алезии, а он вызвал ополчение галльских племён, и те заперли нас в нашем лагере. Мы между двух огней. С одной стороны Верцингеториг, а с другой — ополчение почти всех галльских племён.
— А правда, что в галльском ополчении больше двухсот пятидесяти тысяч человек? — робко спросил молодой солдат, начавший разговор.