Древняя Русь и Великая степь
Шрифт:
Вот на этом фоне благодаря «силе вещей» вожди сектантов, Фатимиды, переродились в обычных султанов заурядного государства, любивших весело пожить за счет казны. Они искренне полагали, что безопасность и комфорт им обеспечат рабы и купцы-посредники. В то время некоторые христианские государи были готовы продавать своих подданных за хорошую цену. Разыскать таковых предстояло еврейским работорговцам, свободно передвигавшимся по всему Средиземноморью, поскольку они не участвовали в войнах.
Само собой разумеется, что возвращения к «золотому веку» работорговли, т. е. к IX—X вв., хотели те, кто был уверен, что его-то самого не продадут. Это были жители городов укрепленных и торговых. В XI в. таких городов на территории Восточной Европы было два: Киев и Херсонес (Корсунь). Все прочие можно было взять средствами того времени, а эти были практически неодолимы. Поэтому и там и там возникали колонии евреев, посредничавших в работорговле, но положение их было
В Херсонесе жили восточные евреи, которых не затронул разгром Хазарского каганата. В православной Византии они имели ряд ограничений в торговле, в частности им запрещалось продавать в рабство христиан. Но в смутное время переворотов и мятежей Херсонес был на время предоставлен сам себе, и там стал правителем еврей, принявший крещение для карьеры. [590] Не порывая связи с общиной, этот правитель разрешил своим соплеменникам торговлю русскими пленниками, которых могли им дешево продать половцы. Но для этого была необходима война.
590
См.: Киево-Печерский патерик / Под ред. Д.И. Абрамовича. Киев, 1931. С. 106—107.
Война началась в мае 1093 г., и поток русских, скованных, босых и бледных, хлынул на корсунский невольничий рынок. Там их задешево покупали евреи для перепродажи и, судя по данным источника, [591] обращались с ними хуже, чем половцы. Подобно тому как в древности евреи покупали рабов — эллинов и христиан, чтобы убить, так и тут они иногда морили пленников голодом и жаждой, а один изувер распял на кресте монаха Киево-Печерской лавры Евстратия Постника, захваченного половцами в 1096 г. Но этот акт вызвал резонанс, дошедший до Константинополя. Алексей Комнин был человек решительный и приказал провести расследование, в результате которого выяснилась преступная деятельность эпарха (правителя) и всей общины. Базилевс Алексей приказал эпарха «зле убита» и провел репрессии против крымских евреев, а убийцу мученика Евстратия повесили «на древе», уподобив его Иуде.
591
См. там же. С. 107.
Преследованиям подверглись не все крымские евреи, а только те, которые были связаны с работорговлей. Прочие изъявили желание креститься, после чего их оставили в покое. Искренность их решения более чем сомнительна, но работорговля в Корсуне была прекращена, и не случайно, что после 1097 г. русско-половецкая война приняла иной характер: смысл и цели ее были уже иные. Для того чтобы разобраться в эволюции русско-половецких столкновений за истекший период, необходимо обратиться к рассмотрению некоторых явлений древнерусской истории.
86. Возвращение Олега Святославича
В огромном и богатом Киеве положение было острым. Причина — интенсивный процесс этногенеза, т. е. смена стереотипа поведения в поколениях. Летописец отмечает, что старый и больной князь Всеволод «стал… любить разум молодых… они же начали настраивать его, чтобы он пренебрегал дружиной своей старой». [592] Тут налицо обычный конфликт «отцов и детей», сглаживаемый при спокойных фазах этногенеза, но крайне болезненный в переломные периоды. В таких ситуациях «старое» отбрасывается не потому, что оно «плохое», а потому, что молодое поколение жаждет самоутверждения и не гнушается ради этого никакими средствами. Иногда эта деятельность бывает полезной для всей этносистемы, а иногда наоборот. Однако современники событий руководствуются не далекими прогнозами, а своими насущными симпатиями и вожделениями. В данном случае молодые, пользуясь немощью старого князя, «начали… грабить и продавать людей», [593] т. е. перечеркнули век героической борьбы своих предков за свободу и покой славянского населения Поднепровья.
592
ПВЛ. Ч. I. C. 343.
593
Там же.
На эту молодежь оперся князь Святополк Изяславич (в крещении — Михаил Дмитриевич), и свои интересы он не отделял от ее интересов. Сразу по вступлении на престол он арестовал половецких послов, пришедших к нему для подтверждения условий мира. Войну, им же развязанную, он провел крайне бездарно вследствие невероятного пристрастия к советам «молодых» и пренебрежения опытными боярами. Он сумел даже поссориться с Печерским монастырем, традиционно поддерживавшим антигреческую линию, потому что отнял у монахов соль, которой они снабжали киевлян.
