Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Мезоамерика
Шрифт:
Далее последовало определение грамматических референтов. По своей позиции в строке иероглифы были разделены на шесть групп. Проанализировав их сочетаемость с переменными и полупеременными знаками, Кнорозов сумел выделить иероглифы, передававшие главные и второстепенные члены предложения. Стало ясно, что переменные знаки в составе иероглифов должны были передавать аффиксы и служебные слова (частицы, предлоги, союзы).
После этого, на основании определения грамматических референтов иероглифов и отдельных переменных и полупеременных знаков, на следующем этапе уже не составило особого труда предположить общий смысл основных типов предложений (их оказалось пять), в которых члены предложения комбинировались в достаточно жесткой последовательности: сказуемое – дополнение – подлежащее – определение –
Далее наступал черед работы со словарями, постепенного наращивания количества читаемых знаков и доказательства правильности этого чтения путем перекрестного чтения.
Таким образом, дешифровка письма майя состояла в выявлении типа письма, определении функций знаков, грамматических референтов, корневых и служебных морфем, установлении чтения основного состава знаков и доказательства этого чтения путем перекрестного чтения. Со всем этим прекрасно справился Кнорозов в комнатушке-пенале Института этнографии народов СССР. Затем последовало чтение и перевод трех рукописей майя.
Итак, в начале 50-х годов письмо майя было прочитано. Первая публикация о результатах дешифровки была осуществлена в 1952 году. Успех молодого ученого даже объединил на время Толстова и Токарева, которые добились перевода Кнорозова на работу в Кунсткамеру – в то время ленинградское отделение Института этнографии АН СССР. Предстояла защита кандидатской диссертации в качестве соискателя. Однако вновь возникли проблемы.
Дело в том, что в вопросе об индейцах майя марксистская догма имела в своем распоряжении лишь мнение Энгельса об отсутствии государств в доколумбовой Америке. Вместе с тем, согласно той же догме, фонетическое письмо могло существовать только при возникновении классовых государственных образований. Заявление о наличии у майя фонетического письма автоматически предполагало опровержение положений Энгельса, что могло повлечь за собой самые неожиданные последствия. Тема диссертации звучала нейтрально: «„Сообщение о делах в Юкатане“ Диего де Ланды как этно-исторический источник». Однако в качестве основной задачи ставилось доказательство наличия государства у индейцев майя и затем обоснование присутствия фонетического письма. Как рассказывал сам Юрий Валентинович, он шел на защиту и не знал, чем все закончится, допуская даже самое кошмарное – обвинения в ревизионизме марксистского учения и арест. Защита проходила в Москве 29 марта 1955 года и уже на следующий день превратилась в легенду. Выступление Кнорозова на ученом совете, по образному выражению очевидцев, длилось ровно три с половиной минуты, а результатом стало присвоение звания не кандидата, а доктора исторических наук. При этом научный руководитель Токарев оказался единственным, кто проголосовал против присвоения своему ученику сразу звания доктора исторических наук, а первым, кто настаивал на этом, был Толстов.
Защита диссертации по индейцам майя стала научной и культурной сенсацией в Советском Союзе, очень быстро о дешифровке узнали и за рубежом. Казалось парадоксом: ни разу не побывав в Мексике, советский исследователь сделал то, чего не добились многие ученые разных стран, годами проводившие полевые исследования среди майя! Не выходя из кабинета, он дешифровал древнее письмо, основываясь на текстах трех сохранившихся рукописей, что позволило ему впоследствии придумать оборонительную фразу, похожую на известную сентенцию Эркюля Пуаро о «сером веществе»: «Я кабинетный ученый. Чтобы работать с текстами, нет необходимости лазать по пирамидам».
А в действительности ему очень хотелось оказаться в Мексике. Но это было невозможно – он продолжал оставаться «невыездным». Единственной его поездкой за рубеж стало участие в Международном конгрессе американистов в Копенгагене в 1956 году. По настоянию академика А.П. Окладникова Кнорозов был включен в состав советской делегации. С тех пор, вплоть до 1990 года, он уже никуда не выезжал, даже не подозревая о приходивших на его имя многочисленных приглашениях. Зарубежные ученые некоторое время недоумевали по поводу отказа коллеги от контактов, но, быстро разобравшись в прелестях советских нравов, потянулись в Ленинград. Среди первых были крупнейший лингвист Дэвид Келли и знаменитый археолог Майкл Ко. Крупнейшие майянисты – как, например, Татьяна Проскурякова – считали за честь присылать ему свои публикации.
