Древо скрелингов

Муркок Майкл Джон

Услышав звук рога, Гейнор прекратил яростно рубить корни и посмотрел вверх. Золотисто-зеленый свет умирающего дерева отразился в его зеркальном шлеме.

Рог и флейта запели в унисон. Повинуясь их мелодии, огромное круглое ложе медленно взмыло в воздух. Белая шкура соскользнула с него, и я увидел свою жену. Казалось, Оуна мертва. Она лежала на боевом щите какатанава. Он вдвое превышал размерами тот щит, который Эльрик уложил между плечами фурна. Увидев его, Гейнор издал отчаянный вопль и оглянулся, ища своих людей. Но рядом был только Клостерхейм.

Гейнор кивнул ему. Бывший священник нехотя

двинулся ему навстречу, выкрикивая что-то монотонным речетативом, а воины какатанава тем временем пытались сжать кольцо вокруг взбешенного властителя ветров.

Оуна поднималась все выше, увлекаемая мелодией Айанаватты и Эльрика. Я заметил, что она лежит в позе рыцарских надгробных изваяний – ее ноги были скрещены в лодыжках, вдоль тела был уложен длинный меч, а на груди стояла чаша, из которой струился тонкий дымок.

Белый Ворон соскользнул с шеи Бес и побежал к фурну. Забросив свое копье ему на спину, он начал взбираться по шевелящимся чешуям.

Летучая платформа Оуны, поддерживаемая в воздухе звуками флейты и рога, высоко взмыла над спиной дракона и начала опускаться, как только Эльрик и Белый Ворон запели в один голос. Их заклинание направляло полет Оуны, неся огромный круглый щит, третью часть пропавшей скефла'а к ране на шее фурна, мерцавшей голубым светом. Щит завершил восстановление мембраны, без которой фурны не могут летать среди миров и которая великим множеством загадочных способов поддерживает их силы.

Они собрали воедино похищенную скефла'а и вернули ее умирающему дракону! Быть может, именно она удерживала мою жену между жизнью и смертью?

Огромный диск лег на спину фурна. В тот самый миг, когда я оказался рядом с Эльриком, он осторожно поднял Оуну на руки. В его объятиях она казалась необычайно умиротворенной. Но не было ли это умиротворением смерти?

Я прикоснулся к ней. Тело Оуны было теплым. Чуть заметно дымящаяся чаша, одно из величайших сокровищ какатанава, их Грааль, стояла на ее груди, мягко опускаясь и поднимаясь в такт ее медленному ровному дыханию. Каким-то непостижимым образом я понял, что эта чаша поддерживает ее жизнь.

Лицо Эльрика пряталось в тени. Он переместился так, чтобы его тело прижималось к моему. С другой стороны ко мне придвинулся Белый Ворон. Вдвоем они крепко стискивали меня. Я подчинился. Этого требовал клинок. Теперь мы держали в руках все три меча. Они соприкасались. Все три начали бормотать и петь, языки их черного пламени слились, руны перебегали с одного на другой. Клинки совещались.

Оуна открыла глаза, спокойно посмотрела на нас и улыбнулась. Она села, и серебристая паутина скефла'а соскользнула, влившись в мембрану на шее фурна. Оуна взяла красную чашу и осторожно подула в нее. Белый дым взметнулся вверх и окутал нас. Я вдохнул его. У дыма был приятный тонкий аромат. Белый Ворон, Эльрик и я дышали в такт, и с каждым вдохом все теснее прижимались друг к другу. Мечи сливались и наконец превратились в один массивный клинок. Я увеличивался в размерах, набирал силу, обретал мудрость и накапливал психическую энергию. Я понял, что клинки, как и мы сами, объединяются, возвращаясь в свое изначальное состояние. Три в одном.

– Пора!- сказал Сепирис. Он превратился в такого же великана, как существо, частью которого я стал.- Теперь вы должны подниматься.

Вы должны вернуть Древу силы и восстановить Равновесие.

Внизу бешено извивался лорд Шоашуан. Какатанава больше не могли его удерживать. Я услышал голос Лобковица:

– Вперед! Мы сделаем все, что можем! Но если вы не тронетесь с места, наши усилия пропадут зазря. Гейнор победит!

Я вновь стал Эльриком Мелнибонэйским, но не ощущал в себе никаких черт личности Белого Ворона. У меня возникло знакомое чувство слияния с Эльриком, и только с ним. Но сейчас я был еще сильнее, чем прежде. Меч приобрел чудовищные размеры и стал невероятно красив.

Ни один из предметов, которыми мне доводилось действовать в бою, не мог сравниться с ним отделкой и изяществом украшений. Его голос стал мелодичным, но холодным, как сама Справедливость, а черный металл буквально лучился жизненной энергией. Я не сомневался, что держу в руках первый меч, из которого произошли все остальные. Я посмотрел на осыпавшуюся кору, которая превратилась в гниющее месиво и пятнами покрывала землю у подножья Древа. Гейнор потрудился на славу.

Я вытянул руку к дубу, а меч довершил остальное, перенеся меня к его стволу. Приближаясь к нему, я становился все больше, и наконец дерево обрело привычные для меня пропорции, хотя и оставалось огромным.

Я вложил меч в ножны и начал взбираться по стволу. Я понимал, зачем поднимаюсь вверх и знал, что мне следует делать. Душа и кровь Эльрика обменивались информацией с моими. Лобковиц объяснялся со мной намеками, но Эльрику рассказывал все, что ему следовало знать. С тех пор, когда они впервые встретили Белую женщину-бизона и увидели город Какатанава, Эльрик обратил свои колдовские способности против Гейнора, притворяясь, что служит ему. Теперь и я узнал, кто такой Белый Ворон.

На моем поясе висел рог Эльрика; я двигался с ловкостью Белого Ворона.

Кора сверхъестественного дерева была очень толстой и слоистой, она изобиловала выступами и глубокими впадинами, которые помогали мне при подъеме.

Снизу послышался звук, и я опустил глаза. Вдалеке от меня воиныкакатанава отступали под натиском Владыки ветров. Лорд Шоашуан вынудил их разомкнуть кольцо и вот-вот должен был вырваться из окружения. Каким-то шестым чувством я понимал, что если фурн не успеет восстановить свое могущество, он погибнет. Оуна делала для огромного чудовища все, что могла, но если Шоашуан в ближайшее время вырвется на свободу, фурну не хватит сил уничтожить его.

Мне показалось, будто бы я заметил краешком глаза Лобковица, Сепириса и Айанаватту, но сейчас я не мог смотреть на них и должен был полностью сосредоточиться на подъеме по стволу гигантского дерева, выступы и впадины которого непрестанно меняли форму и перемещались.

Смерч ревел и завывал. Все части дерева от корней до вершины начали содрогаться. Я был вынужден удвоить усилия, цепляясь за его причудливую кору. Порой она крошилась в моих пальцах. Я боялся ослабеть и упасть.

Я поднимался сантиметр за сантиметром. Воздух становился разреженным и холодным, завывание Шоашуана – все более пронзительным. Потом что-то схватило меня. Казалось, рука огромного скелета обвилась вокруг моего пояса. В мои легкие хлынул холод, и понял, что Шоашуану удалось освободиться.