Древний странник
Шрифт:
Хотя он старался не привлекать внимания, он всё-таки попался на глаза одному из стражей, массивному плоскоголовому с глубоким шрамом, от брови до левой щеки. Страж подошёл к нему:
— Ты ошиваешься здесь уже почти два часа. — Он вплотную приблизил своё лицо к Квинту. — Ты кто?
— Я… я ученик, — объяснил Квинт. — Ученик Высочайшего Академика, — добавил он, надеясь, что упоминание такого сана побудит стража оставить его в покое.
Так и произошло. Но Квинт не мог не заметить интереса, промелькнувшего по лицу стража, когда тот отворачивался, чтобы удалиться. Он закусил нижнюю губу, сожалея, что слишком много сказал. В Санктафраксе не следовало добровольно выдавать никакую информацию. Кто знает, что этот страж сделает с полученной им новостью?
Квинт осмотрелся, пытаясь определить, куда пошёл страж, но плоскоголовый уже исчез в косматых клочках дымки. Движение на пристани было оживлённым, но стража не было видно. Вместо него Квинт обнаружил другое знакомое лицо. Это был субъект с серебряным наносником, которого он встретил на Ступенях Виадука. Квинт уже хотел было поздороваться и извиниться за столь поспешный уход, когда что-то заставило его сдержаться. Незнакомец подозрительно часто оглядывался. Возможно, он кого-то искал. Квинт поднял свой капюшон и спрятался между двумя стойками местных торговцев.
Колокол пробил девять часов.
— Что-то случилось, — сказал себе Квинт. — Ухожу.
Не опуская капюшона, он повернулся и зашагал, сразу же врезавшись во встречного пешехода.
— Извините, — сказал Квинт. Он задержался и удивлённо спросил: — Профессор?
Рука поднялась, откинула капюшон, и Квинт увидел зелёные глаза Марис.
— Ты! — удивился Квинт. — Где ты была?
— Я. — начала Марис. Фонарь дрожал в её руке. Лицо морщилось. — Не сердись на меня.
Квинт нахмурился. Он не привык видеть Марис настолько расстроенной.
— Я уже сто лет жду, — сказал он несколько мягче.
— Извини, Квинт, — тихо сказала Марис. — Я хотела увидеться с отцом. Я хотела.
Квинт втащил её обратно в тень между двумя прилавками. Где-то рядом околачивались и плоскоголовый страж, и тип с фальшивым носом, поэтому осторожность не помешает.
— Как твой отец? — прошептал Квинт. — Утром он был в ужасном состоянии.
— Спит, — ответила Марис. — Я не хотела его беспокоить.
Квинт кивнул. На её щеке сверкала в лунном свете дорожка из кристалликов соли. Она явно недавно плакала.
— Пошли, — сказал он тихо. — Посмотрим сами, что он обнаружил. — Квинт протянул руку, чтобы взять за руку Марис, и наткнулся на что-то твёрдое и холодное. — Что это?
Марис приподняла обширные складки отцовской накидки и показала тяжёлую железную кирку. Квинт удивлённо поднял брови.
— На всякий случай, — тихо сказала Марис.
— Мы оба видели, что это существо сделало с моим отцом. По какой бы то ни было причине.
Квинт помолчал. Это была ещё одна сторона, с которой открывалась ему Марис: решительная, агрессивная, почти жестокая, но за всем этим, где-то в этих зелёных глазах, — страх. Квинт не мог не восхищаться её храбростью. Он похлопал по рукоятке своего ножа.
— Тоже на всякий случай, — повторил он.
Держась в тени, они заспешили вдоль пристани.
Поднялся холодный ветер. Он гнал завитки дымки вдоль дощатой набережной и охлаждал ночной воздух. На ветру болтались, мигали, чадили, а кое-где совсем угасали лампы. Чем ближе они подходили к краю пристани, тем гуще становилась толпа. В ночном воздухе кружились окрики: «Спину береги!», «Вниз пошёл!», «Держи правей!». Корзины сновали вверх и вниз, непрерывным потоком доставляя из Нижнего Города в Санктафракс и обратно купцов, слуг, стражей, академиков. Никто из них, казалось, не обратил внимания на двух подростков, протискивавшихся между ними к месту хранения клеток Нижнего Неба. И всё же их не покидало неуютное ощущение, что за ними наблюдают.
— Подожди, — сказал Квинт. Он спустил клетку и открыл дверь, пропуская Марис. Когда она залезла внутрь, клетка ощутимо задрожала. Марис вскрикнула и схватилась за прутья.
— Это мне не нравится, — сказала она.
— Ты скоро привыкнешь, — успокоил Квинт.
— Вам, земным увальням, требуется время, чтобы привыкнуть к небу. Я столько времени провёл в воздухе, что могу держать равновесие в любой шторм.
— Ладно, пока я буду привыкать к небу, зажгу фонари. — Она посмотрела на Квинта. — Или лучше ты?
Квинт слабо усмехнулся. Ладонь его руки зажила, но сразу напомнила болью о неприятном случае в предбалконной.
— Извини, — сказал он. — Я не хотел тебя обидеть. Я действительно так люблю небо, что мне трудно представить, что может быть иное ощущение. В конце концов, если бы мы не были созданы для полёта, то для чего тогда летучие скалы?
Марис жалобно поёжилась:
— Давай покончим с этим, ладно?
— Давай, — сказал Квинт. Он потёр руки, разгоняя кровь, и ухватился за рычаги баланса. — Ну, Марис, теперь по моему сигналу освободи цепь лебёдки.
— В-вот это? — спросила она, дрожа от страха и холода. Она показала на плоский ржавый рычаг в центре катушки с цепью.
— Правильно, — ободряюще сказал Квинт. — Поверни его вниз. Давай!
Ахнув от напряжения, Марис повернула рычаг. Клетка накренилась, сверху донизу прошёл звук разматывающейся звено за звеном цепи. Начался медленный спуск. Марис повесила свою лампу и приготовилась зажечь фонарь клетки. Квинт переставил рычаги баланса. Как любой хороший небоплаватель, он не смотрел на то, что делал. Доверяй пальцам, а не глазам. Такой совет его дед дал его отцу, а Шакал Ветров передал ему.
Это был хороший совет. Любой мог с грехом пополам управляться в небе, но, лишь когда вы развили чутьё, вы можете сказать, что покорили небо. Кроме того, если бы Квинт смотрел на рычаги, он не увидел бы, как две фигуры склонились к ним с пристани. Посмотрев вверх, Марис тоже увидела их.
— Вон тот жуткий тип с серебряным наносником. Со Ступеней Виадука.
— Вижу, — сказал Квинт. — А другой страж с пристани. Он со мной заговаривал. Кажется, они знают друг друга.