С особой гордостью Юрий Валентинович любил рассказывать о том, как в разгар «холодной войны» американская школа признала фонетизм письма майя и предложенный им принцип дешифровки. Но он и не подозревал, какую бурю ненависти вызвал его успех у главы американской школы майянистики Эрика Томпсона. И «холодная война» тут была абсолютно ни при чем. Англичанин по происхождению, Эрик Томпсон, узнав о результатах работы молодого советского ученого, сразу же понял, «за кем осталась победа». Это не удивительно – он был и навсегда останется одним из крупнейших исследователей культуры и иероглифики майя. Но мысль о том, что кто-то, да еще из молодых, да еще из России, смог его обойти, была для него невыносимой. Тем более что он столько лет, имея столько возможностей, готовил к изданию свой каталог знаков, а когда тот был издан в 1956 году, то сразу же оказался морально устаревшим. 27 октября 1957 года в своем послании Майклу Ко, полном литературного изыска, злого сарказма и нетерпимости к научному инакомыслию, он писал:
«…Когда набежавших за время существования мира веков стало так много, то трудно представить, что именно вообразили в своей наивности эти старые доверчивые дети улицы…
И кто эти дети? Конечно, не дети Кристофера Фрайя, а ведьмы, летающие верхом на диких котах по полночному небу по приказу Юрия. Дэвид Келли, который гонялся за Кецалькоатлем, Шипе, Тонатиу и Шолотлем по атоллам Тихого океана, как я гонялся с сачком за бабочками… в Англии; бедная, сексуально изголодавшаяся Таня, ищущая в пророке из некогда святой Руси дрожки, которые довезли бы ее до чеховского блаженства. Кто еще? О да, г-н Далгетти, который первым собирался прочесть надписи Паленке, а затем перевести Хронику из Калкини, ныне заявляет, что благодаря Юрию может прочесть любое слово из Рукописей… Я спокойно наблюдаю за бегом Бурланда и Дэвида Келли вслед за Юрием, поскольку точно знаю, что с Юрием произойдет то же самое, что некогда произошло с другими малыми, такими как Сайрус Томас и Бенжи Ворф, также пытавшимися читать иероглифы…
…И потому у меня больше не повышается давление, как это было после прочтения последних откровений Юрия… Я спокойно воспринимаю все это, пока продолжается работа с моим каталогом иероглифов майя, который, я уверен, еще долго будет служить и для Юрия, и для многих других… Именно поэтому у меня не повышается давление, и я держусь в стороне от вашего Квадратного Стола…
Хорошо, Майк, ты доживешь до 2000 года. Вложи это послание к Введению в „Иероглифическое письмо майя“ и рассуди потом, был ли я прав…»
Илл. 35. Юрий Валентинович Кнорозов с любимой кошкой Асей. Фотоснимок сделан Галиной Дзенискевич, сотрудником Кунсткамеры (в те времена – ленинградского отделения Института этнографии АН СССР). Это единственная фотография, которая нравилась самому Кнорозову
Майкл Ко сохранил это письмо и в первый день 2000 года, перечитав его, заявил: «Томпсон был не прав. Прав оказался Кнорозов, и теперь мы все, занимающиеся майя, являемся кнорозовистами». Копию письма он разослал коллегам. Так возникла еще одна невероятная история из жизни великого дешифровщика Юрия Кнорозова.
Сам Кнорозов не был знаком с этим письмом, но оно ему, безусловно, понравилось бы – и не только тем, что весь пафос Томпсона свидетельствовал о понимании своего поражения и бессильном бешенстве из-за недосягаемости советского ученого – ему нельзя было запретить работать, как в свое время джентльмен Томпсон проделал это с бедным Бенжи Ворфом. Но образы и постоянные литературные аллегории были вполне в кнорозовском духе. Не говоря уже о почти булгаковском упоминании о котах с ведьмами в полночном небе. Кнорозов тоже называл сборища майянистов шабашами… А сравнение с Сатаной ему безусловно бы польстило.