Древняя история секса в мифах и легендах

Петров Владислав Валентинович

Иногда случались глупейшие казусы. Мужчины и женщины народа ами жили, не подозревая о существовании друг друга, и, когда однажды один мужчина попал к женщинам, они приняли его пенис за хвост, а самого его за свинью и посадили в клетку. И даже то, что скотница, которая ухаживала за мужчиной-свиньей, в конце концов от него родила, не изменило общего к нему отношения. Свинья — она и есть свинья! Хуже того, в свободное от сельскохозяйственных работ время женщины развлекались, дергая квазисвинью за «хвост», и только бегство спасло этого бедолагу от помутнения рассудка.

Удивились, увидев первого мужчину, и женщины народа атаял. Но в, отличие от самонадеянных женщин ами, они полюбопытствовали,

что же это такое болтается у него между ног, и мужчина удовлетворил их любопытство — сначала в теории, а потом и на практике. Однако из-за обилия партнерш он быстро утратил эрекцию, а тут, как на грех, припозднившаяся старуха-вождь! Как ни старался несчастный, ничего у него не вышло, и разгневанная предводительница женского племени отсекла ему пенис, посчитав, что такой неумеха недостоин владеть столь шикарной вещичкой.

Пастух из африканцев атуотов забрел к женщинам в поисках пропавшего теленка и долго смеялся, приметив, что у них гениталии находятся между ног. Дело в том, что у атуотов влагалища были обыкновенными принадлежностями и мужчин, но те носили их привязанными к рукам и отвязывали по мере сексуальной надобности. Посему потребности в женщинах атуоты не испытывали. Но пастух, видимо, имел склонность к экспериментам и вместо того, чтобы ограничиться лицезрением диковинки, решил опытным путем выяснить, чем женская вагина отличается от мужской, и... попался. Атуотки, которые до этого удовлетворялись изысканным, но, видимо, не очень эффективным способом — загоняя себе в причинное место морскую пену, — выстроились в очередь, и пастуху пришлось совокупляться до тех пор, пока демиург не забрал его бренную душу. Тут как раз подоспели искавшие его мужчины и тоже были взяты в оборот. В результате на суданских просторах, где живут атуоты, закипела семейная жизнь, а уютные мужские вагины были заброшены за ненадобностью...

Похожая история приключилась с мужчиной из африканского племени саката, который заблудился на охоте и, как кур в ощип, попал в селение женщин. Вождь племени, по словам рассказчика мифа и записывавшего за ним фольклориста, «взяла его себе», и он жил при ней в качестве дорогой игрушки, пока другие женщины тоже не захотели отведать мужской ласки. Поняв, что со всеми ему не совладать, этот саката сдал своих с потрохами, сообщив, что кроме него на земле есть и другие мужчины, и женщины устремились по указанному адресу...

Охотника тайваньского племени тароко на женщин вывели собаки. Бедняга никогда прежде не видел этих странных существ и не понимал, что ему грозит. А когда понял, было поздно: первая же овладела несчастным столь яростно, что у него отломился член. Аналогичный эксцесс отмечен и в мифе эскимосов, живущих на Баффиновой Земле, но у эскимосов дело удалось замять. У тароко же происшедшее послужило прологом к настоящей мужско-женской войне, в которой была перебита тьма народа с обеих сторон. С тех пор много воды утекло, мужчины и женщины тароко давно живут вместе, но последствия тех сражений продолжают ощущаться.

За тысячи километров от мифической Африки и мифического Тайваня, в мифической Южной Америке, другой охотник провалился в яму-ловушку местных амазонок, которые супружничали с ритуальными предметами, оружием и домашней утварью. Вождь воинственных женщин Гии-риномо, коль скоро такой случай представился, быстро от охотника забеременела и приказала ему обрюхатить остальных женщин, но как парень ни старался, ничего не получилось. К счастью, Гиириномо успела его полюбить, и вместе они бежали за реку, где породили индейцев карихона.

