Древняя русская история до монгольского ига. Том 1

Погодин Михаил Петрович

Одним словом — наш народ был посажен на легкий оброк, а западный осужден на тяжелую барщину. Оброк и барщина, сами по себе, составляют еще и теперь важное различие для поселянина, уже смиренного, ручного; а что сказать о тяжелом оброке и легкой барщине в первое время гражданских обществ, близкое к природе и естественной свободе?

Города. Города на Западе, с остатками римской образованности и гражданственности, стали пребыванием людей особого звания, занятых промышленностью, а наши города были те же села с одинаковыми жителями и занятиями, и названы городами потому только, что князья избрали их местами пребывания

для себя или для своих мужей и воинов, и огородили, по этой причине они не могли стать особенным элементом государства. Промышленность городская, ограниченная удовлетворением первых потребностей этого рода, оставалась, как прежде, занятием поселян.

Сословия. Победители и побежденные, покорители и покоренные, дали происхождение двум классам на Западе, дворянству и рабам, — а у нас не было ни победы, ни покорения, и не началось никакого различия в правах между пришельцами и туземцами, гостями и хозяевами, не началось ни дворянства, ни рабства, в европейском смысле.

Не от кого было откупаться, некуда было скрываться, и не произошло убежищных городов, не зародилось и третьего, то есть среднего сословия.

Все жители различались только по своим занятиям, равно доступным для всякого, а в политическом, гражданском отношении, были равны между собой и перед князем.

Надеюсь, читатели видят теперь ясно происхождение, последовательность, связь начальных государственных явлений на нашем Востоке, и противоположность их от первого момента с историей Запада.

Эта противоположность усилилась и утвердилась в течение последующих двухсот лет, которые служат у нас продолжением первого момента и составляют с ним нераздельное целое, заключают одно происшествие, начало государства, чего опять не представляет Запад.

Хлодвиг, Вильгельм Завоеватель, Албоин и прочие, покорили Галлию, Англию, Ломбардию, одним разом, с твердым намерением поселиться, и тотчас основали государства, окружность которых ими уже была очерчена. Такое действие требовало больших усилий, особенного напряжения, а сохранение приобретенного в своем владении — еще более, чем и определились, как мы видели, все их гражданские отношения, определилась вся западная история. Там государства родились в одночасье, а наше рождалось двести лет.

Рассмотрим теперь влияние этой долговременности на первоначальные отношения, нами выше объясненные.

Первые князья владели у нас по одному городу, в котором жили, или, лучше сказать, остановились постоем, ибо не имели мысли о постоянном пребывании; они не боялись потерять ничего, тем более что ничем не дорожили, следовательно — как сначала им не нужны были помощники для водворения, так, естественно, и теперь были не нужны для того, чтоб сохранять владения.

Пользуясь благоприятными обстоятельствами, они начинают ходить в походы со своей дружиной по разным сторонам и распространять пределы своей дани, все еще не думая о прочном владении. Если у них недоставало собственных средств, они нанимали себе войско у единоплеменников. Чаще всего целью их были богатые соседи, особенно Греция, вознаграждавшая сторицею их труды.

Таким образом, князья постепенно богатели, распространяли свои владения, усиливались и еще более утверждали первоначальную самобытность — к тому времени, когда дух движения успокоился, все пути преградились, и привычка к давнишнему месту

жительства взяла свою силу. Это было уже при Владимире и Ярославе, которые окончили очертание окружности, положили по последнему камню основания, почти через двести лет после первого прибытия варягов.

Вот как первоначальное отличие русского князя от западного короля утвердилось окончательно.

Точно такое же действие долговременным основанием государства произведено и на бояр сравнительно с Западом: первые поколения их не имели большого значения, а последние, Владимировы, Ярославовы, почти никакого. Спутники Рюрика и Олега, как товарищи, могли еще, может быть, предъявлять какое-нибудь право, но роды их пресеклись едва ли не в продолжение несчастных походов Святослава, и Владимир привел себе новых мужей, нанятых им на Севере для войны с Ярополком; закончив войну, одних, по выбору, он оставил у себя, для службы, а других выпроводил в Грецию. Ярослав поступал таким же образом.

Наши мужи по городам получали от князя воинов, которые помогали им исправлять их должность, между тем как феодалы западные, получив землю, обязаны были ставить королю воинов, которые и составляли единственное его войско. Таким образом, наши бояре по необходимости были подчинены князю, и боярство в западном смысле решительно отстранилось.

Самая дружина, вследствие беспрерывных многолетних войн, несколько раз переводилась и возобновлялась сполна, и, следовательно, не могла пустить глубоких корней, усилиться на счет князя, а находилась в совершенной от него зависимости.

Племена славянские облагались одно за другим данью, на том же основании, как первые, — оставаясь свободными, владея по-прежнему землей и не питая никакой ненависти к пришельцам.

Пределы государства распространились, следовательно, исподволь, без усилий со стороны князя, без непосредственного участия бояр, без отягощения народа.

Число городов увеличивалось, только как жилищ для княжеских наместников и сборщиков дани.

Тьери, желая итогом изобразить состояние Франции в эпоху основания государства, приводит места из законов салических:

«Если свободный человек убьет франка, или варвара, или человека, живущего под законом салическим, то повинен заплатить пеню в двести су. Если римлянин владелец, то есть имеющий поземельную собственность в области, где живет, будет убит, то уличенный в убийстве должен заплатить сто су.

Кто убьет франка или варвара на службе короля (trustе), тот должен заплатить шестьсот су. Если римлянин, гость короля, был убит, то пеня в триста су.

Если кто, собравши войско, нападает на человека свободного (франка или варвара) в его доме и убьет, то будет осужден на шестьсот су. Но если простолюдин или римлянин будет убит такой толпой, то будет выплачен только половиной этой пени.

Если римлянин наложит узы на франка, без законной причины, то повинен заплатить тридцать су. Но если франк свяжет римлянина без причины, то повинен платить пятнадцать су.

Если римлянин ограбит франка, то повинен заплатить семьдесят два су. Если франк ограбит римлянина, то повинен заплатить тридцать су» и проч.

«Вот, говорит Тьери, каким образом закон салический отвечает на вопрос, столь часто подвергаемый обсуждениям, о первоначальном различии гражданском между франками и галлами».