Такая эгоистичная и беспринципная позиция великого князя и бессмысленная, неудачная война с половцами в 1093—1094 гг., несомненно, повели к возникновению недовольства на Руси, что и дало повод Олегу Святославичу решить, что его час настал. Старая вражда черниговцев и киевлян, политика Святополка II и надежда на обаяние русского патриотизма толкнули его на поступок, последствия которого были необратимы.
В 1094 г. Олег покинул Тьмутаракань навсегда. Он увел с собой всех сторонников — русских, местных и половецких, а княжество оставил своему благодетелю Алексею Комнину, который и присоединил Тьмутаракань к Византии. Поскольку в тылу у Олега не было тайных врагов, поход его был удачен. Мономах, осажденный в цитадели Чернигова, отбивался восемь дней, но против него стояли, кроме дружины Олега и половцев, сами черниговцы. Это видно из того, что у Владимира было всего около 100 человек, включая женщин и детей. Олег великодушно выпустил из западни, какой стал черниговский острог, своего бывшего друга, а тот признал за ним право княжить в Чернигове.
Чернигов считался вторым городом «империи Рюриковичей». Согласно лествичной системе, черниговский князь имел право по смерти старшего брата взойти на золотой стол киевский. Олег «сам хотя на великое княжение… занеже Святослав большей брат Всеволоду», [594] но его легитимная позиция была слаба, так как у него был старший брат Давыд, сидевший в Смоленске под покровительством великого князя Святополка II и бывший его верным сподручником. Давыд, а потом его дети были постоянными противниками Олега и его потомков. А это открывало дорогу к престолу Владимиру Всеволодичу Мономаху, врагу половцев, недругу западников и вождю грекофилов. Объединенные силы Святополка и Владимира Мономаха превосходили силы Олега, но за последним стояла Половецкая степь, парализовавшая возможный контрудар из Киева. Поэтому Святополк и Владимир, стремясь изолировать Олега, развязали войну с половцами, отнюдь не нужную их подданным, даже боярам.
594
ПСРЛ. Т. IX. С. 153.
87. Апология Олега Святославича
История часто бывает несправедлива, особенно когда ее трактуют поэты. Автор «Слова о полку Игореве» руководствовался отнюдь не поиском истины, когда обозвал князя Олега Гориславичем за то, что он использовал союз с половцами для возвращения родного Чернигова.
Так-то оно так, но что сказать о Владимире Мономахе, который первым нанял половцев и разорил с их помощью Минск, да так, что там не осталось ни одной живой души? А затем он сам отмечает, что заключил с половцами «19 миров» и использовал половецких наемников в войне против Олега. Да и другие князья не брезговали половецкой помощью, так что дело было не в «крамоле», которую якобы Олег «ковал мечом», [595] а в чем-то другом. Это «другое» мы и попробуем найти, используя только факты.
595
«Тъй бо Олег мечем крамолу коваше и стрелы по земле сеяше…» и «Тогда, при Олзе Гориславичи, сеяшется и растяшеть усобицами, погибашеть жизнь Даждьбожа внука» (Слово о полку Игореве. М.; Л., 1950. С. 15—16).
В начале 90-х годов XI в. в Константинополь пришел с востока бедный, одетый в овчину странник и объявил себя Львом, сыном императора Романа Диогена, ослепленного и умершего в 1072 г. Алексей Комнин сослал его в Херсонес. Псевдо-Лев сбежал, женился на дочери Владимира Мономаха Марице [596] и увлек половецких князей Итларя и Кытана в поход на Византию для возвращения ему престола. В 1095 г. около Адрианополя сей Лев попал в плен к правительственным войскам, был ослеплен и кончил жизнь в темнице, а Итларь и Кытан пришли к Владимиру, тестю их друга, «на мир». Половцы настолько верили в святость гостеприимства, что Итларь с лучшей дружиной вошел в Переяславль и ночевал у боярина Ратибора, бывшего тьмутараканского наместника, на сеновале (Кытан же остановился за городом, получив в заложники сына князя Владимира и клятву о безопасности и мире [597] ). Вспомним, что половцы еще недавно вышли из Сибири, народам которой было неведомо вероломство и гостеубийство.
596
Или Марии (см.: ПВЛ. Ч. II. С. 388, 421).
597
См. там же. Ч. I. С. 148.