Еще один охотник, меланезиец ватут, был унесен водой и попал в место, где жили женщины, предпочитавшие в качестве половых партнеров собак. Некоторое

время он прятался и поддерживал свое существование ворованным тростником, но «одна женщина его подстерегла, взяла в мужья и родила ребенка». Затем родить от него пожелали другие женщины, и собаки получили полную отставку. Там же, в Меланезии, птицелов из племени байнинг попал на остров женщин, преследуя вырвавшегося из силков голубя. Он тоже пытался спрятаться — на дереве, но одна из женщин увидела его отражение в воде, отловила беднягу и тайком от всех привела к себе в дом. Стали они жить вместе крепкой полигамной семьей — он, эта женщина и ее младшая сестра, тогда как все прочие женщины на острове сожительствовали с черепахами. Но когда сестры родили чуть ли не одновременно, тайна раскрылась, и другие женщины тоже захотели ощутить, каков он, птицелов, в сравнении с панцирными пресмыкающимися. Один из вариантов мифа даже утверждает, что все мужья-черепахи, едва женщины увидели мужчину, были ими съедены. Пришлось птицелову соответствовать, но это не понравилось его первой жене — она взяла каменной топор и отрубила супругу мужское достоинство: так не доставайся же ты никому!

Но эти горе-охотники, несмотря издержки их подчиненного положения, все-таки пользовались относительной свободой. Меньше повезло первопредку папуасов меджпрат, который попал к женщинам, жившим в «подземном доме». Чтобы он не убежал, женщины пригвоздили ему руки-ноги к койке колючками и день за днем насиловали беднягу. И погиб бы первопредок лютой смертью, если бы не одна полюбившая его старуха. Первопредок сбежал с ее помощью в неизвестном направлении, а старуха родила мальчика и тут же еще раз родила, уже от этого мальчика. Два ее сына перебили жестоких насильниц, оставив в живых только двух — в качестве своих жен; от этих семейных пар и пошли медж-праты.

Еще хуже приходилось мужчинам народа санталы, которые, забредая в страну женщин, заключались тамошни-* ми жительницами в бамбуковые корзины и жили так беспредельную вечность. На бесконечную каторгу обрекались и попавшие в женский плен мужчины народа камар. Все светлое время суток они работали в поле, превращенные в волов и помеченные особым знаком на ягодицах, чтобы не смешались с настоящими волами и не сбежали, а ночью, уже в человеческом облике, их использовали для сексуальных утех, и никакие ссылки на головную боль не принимались.

Или вот еще один миф горных арапеш. Некий папуас по недомыслию засунул в котел свинью, которая принадлежала могущественному духу, и тот в наказание телепортировал его в страну неудовлетворенных папуасок. Мужьями этих женщин были летучие лисицы, которые лишь царапали им вагины, а от тех немногочисленных лисиц, которым все-таки удавалось доцарапаться до какой-то конкретики, папуаски рожали старух. Так что появление здорового, хотя и глупого мужика оказалось весьма кстати. В короткое время он оплодотворил всех местных женщин и тем навлек на себя гнев летучих лисиц: они подстерегли его, уволокли к себе и убили. Остался от бедняги лишь пенис, который лисицы демонстративно бросили на деревенской площади. А женщины этот пенис подобрали и торжественно погребли... У другой части народа арапеш — арапеш нижних, то есть живущих в прибрежных зонах, — тоже есть миф о раздельном проживании мужчин и женщин, и он, кстати, указывает путь, как наставить рога охранителям женского селения, не подвергая себя смертельному риску. Мужчины, нижние арапеш, посылали пенисы в женское селение как бы в командировку, а сами оставались на месте и вели обычную жизнь; пенисы же, как кроты, рыли ходы под землей и, не замеченные никем, добирались до вожделенных вагин. Но свойства такого рода были присущи пенисам, увы, немногих народов...